Кошачья магия
Кошачья магия
– Я люблю ее, – он отводил глаза и заикался.
Эллис почувствовала, как нужна ему сейчас ее поддержка, понимание. У них были удивительные отношения. Все его друзья завидовали. Такого взаимопонимания в семье не было ни у кого. Матери искали им невест, запрещали жениться на избранницах, вмешивались во взаимоотношения в семье, доводя до бесконечных скандалов с женами. Алека же всегда ждал спокойный разговор и полное приятие.
– Любишь, я понимаю, – прозвучало в ответ.
– Я хочу жить с ней.
– Ты все обдумал, решил? На что вы будете жить? Где? У нее дети, сможешь ли ты ужиться с ними? Не забудь свою теплую куртку и тот пояс, что я купила тебе в Таиланде.
Они еще долго, за полночь, обсуждали, как все устроится в жизни у Алека с Гелл. Наутро Эллис собрала ему вещи, напомнила о поясе, написала для Гелл памятку, как готовить его любимый суп, на каком матрасе он любит спать и во сколько ему подавать ужин, и, благословив материнским благословением, сказала на прощание:
– Не забывай, здесь твой дом. Здесь всегда тебе рады.
Алек обнял ее с сыновней нежностью, пустил скупую мужскую слезу и вышел в никуда – навстречу новой жизни, новой любви.
А Эллис осталась в одиночестве. Только что она отпустила к разлучнице любимого мужа, с которым прожиты годы, нажиты дети. От которого никогда не ждала удара, которому всегда доверяла абсолютно… И которому все эти годы была, скорее, заботливой матерью, чем женой и возлюбленной.
Алек, оказавшись на улице, поежился от пронизывающего ветра и легкого покалывания в груди. Чувство вины не было ни острым, ни гложущим. Скорее, слегка подсасывающим в области желудка. «В конце концов, за столько лет наши отношения стали абсолютно… дружескими, что ли… Женщина, с которой ты живешь 25 лет, не может оставаться возлюбленной, она становится, скорее, матерью. Это же просто невозможно спать со своей матерью… Но мы навсегда останемся близкими людьми», – успокоил он себя окончательно и улыбнулся. Все-таки Эллис – потрясающая женщина! Ни скандалов, ни слез. Ничего не забыла, обо всем позаботилась. Забота… В этом ей не откажешь, более заботливой женщины себе и представить невозможно. Гелла – совсем другая… Но ведь в заботе Эллис ему никогда не откажет. Он по-прежнему сможет приходить к ней со своими проблемами и мыслями и, уж в этом-то он был абсолютно уверен, всегда получит порцию понимания, тепла и поддержки.
Эллис так и осталась сидеть на кухне с пустой чайной чашкой в руках. Сама мысль о том, чтобы помыть ее, казалась ей кощунственной. Она еще не вполне осознала происходящего, не улеглось в груди страшное слово «навсегда», и именно чашка казалась той тонкой связующей нитью между «вчера мы были вместе» и «завтра его не будет рядом». Ей казалось, что, как только она помоет его чашку, эта тонкая связь порвется, и завтра нагрянет с беспощадностью цунами.
Так и сидела она, опустив руки, беспомощно, удерживая судорожно свою последнюю надежду на то, что одинокое завтра не случится, не обвалится гранитной плитой на ее жизнь.
«С этим что-то нужно делать».
«Но что мы можем? В таком состоянии она даже услышать нас не сможет!»
«Но нельзя же оставлять ее так! Она застрянет между прошлым и будущим, ты же знаешь, люди не могут оставаться там долго, их души не приспособлены для этого. Это наше пространство».
«Хорошо… Давай попробуем. Иди к двери, если что-то пойдет не так, поднимай шум, зови соседей. А я попробую поговорить с ней».
Рыжий, пушистый, как комок солнечного света, молодой кот отправился к входной двери, не выпуская из цепкого взгляда обреченной фигуры хозяйки, а его белоснежный собеседник, деловито вздохнув, подошел к ее ногам.
«Эллис! Ты Слышишь меня? Посмотри на меня, Эллис! Очнись!» – он смотрел ей прямо в глаза. Чуткая хозяйка, всегда воспринимала его телепатические послания с точностью до малейшего оттенка эмоции. Но сейчас она словно оглохла и ослепла. Снежок стал тереться спиной о ее ноги, запрыгнул на колени, но никакой реакции не последовало. Тогда, отчаявшись докричаться до души Эллис, он слегка вонзил когти в ее ноги.
– О, Снежок, малыш, ты голоден, – тихим, полумертвым голосом сказала она и сняла кота с колен, пытаясь встать.
«Эллис, послушай меня, я не голоден! Ты должна услышать меня!»
– Сейчас, сейчас, мальчик, мамочка даст тебе кушать.
«Да прекрати же быть мамочкой всему миру! Эллис!!! Я – не сын тебе! Я – твой друг, я – кот! И Алек – не сын тебе, а муж! И у соседского мальчишки, которого ты все время защищаешь, есть его собственная мать!!!»
– Мой маленький, ты нервничаешь, что случилось, детка?
«Все понятно… Клиент невменяем…» Снежок подошел вплотную к ее ногам и поднял морду. Мяукнув повелительно, привлек внимание ее глаз к своему взгляду, и, раньше чем Эллис успела разразиться очередной заботливой тирадой, произошло непонятное и необъяснимое. Кошачьи глаза сверкнули ярко-зеленой молнией, Эллис покачнулась, и ее лицо изменилось. Она вдруг словно проснулась. Дальше разговор шел не то на человеческом языке, не то на кошачьем, но женщина, со странно поблескивающими зеленоватыми искрами глазами, и белоснежный кот, с напряженным взглядом, понимали друг друга дословно.
– Эллис, сейчас или никогда, ты должна развязать этот клубок!
– О чем ты, дружок? Какой клубок?
– Смотри, – жестким голосом сказал кот, указывая хвостом в окно.
Эллис отодвинула шторы и выглянула на улицу. Маленькая девочка, со знакомыми чертами и поблескивающими зелеными искорками глазками, в песочнице протягивала свою любимую куклу подружке. Каким-то неведомым зрением Эллис видела истинные чувства малышки. Ей было жалко красавицу Хеллен, кукла была совсем новая, девочка еще не наигралась, но подружка попросила, и маленькая Эллис не сомневалась, что ОБЯЗАНА отдать игрушку. Первым порывом было броситься на улицу, защитить малышку, но кот позвал ее ко второму окну. Там плакала трехлетняя девочка. Рядом разъяренные родители ругали ее за испорченное одеяло. Она хотела объяснить им, что одеяло слишком большое, его вполне хватит на двоих, а одеял в доме недостаточно на всех приехавших гостей. Но родители не желают ее слышать, и девочка замолкает. Но в душе ребенка остается уверенность, что она была права, ведь она же ДОЛЖНА позаботиться о гостях.
И в следующем окне тоже разыгрывалась трагедия. Две девочки-подростка у подъезда знакомого дома. Эллис помнила эту подружку. Она была из небогатой семьи. Эллис всегда заботилась о ней, шила красивые, модные платья на двоих, выкраивая их из купленного ей отреза, вязала разноцветные шарфы. Ей НРАВИЛОСЬ дарить их подруге, нравилось щеголять с ней вместе на танцах необычными обновами.
– Ты выглядишь, как общипанная курица! – смеется подруга над юной Эллис, и та сжимается от унижения и предательства…
Дальше картины поплыли одна за другой, как в забытых из давнего детства всплывших диафильмах.
Бабушка ругает маму, в очередной раз отбирая свой же подарок. Маленькая Эллис бросается на защиту безвинно обиженной матери. Некому больше защитить ее. Это ОТВЕТСТВЕННОСТЬ Эллис.
Вот маленькая девочка, сгорбившись от несправедливости и отчаяния, сидит на сером покрывале приютской кровати. У нее есть мама, но мама отказалась от нее. Из-за нелепой случайности, недоразумения, могущего произойти со всяким, даже взрослым, она оказалась выкинутой из жизни самого близкого человека. И снова в сердце Эллис движение – спасти, защитить, прижать к материнской груди! Но кого? Ведь в ее, в Эллис жизни, никогда не было ни приюта, ни предавшей матери. Чье же это воспоминание? К кому спешит она сейчас с материнской заботой. В растерянное сознание приходит ответ. Это память ее матери. Это с ней обошлись несправедливо.
Ее мать умерла совсем недавно… Счастливая, окруженная заботой и любовью. Следующая картина заставила дрогнуть сердце. Мама… живая. Эллис пришла навещать ее на ее маленькой квартирке. В сумке – лотки с едой, покупки, маленькие подарки. МАТЕРИНСКАЯ забота. О ком? О той, что должна была бы заботиться о ней…
Не успело сердце восстановить ритм биения после встречи с матерью, как, стукнув оглушительно, остановилось вовсе. Алек… любимый… Вся их совместная жизнь пролетела в 24 кадра перед глазами. Он болеет, она ухаживает за ним. У него сложный период, он потерял работу, надо о нем позаботиться. Новое место жительства, он устраивается на работу, явно не соответствующую привычному социальному статусу, ему нужна поддержка и понимание. Забота, поддержка, приятие, понимание… И смысл видимого, как гипнотический сигнал 25 кадра: «Эллис, он – не сын тебе, а муж!» Чей это голос… она слышала его недавно… «Дорогая, ни одна мать не ухаживала за сыном так, как ты выхаживаешь меня», – сказал ей Алек тогда… «Близких людей не выбирают» – это его слова… но обостренной способностью слышать и видеть истинную сущность вещей, она слышит теперь в этой фразе «матерей не выбирают»…
– Снежок, останови это! Я не хочу… не хочу. Что я сделала со своей жизнь… почему, за что?
– Смотри! – жестко произнес кот, и Эллис не посмела ослушаться.
В окне спальни разыгрывались события, не объяснимые ни памятью, ни фантазией.
Война. Не нынешняя с современным оружием и одетыми в хаки солдатами, а древняя. Из легенд и фантастических фильмов. Месиво мечей, дубин и полуголых тел. Мужчины-воины кричат, ругаются, стонут и умирают, истекая кровью. А в середине этой кучи боли и жестокости красавица-воительница с мечом наголо. Она – сама смерть. На ее прекрасном, жилистом теле ни царапинки. Будто кровь и пот схватки не касается ее, но у стройных ног ковер из мертвых тел. В глазах нет ни азарта битвы, ни удовлетворения победой, ни страха. Только сосредоточенность на работе рук, на движении меча. Так надо. Такая работа. Убивать.
И тут же милосердный режиссер сменяет сцену. Абсолютный контраст. Умиротворение и покой, воительница уже не сжимает жесткие скулы, глаза ее распахнуты доверчиво, видно, что плакала она совсем еще недавно. Она смотрит сверху вниз на мелькающие на земле тени, губы движутся безмолвно. Голос, успокаивающий, завораживающий, голос, забыть который невозможно уже никогда:
– Что ты хочешь помнить, когда придешь туда? Только три вещи. Выбирай и иди. Иди туда и заслужи покой!
– Три вещи… Стать матерью… Помогать всем страждущим… Найти того, в ком будет мое счастье…
В руке ее появился откуда-то свиток. Она развернула его и увидела, как красивой вязью легли на его поверхность ее заветные желания:
Стать матерью…
Помогать всем страждущим…
Найти того, в ком будет мое счастье…
Шаг в пропасть – и забытье…
Мамины глаза… так близко. Стоит только взглянуть в них – и увидишь истину и смысл жизни. Стоит только взглянуть в них… Но глаза болят от яркой вспышки. Что-то пошло не так при спуске души через сферы, где прошлое смешалось с будущим. Вдруг становится легко и спокойно. Существо в мягкого палевого цвета струящейся одежде протягивает палец к губам малышки. И за секунду до судьбоносного прикосновения к губам, которое заставит ее забыть правду прошлой жизни, она успевает увидеть обожженный клочок пергамента:
Стать матерью… всем страждущим … мое счастье…
Эллис пришла в себя. Зеленые искорки в глазах погасли. Она горько плакала, сидя на диване. Снежок ласково терся о ее ноги, пытаясь успокоить. Вся жизнь представилась ей теперь в другом свете. Нелепая ошибка, сгоревшие несколько слов в предуготовленной ею самой себе судьбе изменили все… Да, она стала матерью… Но не только любимым детям своим, но и всем окружающим. Лишив себя счастья принимать заботу и материнскую, отцовскую, мужнину любовь, подменив все своей любовью материнской. Помощь страждущим, которая тогда там, наверху, представлялась ей высокой миссией, несущей смысл в жизни тех, кому она поможет, сменилась обычным няньканьем, превращающем их в беспомощных сосунков. А того, в ком ее счастье… нашла ли она его? Может быть Алек и был им? Или мог бы стать, если бы не стал ей преданным и любящим сыном?
Так, в слезах, не раздеваясь, она и уснула. Забылась беспокойно, ненадежно, словно на боевом дежурстве. Солнечный луч, нагло воспользовавшийся открытой шторой, разбудил ее на рассвете.
Эллис встала с дивана, не понимая, почему спит не в кровати, а так вот странно… Первым воспоминанием резанул разговор с Алеком. «Я люблю ее. Мы останемся близкими людьми»… Но вместо ожидаемого отчаяния, в сердце шевельнулось радостное ожидание. Эллис бросилась к зеркалу. Оттуда на нее смотрела молодая еще совсем женщина с задорными, поблескивающими из глубины зеленоватыми искорками глазами.
– Але, – ответила она со сдерживаемым смешком на телефонный звонок.
– Эллис, доброе утро, – в трубке подрагивал голос Алека. – Ты знаешь, мне нужно сегодня пойти к врачу, где моя медицинская карточка? И еще…
– Доброе утро, дружок. Твоя медицинская карточка, все твои документы, оставшиеся вещи и список всей необходимой информации лежит на кухонном столе, заберешь, ключ оставишь в почтовом ящике. Телефон детей ты знаешь, захочешь увидеть их, они будут рады. А мне некогда, я уже бегу.
– Куда?.. – оборвался знакомый голос.
Но Эллис уже не слышала его. Она бежала. К новой жизни, к новым знакомствам, к новым, незнакомым ранее, отношениям, к новой любви.
– Позвольте мне помочь Вам, – голос прозвучал рядом так неожиданно, что Эллис вздрогнула.
Она, задумавшись о странном вчерашнем видении, стояла у полки с кошачьей едой. Для своих маленьких друзей питание она покупала огромными, тяжелыми пакетами, и теперь стояла рядом с таким пакетом, готовая взвалить его на каталку.
– Этот мешок очень тяжелый, я помогу Вам, – повторил мужчина. Она бросила взгляд на незваного помощника. Очень высокий, грузный, с мягкими, добрыми глазами-маслинами за толстыми стеклами очков.
Эллис готова была уже отказаться от помощи. Она привыкла все делать сама, вмешательство постороннего человека было неприятно. Но вдруг в глазах мелькнула зеленая молния, напомнив картины прошлого в ночных окнах.
– Да, конечно, пакет действительно тяжелый, спасибо.
Разговор завязался сам по себе. Стен тоже был заядлым кошатником, мог говорить о кошках без конца, знал много интересного. А еще он увлекался садоводством, был слегка помешан на своем доме, в который вкладывал всю душу и любовь к уюту. А еще он оказался невероятно удобным слушателем. Как-то незаметно, слово за слово, Эллис выложила незнакомому человеку все. Про годы, прожитые в полном доверии с мужем, про его предательство, про чайную чашку и кошачью магию.
Стен слушал внимательно, заинтересованно, с достаточным и нечрезмерным сочувствием. В общем, слушал так, как нужно было Эллис.
Возле знакомого двухэтажного дома с ухоженным фасадом Стен остановился.
– Хотите чая со смородиновым вареньем? Давайте зайдем, я живу здесь.
Вот так все и началось. Эллис с удивлением заметила, что стремительно быстро привыкает к обволакивающей заботе, вниманию, некоторому даже контролю со стороны Стена. Он звонил утром, спрашивал, как прошла ночь, позавтракала ли она и какие планы имеет на день. Среди дня звонил справиться о настроении и новостях, а вечером встречал с работы и приглашал то в ресторан, то к себе домой на самостоятельно приготовленный вкуснейший ужин, то на выставку экзотических кошек, то в картинную галерею.
Любую попытку Эллис проявить заботу, побеспокоиться о нем, взять на себя какую-то проблему Стен отметал с мягкой улыбкой: «Ты – девочка, Эллис, девочкам не стоит этим заниматься». Первой реакцией был протест, а второй… ее сердце таяло, а к горлу подкатывали щекочущие слезы.
Когда в одно наипрекраснейшее утро Эллис впервые проснулась в спальне Стена, она услышала слова, которых подсознательно ждала всю свою жизнь:
– Ты такая открытая, беззащитная, позволь мне стать твоей опорой, твоим хранителем? Я люблю тебя и хочу быть рядом всю жизнь.
Эллис зарылась лицом в его большое, надежное плечо и прошептала:
– Стань…
– Только у меня условие… – и словно испугавшись, добавил, – только одно, честное слово!
– Условие? Какое?
– Ты оставишь работу. Занимайся кошками, рисуй, вяжи, делай то, к чему лежит сердце. У меня достаточно денег, чтобы позволить себе удовольствие видеть свою жену радостной и возбужденной любимым делом, а не уставшей от нудного рабочего дня.
– Но дети… – заикнулась Эллис.
– Ты знаешь… мои дети – уже взрослые, я обеспечил их на много лет вперед, помог поднять собственные бизнесы. Самое время обзаводиться новыми… Давай сегодня вечером поведем все семейство в ресторан? Будем знакомиться!
Эллис задумалась на минуту, представила себе реакцию детей на ее счастье, тепло улыбнулась своей уверенности в их понимании и радостно зажмурилась от ощущения, что ей ничего не нужно решать, ее Мужчина обо всем позаботится.
Прошло три года.
Ну, конечно же, Эллис не усидела дома. Ее студия «Арт-Релакс» возымела громкий успех. Она наслаждалась работой, творчеством, спокойной радостью семейного счастья.
Стен продолжал окружать ее трогательной заботой. Иногда ей хотелось открыть ему глаза на тот факт, что она уже давно не беззащитный ребенок, а взрослая женщина, мать уже почти взрослых детей… Но он светился таким счастьем, выполняя ее прихоти, а она так отдыхала душой, купаясь в его любви, что этот разговор все откладывался и откладывался, пока не перестал казаться актуальным.
Алек жил с Гелл. Он был по-своему счастлив. Гелл была женщиной подчиняемой, легко поддающейся, с ней он мог себя чувствовать ведущим, главным в семье, несмотря на то, что она больше зарабатывала и тащила на себе быт. Но он оставался преданным и любящим отцом их с Эллис детям, часто виделся с ними.
А дети радовались маминому счастью, радовались приходам отца, радовались появлению в доме хорошего и надежного друга – Стена.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.