Дань уважения и споры в кино

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дань уважения и споры в кино

Для города, фундамент которого — сила воображения, Голливуд страдает излишне острым дефицитом новых идей.

The Independent, «Голливуд съел мое детство» (2010)

В процессе эволюции качества фильмов, уровня бюджетов, звуковых эффектов и даже приемов съемки оттачивается и способность кинематографистов излагать сюжеты, обладающие визуальной притягательностью. В таких классических картинах, как «Окно во двор» (Rear Window) есть такие накладки и эффекты, которые современные зрители сочли бы дурацкими, и в итоге из-за подобных недостатков эти фильмы ни за что не попали бы в категорию современных блокбастеров. Несмотря на повсеместно встречающуюся шаблонность сюжетов и непродуманность сценариев, современные фильмы более совершенны в техническом отношении, нежели ленты, отснятые всего лишь десять лет назад.

Движущей силой этих неуклонно развивающихся стандартов технической стороны кинопроизводства являются сценарии, весьма неоднородные по качеству и популярности. Рассчитывать на то, что превосходное кинопроизводство подразумевает столь же превосходную работу над сценарием, — значит заведомо допускать ошибку. Инвесторы опасаются получить голливудский блокбастер с бюджетом 100 млн долларов (61 млн фунтов), который не сделает нужных кассовых сборов из-за слабого сценария. Поэтому переработка ранее снятых сюжетов становится основной отличительной особенностью мировой киноиндустрии. Так появляются римейки — фильмы с тем же названием и теми же персонажами. Но их герои и эффекты максимально осовременены, а потому получается, что старые идеи находят в этих римейках новое выражение. Когда Голливуд только создавался, кинематографисты «хотели, чтобы закон действовал в их пользу в обоих случаях: обеспечивал низкую степень защиты исходных печатных материалов, пригодных для экранизации, и высокую степень защиты готовой кинопродукции» (Levy-Hinte, 2004: 98). Их стремление привело к корректировке представлений о дихотомии «идея — выражение». Это означает поиск баланса, способствующего созданию контента и избавляющего авторов как от боязни судебных разбирательств, так и от опасений, что их произведения будут использованы неправомерно. Подразумевается защита оригинальных авторских работ от эксплуатации, но не в той степени, которая препятствовала бы дальнейшему выражению идей. И наконец, это означает поиск минимальной защиты, необходимой для поощрения инвестиций в новые кинопроекты.

В данном случае защита путем утверждения авторского права отличается от защиты путем патентования, предоставляющей патентообладателю право на запрет его использования. По идее, авторское право посредством монополии стимулирует создание контента, но требует наличия защищаемого произведения, опять-таки в отличие от патентного закона. Кинематографисты не вправе запретить другим пользоваться теми же идеями и концепциями в своем выражении, что абсолютно правильно.

Но оригинальное, исходное информационное наполнение должно иметь определенные преимущества. Иногда зрителям кажется, что некоторые фильмы чересчур похожи на другие кинопереработки. Если процент заимствований слишком велик, если и без того затасканную идею не наполнили новым звучанием, фильм, скорее всего, получит низкие сборы. И наоборот: иногда в одном фильме используют ту же идею, что и в другом — например, некая женщина заводит роман с мужчиной, а тот оказывается ее новым зятем, — но эта идея выражена изобретательно, по-новому. Такой фильм может иметь намного больший успех, чем первый.

Сравним это с научной сферой. К примеру, с ученым, который пользуется идеей, ранее высказанной в работах других авторов (например вспомним, что под псевдонимом Шекспир скрывался некий писатель-аристократ). Возможно, это выражение идеи принесет ученому более широкую известность, чем получил автор идеи или ее предыдущие выразители. Джонатан Бейт был далеко не первым исследователем ритуала и мимесиса в трагедии «Тит Андроник» Шекспира. Однако сделанное им 106-страничное предисловие к переизданию «Тита Андроника» принесло Бейту настоящую известность в научных кругах. Более того, оно вызвало всплеск интереса к трагедии как одному из весьма значимых ранних произведений автора.

Слишком жесткое определение выражения идеи — как в той же сфере написания сценариев — не просто мешает новаторству и творчеству. Творческому процессу присуще копирование и развитие существующих идей. Известно так много способов сделать это выражение идей уникальным, особенно в кино, что запрет на сходство определенных вариантов выражений равносилен попыткам защитить авторским правом саму идею. Законодательство, которое размывает границу между выражением и идеей, лишь препятствует появлению новых выражений. Как пишет Шива Вайдьянатхан, «боязнь нарушить авторские права может стать столь же эффективным цензором, что и запрет» (Vaidhyanathan, 2003: 114).

Рассмотрим в качестве примера плодотворную идею, способную породить множество уникальных вариантов ее выражения. Фильм «Военные игры» (War Games) с Мэттью Бродериком в главной роли — история о том, как локальный компьютер подключается к компьютерной сети Министерства обороны США, выходит из-под контроля и сам принимает решения, угрожающие всему живому. Немного позднее был снят фильм «На крючке» (другое название — «Орлиный глаз», Eagle Eye) с Шайа Лабафом — история о том, как локальный компьютер подключается к компьютерной сети Министерства обороны США, выходит из-под контроля и сам принимает решения, угрожающие всему живому. Затем появился фильм «Подарок» (Echelon Conspiracy) о том, как… словом, вы поняли. Это три разных выражения одной и той же идеи. Причем сама идея отнюдь не уникальна: сюжет о том, к чему может привести выход компьютеров из-под контроля, так же стар, как сами компьютеры. Но есть ли тут факт нарушения авторского права? «Подарок» и «На крючке» вышли на экраны один за другим, сходство сюжета наводит на мысль, что тот, кто работал над первым из фильмов, подслушал, как обсуждает за обедом рабочие моменты съемочная группа второго. В «Подарке» компьютер тоже говорит женским голосом, в кадре появляются те же снимки с камеры наблюдения. Главный герой — белый мужчина, «способный лентяй», вырванный из привычной среды и объединившийся с женщиной, в которую влюбляется к концу фильма. Почему же продюсеры фильма «На крючке» не подали в суд на продюсеров «Подарка»?

К счастью, несмотря на сходство, это все-таки два независимых выражения идеи, имеющих подобные основания. Когда два фильма обращаются к одной и той же идее, создаются при помощи одинаковых технологий, выходят на экраны с интервалом в месяц и нацелены на одну и ту же аудиторию, не заметить такое сходство просто невозможно. В итоге возникает вопрос, кто прав, и есть ли в этой ситуации тот, кто прав.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.