IV

IV

Идея создания международного рынка для «Токио цусин когё» с самого начала занимала нас, и мне с Ибукой неизбежно надо было отправиться в дорогу. В 1952 году торговля магнитофонами шла прекрасно, и Ибука решил съездить в США, чтобы посмотреть, как используются магнитофоны, и побольше узнать о производстве самой ленты. Он практически не говорил по-английски, но все же ему удалось поездить по стране и многое увидеть. Поездка его разочаровала, потому что, хотя он нашел несколько лингафонных кабинетов, использующих магнитофоны, он видел, что мы используем их в наших школах шире, чем американцы в США. Ибука был разочарован также тем, что ни один из производителей магнитной ленты не пустил гостей на свои заводы. Но эта поездка оказалась для нас очень выгодной. В 1948 году мы оба читали о работе Уильяма Шокли и других сотрудников «Белл лэборэтриз» в бюллетене «Белл лэборэтри рекорд» и с тех пор проявляли большой интерес к их открытиям. В тот год в американской и прочей печати стали появляться небольшие статьи об изобретении «Белл лэборэтриз» под названием «транзистор», и во время своей поездки Ибука прежде всего узнал, что вскоре можно будет приобрести лицензию на эту замечательную техническую новинку. Он начал строить планы.

Этот твердотельный прибор был совершенно новым для нас, и, для того чтобы узнать что-то о нем, а также решить, что мы можем с ним делать, одного-двух инженеров-электронщиков было мало. Во время одной из бессонных ночей в шумном номере в старом нью-йоркском отеле «Тафт» близ площади Таймс-сквер Ибука подумал о том, что в нашей компании теперь работали около ста двадцати человек, примерно треть из них инженеры с высшим образованием — специалисты по электронике, металлургии, химии, механике, — и разработка транзисторов для наших целей потребовала бы всего их мастерства. Он тогда еще не знал, что мы станем делать с транзисторами, когда наладим технологию их производства, но его вдохновлял технический прогресс, который привел к рождению этого транзистора. На следующий день Ибука попытался получить интервью у руководителя патентной службы компании «Уэстерн электрик», так как «Уэстерн электрик» была держателем патентов «Белл лэборэтриз», правда, ему ответили, что этот человек слишком занят, чтобы встретиться с ним, поэтому он попросил одного из своих друзей, Сидо Ямаду, который жил в Нью-Йорке и работал в одной японской торговой компании, навести некоторые справки. После того Ибука возвратился на родину.

Я должен подчеркнуть, что транзистор, который производился в те годы, не был товаром, на который мы могли купить лицензию и производить или использовать его в готовом виде. Этот чудесный прибор был важным шагом вперед в электронной технологии, но он мог только регулировать звуковые частоты. Было даже так, что когда я годом позже подписал наконец соглашение о патенте, представители «Уэстерн электрик» говорили мне, что если мы хотим использовать транзисторы в потребительских товарах, то их можно устанавливать только на слуховые аппараты. В те дни транзисторов для радиоприемников еще не существовало. Рынок слуховых аппаратов, который был весьма ограничен, нас, конечно, не интересовал. Мы хотели производить товары, которые могли бы использовать все, и у нас были планы посадить наших ученых и технических специалистов за разработку собственных высокочастотных транзисторов для радиоприемников.

Мы начали думать о том, какие радиоприемники мы могли бы производить с тразисторами. В то время в области радио начала формироваться новая международная тенденция. В моду вскоре вошел новый оборот: «высокая точность звуковоспроизведения». Люди стали придавать большое значение чистоте звука, точному звуковоспроизведению или, во всяком случае, воспроизведению звуков, интересному с акустической точки зрения. Некоторые из первых фанатиков звукозаписи стали покупать ленты с записью шипения и гудков паровозов, рева взлетающих самолетов, цоканья копыт лошадей, звуков полицейских машин, выстрелов из старых ружей и всевозможных других звуковых эффектов, демонстрировавших возможности новых систем. Акустические системы увеличивались, звук становился громче, а в язык входили новые слова: «громкоговоритель для воспроизведения нижних и верхних звуковых частот», «искажения», «обратная связь». Считалось, что усилители, в которых используется множество радиоламп, дают самый чистый звук. Мы решили создать транзистор, который заменил бы громоздкие, сильно нагревающиеся и ненадежные радиолампы. Это позволило бы нам не только осуществить миниатюризацию электронных приборов, но и уменьшить потребление энергии. Мы считали, что, если нам удастся изобрести транзистор, который мог бы генерировать достаточно высокую частоту, мы сумели бы создать крохотный радиоприемник, работающий на батарейках. Мы надеялись добиться точного воспроизведения звука при минимальном использовании энергии.

Миниатюризация и компактность всегда импонировали японцам. Наши коробки можно вставлять друг в друга, у нас складные веера, наши картины сворачиваются в аккуратные свитки; ширмы с художественным изображением целого города можно аккуратно сложить и спрятать или же расставить для нашего удовольствия, развлечения и воспитания, а то и просто для того, чтобы перегородить комнату. И мы поставили своей целью создать радиоприемник, достаточно маленький для того, чтобы поместиться в кармане. Не просто портативный, а «карманный». Компания РКП еще перед войной начала производить портативные радиоприемники средних размеров, работавшие на маленьких радиолампах, но половину пространства в них занимала дорогостоящая батарейка, работавшая лишь около четырех часов. Транзисторы могли бы решить проблему энергообеспечения и уменьшения габаритов.

Мы все горели желанием начать работу над транзистором, и когда пришло известие о том, что можно купить патент на эту технологию, я в 1953 году отправился в Нью-Йорк, чтобы завершить эту сделку. Я также хотел посмотреть мир и выяснить, какое место могла бы занять наша новая компания. Поэтому после завершения дел в Нью-Йорке я планировал посетить Европу. Я был очень взволнован, когда поднимался на борт «Стратокрузера» в токийском аэропорту Ханэда с маленьким чемоданчиком в руке и с сумкой через плечо.

Теперь я должен признать, что вначале меня подавили сами масштабы США. Все было таким огромным, расстояния были так велики, открытые пространства столь обширны, а регионы страны так сильно отличались друг от друга. Мне казалось невозможным продавать здесь наши товары. Эта страна просто угнетала меня. Экономика США процветала, и казалось, что в этой стране есть все.

Когда я послал Ибуке по почте соглашение о патенте, заключенное с «Уэстерн электрик», я почувствовал уверенность в своих силах. Но в то время в Японии существовал очень строгий валютный контроль, и чтобы перевести из нашей страны первоначальную плату за патент на транзистор в размере 25 тысяч долларов, нам надо было получить одобрение министерства внешней торговли и промышленности. Транзистор был новым делом, а иностранной валюты в Японии, которая тогда только начинала ускорять темпы послевоенного восстановления, было так мало, что чиновники из министерства не могли понять, зачем нужно это устройство, и не спешили давать разрешение. Кроме того, министерство внешней торговли и промышленности полагало, что такой маленькой компании, как «Тоцуко» (как нас называли), не по плечу столь большое дело, как освоение новейшей техники. И действительно, вначале они были непреклонны в своем отказе. Ибука красноречиво рассказывал о возможностях применения этого малоизвестного изобретения, но, чтобы убедить бюрократов, ему потребовалось шесть месяцев. Министерство внешней торговли и промышленности не было таким уж щедрым благодетелем японской электронной промышленности, как, по-видимому, полагают некоторые критики.

Пока министерство рассматривало нашу просьбу, я путешествовал. Я вылетел в Европу, где побывал во многих компаниях и на заводах и приобрел несколько большую уверенность в отношении будущего нашей компании и Японии. Я посетил «Фольксваген», «Мерседес» и «Сименс», а также много мелких компаний, некоторые из них в последующие годы исчезли. И конечно, в области электроники мне хотелось посетить концерн «Филипс» в Голландии, электронную компанию, известную во всем мире. Именно посещение компании «Филипс» дало мне смелость и новую интуицию.

Когда я уезжал из Германии, я был немного расстроен. Несмотря на разорение, которое война принесла и Германии, положение в стране быстро улучшалось, и на этом фоне послевоенный прогресс Японии казался медленным. Однажды я заказал в дюссельдорфском ресторане на Кёнигштрассе мороженое, и официант принес мне порцию с воткнутым в нее в качестве украшения миниатюрным бумажным зонтиком. «Это из вашей страны», — сказал он, улыбаясь и, по-видимому, желая сделать мне комплимент. Я подумал, что это все, что он знает о Японии и ее возможностях, и, вероятно, это было типично. Какой же большой путь нам предстояло пройти!

Я сел на поезд Дюссельдорф-Эйндховен, и когда пересек границу между ФРГ и Нидерландами, картина резко изменилась. Несмотря на то что после войны прошло так мало времени, Германия становилась высокомеханизированной страной: «Фольксваген» уже выпускал 700 автомобилей в день, и все, казалось, очень быстро проводили реконструкцию и производили товары и новые продукты. В Нидерландах многие люди ездили на велосипедах. Это была чисто сельскохозяйственная страна, к тому же маленькая. Повсюду можно было видеть старые мельницы, точь-в-точь как на старых голландских картинах. Все выглядело так необычно. Когда я, наконец, прибыл в Эйндховен, я был удивлен, увидев, как велика компания «Филипс», хотя я знал, что она достигла очень больших успехов, продавая свои электротовары в Юго-Восточной Азии и во всем мире. Не знаю, что я думал увидеть, но для меня оказалось неожиданностью, что громадная фирма моей мечты «Филипс» находилась в небольшом городке в одном из уголков маленькой сельскохозяйственной страны.

Я смотрел на статую доктора Филипса, стоявшую перед вокзалом, и вспоминал нашу деревню Косугая и похожую бронзовую статую моего прапрадеда, которая там когда-то стояла. Я бродил по городу, размышляя о докторе Филипсе, и, когда я побывал на заводе, мое воображение еще больше поразила мысль о том, что человек, родившийся в таком маленьком захолустном городке в сельскохозяйственной стране, мог создать такую большую компанию, производящую новейшую технику и пользующуюся прекрасной репутацией во всем мире. Быть может, думал я, мы в Японии добьемся таких же результатов. Это была только мечта, но я помню, что отправил Ибуке из Голландии письмо, в котором говорилось: «Если „Филипс“ может это делать, наверное, это сумеем делать и мы». В то время я очень плохо говорил по-английски и посещал эти заводы просто как турист. Это не был визит важного лица, и я не встретился ни с одним из управляющих. Я представлял тогда неизвестную фирму, но в последующие четыре десятилетия «Сони» и «Филипс», две компании из маленьких и, казалось бы, изолированных мест, сотрудничали в разработке проектно-конструкторских стандартов и совместной работе, что привело ко многим техническим достижениям от стандартной компакт-кассеты до новейшего эпохального достижения в области воспроизведения звука в домашних условиях — компакт-диска (диск для цифровой звукозаписи), в которых мы соединили наши возможности в исследованиях в области импульсно-кодо-вой модуляции с прекрасной лазерной техникой компании «Филипс». На научно-исследовательской и опытно-конструкторской стадии у нас есть еще и другие совместные работы.

Вскоре после моего возвращения из Европы в нашей научно-исследовательской лаборатории на базе техники и технологии «Уэстерн электрик», на которую мы купили патент, начались тяжелые работы по созданию транзистора нового типа. Нам надо было поднять мощность транзистора, иначе его нельзя было бы использовать для радиоприемников. Это была очень сложная работа, и наши проектировщики прошли долгий период мучительных проб и ошибок, используя новые или хотя бы другие материалы, чтобы получить необходимую нам повышенную частоту. Им пришлось перестроить и фактически изобрести транзистор заново.

В первом транзисторе «Белл лэборэтриз» использовалась пластинка из германия, которая с обеих сторон была сплавлена с индием. Германий служил полупроводником отрицательного типа (О), а индий — положительного типа (П). Но мы рассудили, что, поскольку отрицательно заряженные электроны двигаются быстрее, чем положительные частицы, мы сможем получить более высокую частоту, меняя полярность. То есть распределение зарядов по типу П-О-П мы пытались заменить распределением по типу О-П-О. У нас, по-видимому, не было для этого необходимых материалов. Так, например, индий имел слишком низкую точку плавления для наших целей, поэтому мы отказались от старых материалов и начали эксперименты, используя галлий и сурьму, но это тоже не дало хороших результатов. Одно время всем казалось, что мы попали в тупик, и мы подумали об использовании фосфора вместо сурьмы, но во время одной из наших многочисленных «мозговых атак» кто-то сказал, что «Белл лэборэтриз» уже пробовала такой вариант, но у нее ничего не вышло.

Руководитель нашей научно-исследовательской лаборатории Макото Кикути, ведущий специалист в области полупроводников, вспоминает, что в те дни уровень научных исследований и инженерного искусства США был настолько высок, что «голос „Белл лэборэтриз“ казался гласом божьим». Тем не менее, один из проектировщиков продолжал опыты с методом фосфорного покрытия, все больше увеличивая дозу фосфора в этом процессе, и, наконец, ему показалось, что уже есть результаты. На одном из совещаний он в осторожной форме сообщил о своих открытиях. Никто больше не смог сообщить о каких-либо успехах, а руководитель группы по разработке транзисторов, мой покойный шурин Кадзуо Ивама, который позднее стал президентом нашей компании, сам был ученым и знал характер ученых. Он сказал этому исследователю: «Что же, если вам кажется, что у вас получаются интересные результаты, почему бы вам не продолжить работу и не посмотреть, что из этого выйдет?» Фосфорный метод в конечном счете оказался эффективным, и на его основе мы достигли своей цели, создав высокочастотный транзистор.

Годом позже мы удивили сотрудников «Белл лэборэтриз», которые изобрели транзистор, сообщением о том, как мы производим транзисторы, используя метод фосфорного покрытия, который они тоже испытывали, но, очевидно, преждевременно отвергли. И в ходе проводившихся исследований в области транзисторов, особенно когда мы стали широко использовать фосфор, наш ученый-физик Лео Эсаки и наши сотрудники открыли и описали туннельный эффект в диодах — волновое прохождение элементарных частиц через, казалось бы, непроницаемый барьер. За эту работу Эсаки получил 1973 году Нобелевскую премию.

Теперь, когда у нас был транзистор, следующей задачей стало приобретение и изготовление миниатюрных деталей для наших небольших радиоприемников. Нам пришлось самим сконструировать заново все или почти все. Ибуке каким-то образом удалось найти в Токио небольшую компанию, которая производила маленькие конденсаторы для настройки, и мы договорились с ней о том, что она будет производить свою продукцию главным образом для нас. Этот проект продвигался медленно, а мы продолжали пока торговать магнитофонами и заниматься другой коммерцией. Нам предстояло усовершенствовать транзисторы, наладить их массовый выпуск и разработать новую продукцию, в которой они применялись бы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.