ОДЕТЬСЯ ЗА 45 СЕКУНД

ОДЕТЬСЯ ЗА 45 СЕКУНД

Уважаемая редакция, помогите! Ребенок утром просыпается и не хочет идти в детский садик! Как ему объяснить, что его никто не спрашивает?!

Из писем в редакцию журнала «Крокодил»

В СССР после детского сада надо было отправлять детей в школу в обязательном порядке: никаких частных школ и заморских пансионов в помине не было, спецшколы не в счет. В ней учебники и оценки по поведению в дневниках были типовыми, и всех детей поголовно убеждали, что «пионер – всем ребятам пример», а потом зазывали в комсомол, куда требовалось вступить, совершив походы за макулатурой (собиралась у сердобольных граждан) и металлоломом (собирался где попало, утащишь – твое), чтобы успеть на поезд, уносящий настоящих героев к светлому будущему. Ведь из песни: «Наш паровоз, вперед лети! В коммуне остановка» – слова не выкинешь. Вот и строили коммуны-общежития для молодых по всей необъятной стране (в Москве Надежда начинала с общежития), трубя из обязательной радиоточки: «Молодым везде у нас дорога! Старикам везде у нас почет!»

Но если старики Страны Советов точно знали, что почет трудовой померкнет на стенах пожелтевшими похвальными грамотами и иными знаками отличия, то молодежь со свойственным максимализмом устремлялась без оглядки в неизвестность. «Я просто никогда не задумывалась о том, что раз родилась в Тюмени, а жила в Нижневартовске, то мне чего-то нельзя, что-то для меня закрыто, – сказала Надежда в интервью одному журналу. – Если делать все без оглядки, то достигнешь того, о чем мечтаешь. Но надо уметь ценить время и правильно концентрироваться. Меня этому научил мой папа, геологоразведчик по профессии. Я ему благодарна и за это»[177]. Но папа частенько пропадал в экспедициях, а рядом с девочкой «всегда была любящая мама, со всей своей заботой и с желанием организовать праздники». Если мама баловала, с папой все было иначе: «Был очень жесткий папа, очень требовательный». Что значит требовательный папа? У каждого ребенка свой ответ. Папа Надежды учил дочку ценить время и требовал самостоятельности во всем.

Глосса о времени девочки-отличницы

Я себя тренировала, что надо успеть одеться за 45 секунд, пока горит спичка. Надо быть настолько собранной. Почему-то любила читать книги про войну. Мне очень нравилась высокая организация времени. Папа очень часто был в командировках в лесах. Когда он возвращался домой, очень громко был включен телевизор и очень накурено всегда в квартире. Часто вечером я себя заставляла спать, чтобы утром рано встать. Соответственно, в пять утра я делала уроки. Родители мне, наверное, в возрасте 12 или 13 лет сказали, что они больше не знают, как мне помогать делать уроки: «Ты теперь уже сама решай, как тебе их делать, и к нам уже больше не обращайся». Знали, что все отлично в школе: я школу на отлично закончила, с медалью. Там никаких требований не было: в первом классе смотрели, проверяли, а дальше все было у меня абсолютно самостоятельно, потому что родители были уверены в моей успешности.

Учителя, в отличие от родителей, на успех смотрели иначе: как-то «классная руководительница возмутилась: у вашей дочери слишком начальственный тон. На что мама отпарировала: кому-то же надо быть начальником». Но пионервожатая (в те времена это были, как правило, старшеклассники) поступала иначе: «всегда подталкивала, говоря: “Болотовой надо расти”. Почему-то она меня подталкивала, даже когда класс меня не отпускал на уровень школы (стать руководителем. – А.К.), она говорила: хватит вам ее держать».

Удерживать от обретения лидерства – так ныне называется попытка Надежды стать во главе коллектива – вскоре стало бесполезно, и Надежду «понесло», как Остапа Бендера – в хорошем смысле этого слова. «В школе у меня всегда была очень яркая общественная жизнь: проведение линеек, мне очень нравилось ходить под знаменем, – вспоминает она. – Я помню, как проводила вечера, где выступала, читала стихи. Мне очень нравилось на вечерах – утром я играла Снегурочку, а вечером – представляла Бабу-ягу. Причем полностью сшила свой гардероб». Кстати, шила она не только костюмы для представлений: «Мама научила шить и вязать. Я полностью шила и вязала свой гардероб. Родителей просила, чтобы не покупали мне одежку, а давали деньги на нитки, иголки и ткани. В школе занималась беговыми лыжами, потом я бегала, – вспоминает Надежда. – У меня была очень сильная мотивация: не за наградами бегала, а за стройностью…» Тогда же она полюбила большой теннис.

А еще в каждой школе была так называемая практика, когда школьников направляли в учебно-производственные комбинаты для овладения обязательно рабочими специальностями. Практику Надежда проходила «в расфасовочной по специализации – младший продавец. Короче говоря, мы стояли в весовой и фасовали продукцию. Очень интересно, что одна из компетенций компании – упаковывать товары под брендами и расфасовывать их. С одной стороны, моя бабушка когда-то торговала семечками на базаре. И когда через поколение внучка стала торговать расфасованными креветками, это просто анекдот! Ничего не изменилось. Изменились масштабы, изменились какие-то названия».

РОДИТЕЛИ КУПИЛИ МАШИНУ

Наши люди в булочную на такси не ездят!

«Бриллиантовая рука»

Родители к деньгам относились серьезно. Свободных средств не было никогда. Семья несколько лет копила на покупку авто. Когда Надежде исполнилось двенадцать, «родители купили машину – это была 21013, – потом все веселились, что папа в булочную ездит, особенно ездить на ней некуда было». Зато каждое лето теперь вся семья отправлялась за приключениями, хотя и с раннего детства отец «приучил к путешествиям: как геологоразведчика его часто забрасывали достаточно далеко, поэтому [испробовала] все виды транспорта: вездеходы, вертолеты, самолеты…» Три года подряд из Нижневартовска отправлялись колесить по всей стране: «На Украину мы однажды съездили, на Азовское море и на Черное море. В разных городах останавливались. Обычно папа брал меня с собой штурманом, сам был за рулем. Мама с братом прилетали на самолете, что позволяло в какой-то момент объединиться всей семье. Внутри машины мы спали как сельди в бочке». За одну поездку по «две-три тысячи километров получилось». К словам Надежды я бы добавил: «На одного». Потому что только до Москвы от Нижневартовска аж 3000 с лишним километров!

Глосса о путешествиях детства

Путешествия по Западной Сибири. Охота, рыбалка, сбор ягод, грибов. Я сама на охоту не ходила. Ходил папа… Нас… брал с собой со взрослыми мужиками, у нас все легче происходило. Мы сами не ходили на охоту. Но наработалось понимание того, как сварить на костре какой-то суп, управлять моторной лодкой, летать на самолетах малой авиации, что такое охотничьи лыжи, непролазные сугробы. Это все известно с детства, когда сама собою возникла огромная любовь к природе и к красивым местам России. Я обожаю страну. Очень люблю летать, очень люблю управлять различными видами транспорта. Мне это действительно очень интересно.

Не сиделось Надежде в родном Нижневартовске: в 14 лет она на первые заработанные деньги отправилась в путешествие: «Мы с подружкой полетели в Ленинград. Подружка Таня была чуть ли не вдвое старше и с удовольствием учила меня настоящей взрослой жизни – как пить противный черный кофе, как модны сейчас рюшечки на одежде…» Но куда бы ни отправлялись путешественники страны Советов – везде они видели главную примету любого города и страны. «Вот, смотри, дочка, – говорил папа, – улица Ленина… В какой бы город ты ни заехала, там непременно будет такая улица. Она – всегда центральная, и по ней можно выехать из города»[178].

У МЕНЯ БЫЛ ПЛАН…

Детский клуб МГУ «Орленок» проводит запись детей (желательно домашних) в коллектив музыкально-эстетического развития.

Из объявления

Куда мечтали поступать медалисты СССР? Конечно, только в московский или питерский университеты с их вековой историей. Суматошная студенческая жизнь – не в пример нынешней – требовала напряжения семейного бюджета, однако насущные потребности в жилье и пропитании, за исключением апельсинов и тусовочных удовольствий, вполне обеспечивала.

«У меня был план – поступить в МГУ на экономический факультет по специальности “политэкономия”», – объясняла мне выбор вуза Надежда. – В связи с тем, что я заканчивала с медалью и тренировала себя в математике, то хобби у меня было таким – решать разные системы уравнений. Могла их решать круглосуточно. Мне также очень нравилось декламировать стихотворения – у меня очень красиво это получалось. Уроки литературы были любимейшими. Я участвовала в разных олимпиадах по математике и по русскому языку. География и история другое дело: мне было сложно соединять цифры и изложение. Если все это замесить в одну кучу, то ничего мне не понятно было. Считала, что интересней можно рассказывать события. Я тренировала себя, чтобы запоминать цифры: раньше у меня даже записной книжки не было, у меня не было номеров телефонов».

РЕКОМЕНДАЦИЯ ОБКОМА ПАРТИИ

Любой, даже самый талантливый советский ребенок зачастую и не знал, какие препоны придется преодолевать, чтобы не просто поступить в понравившийся вуз, но и быть допущенным к высшему образованию. В числе фильтров на входе была и пресловутая графа № 6, и разнарядки по приему представителей рабочего класса, и свои приемные комиссии и репетиторы, которые готовили отпрысков нужных людей к поступлению в свои вузы. Наверное, что-то об этом Надежда знала: «Золотой медали, хотя я все десять лет училась на отлично, мне не досталось: на город их выделили всего две, и нам совершенно непрозрачно намекнули, что мои родители – недостаточно важные птицы (а точнее – просто никто) для “золотого” выбора их дочери»[179]. И ее бурная общественная жизнь чуть не вышла ей боком: «Из города меня не отпускали: город Нижневартовск меня видел как комсомольского деятеля, – рассказывает она. – Закачивая школу, я была комсоргом и часто выступала на публике».

Комсоргу школы в небольшом городке куда проще было пойти по «партийной» линии, получив членский билет Коммунистической партии Советского Союза – так называемую «хлебную карточку», а потом, подучившись в партийно-комсомольско-профсоюзных вузах – а были и такие, – устремляться вверх, к сливкам общества и партийно-профсоюзным небожителям: сначала в городское начальство, потом в областное, а уж потом, если очень повезет, – в Москву, где и заседали вожди советского народа, изредка появляясь перед публикой на Мавзолее В.И. Ленина.

Глосса о рекомендации по-советски

Для экономического факультета по специализации «политэкономия» требовалась рекомендация обкома партии. Я запросила все эти документы. И пока училась в 10-м классе, я их все собирала. Когда я закончила 10-й класс, мне ничего назад не пришло. В комсомольской организации мне сказали, что они затерялись. Вместо своего выпускного вечера я поехала в Тюмень искать свои документы, предварительно собрав еще один пакет в Нижневартовске. Мои документы действительно потерялись, так что их никто не нашел, но, тем не менее, я подписала новые документы и в Москву приехала без документов, но с телефонами людей, которые должны были привезти подписанные документы. Когда мне их привезли, то оказалось, что в них я на один год старше… Тем не менее, документы в МГУ у меня приняли. Город и традиции держали меня очень сильно. Приехав в Москву, я не поступила.

Позже Надежда вспоминала: «Я сегодня крепну духом. Например, делаю открытия, насколько была неблагодарной своим родителям. Так, они дали мне в Москву, когда я уехала из Нижневартовска поступать в МГУ, все свои деньги – примерно пять взрослых зарплат. А я их проиграла в наперстки. Полностью»[180]. Полностью отдавшись игре («Любовь к азартным играм я унаследовала от своего отца и деда. Оба они были страстными картежниками и периодически проигрывались впустую»[181]), Надежда через год вновь потеряла надежду: вторая попытка поступления на выбранный факультет оказалась такой же провальной, а на пять взрослых зарплат в столице нашей родины можно было прокантоваться полгода, пусть и не шикуя. «Возвращаться домой было стыдно, и я сдала документы в политехникум Моссовета на ул. Марины Расковой, – написала Надежда в своей книге. – Из двух имеющихся в техникуме экономических факультетов – планирование и бухучет – выбрала планирование, но директор – замечательная женщина, которая когда-то закончила именно политэк МГУ, – поговорив со мной, строго сказала: “Нет, Надя, пойдешь на бухучет и потом мне еще спасибо скажешь…”. Действительно, через два года, весной 1990 года, когда плановая экономика приказала долго жить, компании, на которые свалился хозрасчет, стояли за нами в очередь и готовы были платить очень хорошие деньги»[182].

Глосса о неудаче

Неудача – часть успеха, еще один плюс в копилке нашего опыта, доказательство, что все ведет к благу. Горячее внутреннее желание учиться в МГУ привело меня к тому, что колоссальный круг людей, окружающих меня сегодня, пришли в бизнес именно оттуда, куда я когда-то не попала[183].

Так Надежда окунулась в суровые московские будни. Позже она уверяла: «Ездила в техникум на троллейбусе, я не завидовала тем, кто ездит на машине, но я четко знала, что у меня будет квартира и машина. Та стипендия, которую я тогда получала (это была повышенная стипендия)… мне ровно хватало на мороженое. И для того чтобы обедать в ресторане гостиницы “Советская”, нужно было заниматься спекуляцией…»[184] Но наверняка (слухами земля полнится) Надежда отлично знала, что спекулянты из студентов в это самое время уже зашибали огромные, по меркам простых обывателей, бабки. Олег Тиньков так пишет о своем студенчестве: «Каждый день спекулянты собирались в Горном институте на большой перемене, после второй пары, в широком квадратном коридоре, который называли пятаком. На территорию института пропускали без документов, и даже спекулянты с “Апрашки” (Апраксин Двор) и “Галеры” (Гостиный Двор) приезжали к нам за товаром. На пятаке шла активная коммерческая деятельность – продавали одежду и технику, меняли валюту. Торговля эволюционировала. Поначалу спросом пользовались одежда, парфюмерия, затем – аппаратура». Стоило ли удивляться его выводу о том, что «общаги всего города были под контролем людей из Горного. Некоторые студенты приезжали на “семерках”, “девятках” – продукция ВАЗа тогда была в почете. Представляете, студенты со стипендией в 50 рублей ездят на новых машинах, которые на “черном рынке” стоили 20–25 тысяч рублей!»[185]

Но вряд ли все знали цену таких спекуляций: в 1986 году некто В. «купил две пары импортных кроссовок у Т. и перепродал их около универмага “Гостиный Двор”, получив наживу 149 рублей», схлопотав за это 9 лет колонии особого режима[186].

Приехал житель дальнего Севера из Москвы и рассказывает: «Говорят, в нашей стране все для человека – и я видел этого человека».

Из советских баек

«Прожив до 17 лет в Нижневартовске – маленьком городке, где все рядом, я умела разговаривать только с глазу на глаз, не представляя себе, что можно о чем-то договориться по телефону, – так пишет о встрече с Москвой Надежда. – Перебравшись в Москву, я испытала коммуникативный шок, не понимая, как можно говорить о чем-то важном, не глядя собеседнику в глаза. Мне пришлось преодолеть в себе этот панический страх телефона…»[187]

Глосса о деньгах и Москве

Оказавшись в возрасте 18 лет в Москве – без жилья, без работы, не поступив в заветный вуз и просто без копейки, то есть вообще без каких-либо перспектив, я больше всего на свете хотела бы иметь свои деньги. Там, дома, у меня хотя бы перспективы были: двухкомнатная квартира в Тюмени, кооперативный гараж и обещание родителей, если я поступлю в Тюменский мединститут, а не в МГУ, куда я так стремилась, [купить] автомобиль[188].

Отказаться от машины в стране, где она была «не роскошь, а средство передвижения», – форменная глупость, а от устроенного быта с хрустальной горкой и холодильником, набитым под завязку под Новый год при полном отсутствии продуктов на полках магазинов, и вовсе отказываться глупо. Тем более отказаться от гарантированного высшего образования – школьная медаль служила пропуском практически в любой другой вуз страны. Но не в МГУ имени М.В. Ломоносова.

Как бы то ни было, с 1989 года персональный «экономический» факультет героини располагался совсем рядышком с МГУ – «под Лениным, на рынке в Лужниках, в самом центре зарождающегося стихийного предпринимательства», – пишет Надежда[189]. Поправлю ее: «лужа» – как привычно называли ее челноки и покупатели, – только-только набирала силы. В то время на всю страну была известна, как писал въедливый журналист Михаил Бергер (он в то время работал в «Известиях») вместе с А. Пашковым в книге с забавным названием «Реабилитация здравого смысла», свердловская «толкучка» на станции Шувакиш. «К платформе одна за другой подлетали электрички, набитые людьми с узлами, сумками, портфелями, – повествовали они. – Немалая часть пассажиров прибыла в этот день сюда из Москвы, Ленинграда, Еревана, Перми, Омска и других городов… Не слышно обычного базарного шума. На Шувакише цены называют шепотом и спрашивают: “сколько”?…Матерый спекулянт на “туче” активно себя не проявляет, он там налаживает связи, строит отношения – это его своеобразный “деловой клуб”»[190].

В столице «деловые клубы» издавна – куда раньше Лужников – прописывались в общежитиях институтов, где встречались люди разных национальностей, верований, цветов кожи и, конечно, жизненных пристрастий. Там – в общежитии Института нефти и газа, приехав навестить свою подругу, – Надежда встретила своего первого мужа, студента этого института. «Юра сразил меня наповал, – откровенно пишет она. – Открытый, оптимистичный, всегда неожиданный и безмерно щедрый, готовый отдать друзьям последнюю рубашку…» Среди его знакомых и друзей «были сирийцы, арабы, поляки, еще какие-то иностранные студенты, которые ему безоговорочно доверяли». Почему доверяли – Надежда не поясняет, но ясно, что занимался он с ними тем, что называлось неприличным словом «спекуляция» и подпадало под статью УК. Ведь они «сдавали очень ценимый тогда “импорт” в комиссионки или просто продавали на улице, находя самые разные пути реализации»[191]. Кстати, многие из тех, кто ступил на путь предпринимательства, так же начинали свой путь в большой бизнес: основатель «Евросети» Евгений Чичваркин тоже одно время перепродавал вещи через комиссионные магазины. «Схема была тривиальна: он покупал вещи в магазине, где они стоили подешевле, и сдавал их в другой магазин – подороже, – читаем мы в книге Максима Котина. – Например, приобретенный в одной комиссионке за 50 рублей спортивный костюм с изображением Микки-Мауса можно было в другой продать за 400 рублей[192].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.