Моника: совсем без фотошопа
Как-то за ужином речь у нас в семье заходит о преходящей моде. Мы с мужем рассказываем о брюках-дудочках, очках в никелевой оправе, спецовках, перманентной укладке и коротких спортивных штанах, за которые сегодня мужчина может подвергнуться сексуальным домогательствам. Ева и Лукас хоть и видели старые снимки, но не могли себе толком представить, как это родители могли ходить в таком нелепом виде?
Я роюсь в коробке со старыми фотографиями. Снимки, сделанные еще до рождения детей, так и лежат там не рассортированные. Только после рождения Лукаса я начала составлять фотоальбомы. Ранее мне это казалось чисто мещанской замашкой. «Тогда почему же фотоальбом с детьми больше не казался мещанством?» – быстро проносится у меня в голове. Впрочем, все равно. Я возвращаюсь с фотографиями, на которых изображены мы с Алексом в очках с никелевой оправой, коротких трениках и брюках-дудочках. Дети хихикают и забавно качают головами.
Вдруг Лукас делает одобрительный жест: «Кстати, классно отфотошоплено!»
Теперь настал наш с Алексом черед хихикать.
«Эх, Лукас, не было еще тогда ни фотошопа, ни компьютеров, ни Интернета!» – объясняю я, а Алекс говорит, что раньше пленки заправляли в фотоаппарат, снимали с выдержкой и, наконец, свернув их, относили в лабораторию. По негативам решали, какие снимки напечатать, и с волнением ждали, когда фотографии можно будет увидеть на бумаге, так как нечеткие изображения не всегда можно было разглядеть на негативах.
«Ух ты! – кричит Лукас и поворачивается ко мне: – Значит, ты была красивой взаправду! Совсем без фотошопа!»
Я гляжу на него.
Как прекрасно, что мой сын восхищается моей красотой.
Как ужасно, что он говорит это в прошедшем времени.
В зависимости от того, как поставить ударение, предложение звучит: «Значит, ты была красивой взаправду!» Или так: «Значит, ты была красивой взаправду!»
Теперь я могу решать, что мне видеть – наполовину полный или наполовину пустой стакан.
Каждый вправе сделать выбор, видеть ли стакан наполовину полным или наполовину пустым.
«Мама все еще красивая!» – возражает Ева у меня из-под бока.
«Я и не говорю, что она больше не красивая!» – отвечает Лукас.
Алекс ничего не говорит, но смотрит на меня, как в ту пору, когда мы только-только полюбили друг друга.
Дети начинают спорить о кедах Converse и девочках, которые ходят в школу с голым животом.
Мы с Алексом смотрим друг на друга так, словно оказались среди каких-то людей в баре, где он подарил мне розу, и в этом самом баре тогда все и началось. «Какие-то люди», наши почти уже взрослые дети, становятся шумовым фоном. В дешевом мультике между нами появились бы летающие сердечки.
Алекс тайком протягивает руку под столом и кладет ладонь мне на бедро.
«Вы не могли бы сегодня прибраться, – спрашивает он детей. – Нам еще нужно обсудить кое-что важное… хмм… о налогах».
Лукас и Ева кивают, и вскоре их спор возобновляется.
Наше с Алексом важное обсуждение налогов проходит за закрытыми дверями спальни. Мы еще никогда так страстно не отдавали свой долг органам власти. Может быть, после этого они повысят детское пособие?