Знать страну или спать в стране?
Знать страну или спать в стране?
Можно выдвинуть гипотезу: в ходе дальнейшего развития глобальной экономики будет происходить ускоряющийся процесс выравнивания физической производительности макрорегионов мировой территории, уровня использования их природного потенциала.[1] Независимо от того, на севере они или на юге, малонаселенные или наоборот. Это необязательно означает, что завтра с каждой территории будет сниматься больше продукта, чем сегодня. Напротив, процесс вывода производств из Японии и некоторых стран Европы – сначала энергоемких, лязгающих, с дымными трубами, а потом и всех прочих – это тоже часть тенденции.
Но под поверхностью процесса усреднения скрывается другая, глубинная тенденция. То, что с каждой единицы мировой территории будет извлекаться в среднем равноценное количество продуктов, вовсе не означает, что Россия, обладающая сегодня огромными землями, станет безальтернативной сверхдержавой, Соединенные Штаты неминуемо начнут от нас отставать, а бедные Япония с Германией окончательно загнутся. Ничего подобного!
Где продукт производится и чей это продукт – два совершенно разных вопроса. Центры контроля и управления собственностью не обязаны быть прибиты гвоздиком к месту производства. Тот факт, что Ангола и Мозамбик, будучи португальскими колониями, производили добра гораздо больше, чем сейчас, совсем не означает, что они были его хозяевами. Все-таки в основном его присваивала метрополия (впрочем, оставшегося было гораздо больше, чем сегодня).
При этом ускоряется действие глобального аналога теоремы Коуза: страны, не способные самостоятельно подтянуться до среднего уровня и обеспечить поставки энергии и ресурсов на мировой рынок, будут все быстрее терять контроль над процессом хозяйственной разработки своих территорий – вплоть до потери суверенитета.
Чем больше у вас трансакционные издержки, тем быстрее собственность переплывает от вас к соседям. Результат не зависит от того, кто изначально был титульным владельцем. Вы можете иметь чемодан справок, что земля ваша, но если сосед сумеет использовать ее лучше, чем вы, то через некоторое время она окажется фактически принадлежащей ему. Процесс этот может происходить в самых разнообразных формах – в конце концов, вы же сами его попросите поуправлять от вашего имени!
Если поискать слово, чтобы как-то назвать эту линию развития, то первым на ум приходит «метаколониализм». В свою очередь она встроена в глобальную тенденцию, угаданную Николаем Бердяевым в его «Новом средневековье».[2]
Сказанное выше призвано выразить одну простую мысль. Неосвоенность огромных российских просторов и ресурсов в условиях реальной глобализации создает небывалую в истории угрозу для нашего национального суверенитета. Дальше так продолжаться не может. Никто не позволит нам долго обходиться с природными ресурсами таким варварским образом – в конечном-то счете они являются достоянием всего человечества.
Эта мысль, давно повторяемая мной с тупым упорством, вроде бы начинает привлекать внимание, превращается в тему разговоров и публикаций. Но в общественном сознании контрольно-следовая полоса, пограничник Карацупа и его верный пес Индус остаются магическим кругом, навеки ограждающим родимый заказник от напастей.
Сегодня уже поздно рассуждать, реальна или нет угроза потери суверенитета. Пора говорить о конкретных формах и сроках ее воплощения в жизнь. Российскому обществу, государству, его органам, ответственным за безопасность, жизненно важно озаботиться двумя вопросами.
1. Каким образом, кем и когда может быть поставлен и обоснован вопрос об установлении международного контроля над освоением ресурсов нынешней территории России?
2. В каких формах такой контроль может быть установлен?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.