Второе Я

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Второе Я

Я шел в бар на подкашивающихся ногах. Мало того, что я вообще никогда не бывал в барах, ночных клубах, и даже в ресторан заходил исключительно днем с целью пообедать, еще меня до дрожи пугал мой визави.

В последнее время я стал получать странные сообщения. То есть в принципе, ничего неожиданного в них не было, все это были выпуски разнообразных электронных рассылок, на которые я был подписан, текстовые сообщения от знакомых мне людей. Но даже самый уравновешенный человек напрягся бы, если подряд получил бы 15—20 сообщений такого типа:

«Ад, это реальность! Он внутри тебя»

«Как я вышел из могильной тьмы» – топ 10 лучших романов года

«Не расставаясь с Тьмой» – новый фильм, получивший Оскар

«Привет, дружище, выручай! У меня такой завал с работой, просто мрак и ад!»

«Сынок, на даче проблема с электричеством, поезжай, почини, рассей это тьму египетскую»

В какой-то момент, я стал понимать, что слова «тьма» «мрак» «ад» «тень» окружают меня плотным концом, кричат в уши, смеются диким оскалам в лицо. Я стал выискивать их во всех рекламных объявлениях, на всех афишах.

И апофеозом этого кошмара оказалось сообщение на телефон:

«Жду тебя в баре „Черная роса“ в 21:00. Пришло время поговорить. Твой Black»

В другой ситуации, я наверно стер бы сообщение от неизвестного, и забыл бы о нем. Но теперь я был напуган, заинтригован, и воспринял сообщение, как логическое продолжение моего личного фильма ужасов.

В 21:00 я вошел в бар. Даже страх и напряжение не могли погасить моего любопытства. Воспитанный мамой в Питерской хрущевке, на зарплату учителя русского языка, без всякого участия в процессе воспитания отца, я с детства знал, что бар – не место для мальчика из интеллигентной семьи. Даже школьная дискотека считалась очагом разбоя и грязного разврата. Да и времени на все это у меня не было. Музыкальная школа, секция шахмат, факультативные занятия по математике и английскому заполняли мою жизнь. Мама очень беспокоилась, что бы я вырос достойным членом общества, чтобы на моем развитии никак не отразилась бедность, и отсутствие мужчины в доме.

Заходя в бар, я серьезно опасался увидеть пьяную драку, и с ужасом обдумывал, что отвечу на назойливость полуголых «ночных бабочек». Но с удивлением увидел, что зал мягко освещенный, стилизованной под подсвечник большой люстрой полупуст. То там, то здесь сидели за столами по двое парочки, одетые в костюмы мужчины, девушки, болтающие о своем, и не обращающие на окружающих никакого внимания.

Я стал оглядываться в поисках кандидатуры, подходящий на роль моего визави. За одним из столиков сидел парень, намного младше меня, затянутый в черные джинсы, черную водолазку, черный кожаный жилет. Высокий лоб над нахмуренными бровями, модная стрижка с подбритыми висками… Я медленно стал к нему приближаться, стараясь поймать взгляд. Он заметил это, с непониманием посмотрел на меня и отвернулся. Не он….

Я выбрал пустой столик и сел. И тут же услышал насмешливый голос: «Это тебе не парковая скамейка, дружок. В баре не принято сидеть без выпивки!» Я огляделся, и никого не увидел за спиной. Голос зазвучал снова: «Перестань вертеться, лох! Я здесь!». Он сидел за моим столиком, развалившись и закинув ногу за ногу. Совсем не черный, даже наоборот, светло-каштановые волосы падали на лоб нарочито небрежно, из под них на меня смотрели зеленые, насмешливые глаза. На минуту мне вспомнились сюжеты аргентинских сериалов, которые смотрела по вечерам мама. Потерянный в детстве близнец, запоздалое семейное счастье. Он действительно казался похожим на меня. Но так только казалось. Что же может быть общего, у меня, филолога, всегда аккуратного и подтянутого, всегда предупредительно вежливого, со спокойным, мягким голосом, и серыми близорукими глазами за стеклами очков, с этим мачо? Его куртка была расстегнута, и у меня создалось впечатление, что ярко-красная майка с нарисованной кружкой пива надписью «кто не с нами, тот против нас», лопнет при первом же движении могучих плеч.

– Ну, заказывай же выпивку, на тебя бармен оглядывается!

– Я не пью, – растерялся я.

– Ничего, малыш, – с издевкой хохотнул он, – со мной можно.

Он встал, походкой, похожей одновременно и на разбег хищника перед прыжком, и на танец и на ленивую прогулку матроса по палубе пошел к стойке. Через пару минут, вернулся с двумя кружками пива, и ушел снова. Не понимая, что происходит, я стал оглядываться, и прислушиваться к происходящему в баре. Парень в черном кричал в трубку «как не получила? Я отправил тебе сообщение еще утром! Да сижу в „Черной росе“. Нет, Ира, сегодня! Мы поговорим сегодня, или разговора не будет никогда». Он отключил телефон, выругался, и только теперь заметил, что немногочисленные гости бара посматривают на него, кто-то с осуждением, кто-то сочувственно

– Ну вот, теперь можно и поговорить, – мой новый знакомый уселся за столик, на котором стояло пиво и тарелка с орешками.

– Кто Вы? – спросил я нетерпеливо

– Я? Ну догадайся! Я твой давний друг, хотя ты меня и не признаешь. Я знаю про тебя все, я учился с тобой в школе, сидел на одной скамье в университете. Я знаю, куда ты прячешь свою тетрадку со слюняво-сладкими стихами, могу показать тебе окно, где, по твоему мнению, проживает Девушка-Мечта. Кстати, хоть на мой вкус, она и суховата, и нос у нее великоват, но ради нашей давней дружбы, сообщаю, штору она забывает закрыть не по своей романтичной рассеянности. Она давно заметила, тебя, пялящегося в ее окно. И с нетерпением ждет следующего шага.

Я покраснел,

– Я не понимаю, о чем Вы говорите…

– Ах, мы не понимаем, ах мы ломаемся, а это, тогда о ком?

В глубоком омуте сознанья, под спудом планов бытия

Живут в моей душе дерзанья, и тайное второе Я…

Все тайное, когда то становиться явным, малыш – издевался он.

Он глумился, посмеивался, а я готов был провалиться сквозь землю. Откуда? Ну, положим, стихи нашла мама, поделилась с подругой, та дала почитать сыну…. Положим, мои школьные и университетские годы были настолько типичными и лишенными индивидуальности, что можно было бы придумать любую историю.… Но о Девушке-Мечте никто никогда нет знал. Даже дневнику я не посмел бы признаться о своей тайной влюбленности.

– Ладно, мужик, не парься, хочешь настаивать на том, что мы не знакомы, no problem, давай знакомиться. Я-то самое, твое второе Я, отягощающее твое сознанье дерзаньями, – снова короткий смешок.

– Так не бывает, Вы лжете, – растерянно пробормотал я, уже окончательно понимая, что правда неизбежна…

– Слушай, я потратил два месяца на то, чтобы достучатся до твоего сознания, не для того, чтобы сейчас смотреть на твое отупевшее лицо, и ждать, когда до твоего жалкого умишки дойдет факт, что я – это я. О! Да нет же, нет! Ты не сошел с ума, это не шизофрения, нет, не розыгрыш, нет, не КГБ. Так! Давай, приходи в себя, ты же ученый, ну включай соображалку, подключай любопытство. Шансов отделаться от меня у тебя абсолютный ноль.

– Что Вам..то есть тебе от меня надо?

– Ну, вот, слава Богу, очнулся! Мне от тебя надо жизни! Пока ты старательно делаешь вид, что меня не существует, ни ты не живешь, ни я!

– Подожди, а как это… это что как Доктор Джекилл и мистер Хайд?

– Ну, это был бы лучший вариант. Не идеальный, конечно, но все-таки лучше чем то, что есть. Мистер Хайд по крайней мере существовал. А я, на данный момент, жив только в своем собственном воображении.

– А какой вариант идеален? – поднял голову Перфекционист, уж он то живет во мне полной жизнью. Иногда мне кажется, что это он, а не я, определяет мою личность.

– Идеааальныыый? Ну, вот как раз об этом, я хотел с тобой поговорить. Понимаешь, друг, – проникновенно начал мой собеседник, – я хочу жить. И не периодически, не тайком, а всегда, быть полноценной частью твоего бытия, ну как вот этот зануда – Перфекционист. Его то, кстати, давно потеснить пора, всех зажал, гад!

– Но я не могу тебе этого позволить! Я должен быть добрым, интеллигентным, заботливым сыном, исполнительным работником, усидчивым исследователем. А ты! Эта не стриженая шевелюра, эта дикая майка, эти манеры…. Мне все это не подходит!

– Ах, не подходит ему, посмотрите-ка! Да пойми ты, бестолочь, что то, что я в тебе существую, говорит о том, что и майка моя тебе подходит, и стрижка, только все в свое время и в своем месте. Я – это ты!

– Как это? – я с сомнением посмотрел на его бицепсы, пристальный взгляд, без всяких стеклянных преград уставившийся мне прямо в глаза.

– А так. Вот смотри!

В моем мозгу появились картины. Я не сразу понял, что этот чистенький мальчик, с зачесанной на бок челкой, в шортах на помочах и белых гольфах – это я. Я шел по знакомому с детства двору на урок музыки, вяло болтающаяся рука зажимала футляр со скрипкой. А на футбольном поле шло сражение. Мальчишки, взъерошенные, грязные, со сбитыми в кровь коленками и локтями носились, дико вопя, по полю, по очереди долбя ногами по видавшему виды мячу. Глухая тоска схватила меня за горло, а в голове появилась мысль «это не для меня, я должен беречь руки».

И снова картинка из прошлого. Я уже студент. Первый курс, одна из первых лекций. В зал входит девушка. Красивая, какая-то удивительно уютная, своя. Я любуюсь ею издалека, втихомолку представляя, как она сядет рядом, заговорит со мной, я приглашу ее в кино, мы будем гулять по осенним аллеям парка, и я… В этот момент разбитной Валерка, подскакивает к ней, подхватывает на руки и с воплем: «Ну что, крошка, соскучилась» кружит по залу. Девушка смеется, отбиваясь, а меня снова прижимает старая знакомая, тоска «я так не могу, это не интеллигентно»

На третьем курсе я решил поменять свою жизнь. Пошел записываться на секцию борьбы. Вид потных маек, насилия, жестокости, мат в раздевалке так шокировали меня, что я ушел, так и не заговорив с тренером.

– Понимаешь, в каждом из этих случаев, я пытался сделать, то, что ты хотел, но ты мне не позволил. Ты всегда делал то, что от тебя ожидали. Всегда стремился быть хорошим для всех. Хочешь, поиграем в игру подсознания?

– Хочу, а как?

– Закрой глаза, я буду посылать тебе видения из твоего прошлого, а ты постарайся уловить первую картинку, которая возникнет у тебя ассоциативно.

Я закрываю глаза. Я в классе музыкальной школы, в руках скрипка, преподаватель за фортепиано. И тут же вспыхивает другая, яркая как на экране кинотеатра картина. Истощенный человек в набедренной повязке долбит промерзшую породу не то молотком, не то топором, а надзирательница с кнутом, удивительно похожа на добрейшую Элеонору Витальевну…

Я стою за кафедрой, позади меня на доске графики и таблицы. Мой научный доклад на тему «Лингвистические особенности творчества прозаиков малых народов, в свете их русской этимологии». И снова картинка-антипод. Я стою со стянутыми назад руками, запястья саднят от грубых узлов на веревках. Двое огромных мужиков держат меня за плечи, и не позволяют отвернуться. А передо мной пылает костер. И с диким гоготом люди в крестьянских одеждах кидают в него рукописи. Книги корчатся в огне, как живые и на распахнутых страницах я узнаю свой почерк. Ровные ряды аккуратных букв, сложенных в стихи…

– Хватит! Я все понял! Я не хочу больше этого бесконечного самоизнасилования! Говори, что я должен делать!

– О как заговорил! Герой! Да ничего тебе делать не надо! Я все сделаю сам. Теперь, когда ты знаешь, что я есть, ты уже не сможешь игнорировать мой голос.

– И что? – с дрожью в голосе, спросил я, – Теперь я стану плохим?

– Ха ха ха ха! – заржало мое второе Я, – хотелось бы! Но дело в том, что я не могу сделать ничего, что встает в противодействие с твоими моральными установками. С твоими личными, свойственными твоей душе, а не обществу. Например, твоей душе не свойственна агрессия, так что убить я не смогу. А вот сластолюбие, вполне безобидная с ее точки зрения черта… – нагло заулыбался он.

– И что? Теперь я стану казановой? Но я не хочу! Это мерзко!

– Ну… у тебя всегда есть возможность со мною договориться… Например, позволь мне влюбляться во всех симпатичных девушек подряд, а я соглашусь на то, что бы всю страсть ты выражал лишь одной, а всем остальным посвящал стихи. И мне хорошо, и у тебя к концу года сборник готов.

– А как быть с наукой?

– Фу… скучища! Брось ты ее!

– Но мама…

– А маме подари свою первую книжку с сердечной благодарностью ей в посвящении!

Я чувствовал себя раздавленным, голова шла кругом, я боялся потерять сознание.

– Ладно, брат! Давай закругляться. Время то позднее, домой пора.

– Я что, больше не увижу тебя?

– Увидишь, увидишь, в зеркале, и услышишь, в своих мыслях! Пока, до встречи.

Я почувствовал прикосновение к своему плечу.

– Молодой человек, у Вас все в порядке? – спрашивает меня бармен, – Вы просидели весь вечер один, в глубокой задумчивости, я не хотел Вам мешать, но бар закрывается, уже три часа ночи.

Меня удивило, как легко и безболезненно прошел разговор с мамой.

– Где ты был?

– В баре.

– ГДЕ?????

– В баре, мама, мне нужно было побыть одному, подумать, прости, что заставил тебя волноваться, спокойной ночи, мамочка.

Мама ушла в свою комнату, ни сказав не слова. Я не понял, что остановило ее от ожидаемой нотации… Слишком много мне нужно было понять.

Назавтра было воскресенье. Я проснулся непривычно поздно. Появилась неожиданная мысль: «Какое утро яркое! Вот бы пробежаться к пруду!»

Я с трудом нашел в шкафу старые тренировочные штаны и начал искать футболку. В глубине шкафа футболка нашлась. Я так и не вспомнил, откуда она у меня. Ярко-красная с нарисованной пивной кружкой и надписью «кто не с нами, тот против нас».

Пробежка окончательно разбудила меня. Беговые дорожки были немноголюдны, в последние дни лета, народ воскресными утрами устремлялся на дачи. У пруда я остановился. На лавочке, у самой кромки воды сидела девушка. Длинная, почти до пят юбка, светлая блузка с короткими рукавами и трогательно застегнутым под горло воротником. Рыжеватая коса тяжко спускается с плеча на грудь. Этакая тургеневская героиня в 21 веке посреди городского парка. На долю секунды горло сжалось привычной тоской «хороша… но не для меня». И вдруг мозг пронизал вопль. Знакомый голос кричал:

– Эй, парень, не тормози!

Девушка, как будто услышала его крик, подняла голову и посмотрела на меня. И тут я понял. Это самые родные в мире глаза. Я понял, что хочу растить сына с такими глазами. Хочу смотреть в них так долго, чтобы видеть, как они наполняются счастьем, жизненной мудростью, как появляется вокруг них мелкая сеть морщинок, как юная свежесть сменяется зрелым пониманием…

– Здравствуйте! Вы не мою книжку читаете? – спросил я, не отрываясь от ее глаз.

– Нет, это Мандельштам, а что вы пишите?

– Я пишу стихи о Вас.

– Обо мне? – спросила она удивленно, и это безкокетливое удивление предрешило мою судьбу на много лет вперед.

Мы шли по алее, вдоль пруда, и говорили обо всем, так, как будто были знакомы всегда, и только на несколько мгновений был прерван прошлый разговор.

Она рассказывала, что работа врачом утомляет ее, она устает от людей, от их боли и бед, и мечтает писать картины, вписывая в них свою мечту о мире без больных и болезней. А я, вдруг, впервые в жизни признался в том, о чем и себе никогда не позволил бы думать. Но с нею мне было так легко и просто, что привычное «не для меня» просто не прозвучала. Я рассказал ей, что мечтаю о путешествиях, о горных тропах и буйном морском ветре в лицо.

Через месяц мы поженились. Я своими руками отремонтировал старую дачу, и мы с Лелей переехали жить на природу. Я настоял на том, чтобы она уволилась из поликлиники, привез из ее старой квартиры холсты и краски, и устроил ей уютную студию в мансарде. Правда вечером там не хватает света, а днем крыша раскаляется, так что работать невозможно, но ведь днем можно рисовать на улице, а вечерами нам все равно некогда! Мы сидим в беседке, в нашем яблоневом саду, и разговариваем…. Я читаю ей свои стихи, а она рассказывает мне о капризах своей новой картины.

Я сменил работу. В журнал «Хроника путешествий» требовался репортер. Моя кандидатская степень по филологии их не испугала. Не так-то было легко найти человека, готового ездить по миру в поисках интересных сюжетов, и при этом, обладающего способностями складно писать. Мой первый репортаж о тунгусских лесах, так понравился главному редактору, что он пообещал выпустить мой личный альманах, как бонусное приложение к журналу.

Когда я возвращаюсь домой, я без удержу пишу стихи. Леля поначалу удивлялась зашифрованным посвящениям «уральской незнакомке», «М. Н», «девушке с ромашками», но ее непоколебимое доверие моей любви взяло верх, и она стала посмеиваться над моими «литературными возлюбленными».

На рождение сына я подарил ей свой первый поэтический сборник «Второе Я», а за месяц до рождения нашей дочурки я проводил встречу с читателями в зале, где были выставлены Лелины картины.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.