Глава 14 «…И гора родила мышь?»
Глава 14
«…И гора родила мышь?»
Когда-то я училась на журфаке МГУ и работала в газете «Московская правда». И у меня там была колонка «150 строк». Я служила бродячим корреспондентом: выйдешь утром и бродишь до вечера по городу в поисках чего-нибудь эдакого. А потом вернешься домой, вечером напишешь – утром бежишь сдавать в редакцию.
Каждый раз меня почему-то встречал завредакцией такими словами:
– …И гора родила мышь?
Первый мой репортаж я принесла в газету с Мукомольного комбината имени Цюрупы. Я так хохотала недавно, когда нашла его в пожелтевшей от времени газете. Вы по сравнению со мной – прямо львы толстые. Но зато какое отчаянное трудолюбие в добыче материала, какое яростное желание разобраться, что там к чему, в этом абсолютно неведомом процессе! Какое прилежное старание вложить в крошечное тельце репортажа как можно более обширную информацию!.. Короче, судите сами.
Путь хлеба
На долгом пути от землепашца до пекаря хлеб обязательно должен пройти через руки мукомолов. Московский мельничный комбинат имени Цюрупы. Это огромный мельничный городок: цехи, гигантские башни элеваторов, автобаза специальных машин, на округлых боках которых написано: «Мука», рельсы железной дороги – по ним прибывают составы, груженные зерном. И производит этот гигант советской мукомольной промышленности две с половиной тысячи тонн ржаной, обдирной и сортовой муки ежедневно.
На комбинате все процессы, начиная от подачи зерна на элеваторы до погрузки муки, механизированы. (Дальше идет фраза, которой я – полный технический кретин – горжусь и сегодня!) Электромотор приводит в движение главную трансмиссию мельницы, с которой соединены мельничные машины. (Каково?!)
По конвейерной ленте течет зерно. Пока получится мука, оно пройдет через множество испытаний. Сильные магниты очистят его от металлических примесей, искусственные ветры выдуют сор и пыль… Его будут мочить и сушить, шелушить и сортировать – и только потом возьмутся за дело вальцевые станки – усовершенствованные жернова. (Вы чувствуете, какой объем информации утоптан в одном абзаце?!) Готовую муку развезут по пекарням.
(Дальше немного пафоса. Но и тут тоже, буквально на бреющем полете, пускай немного комично, ввинчено «важное» сообщение.) Большому городу нужно много хлеба. Население Москвы, например, только ржаного хлеба съедает до 700 тонн в день.
(Вдруг неожиданный поворот.) Каждый пятый сотрудник комбината – рационализатор. В прошлом году внедрение новаторских предложений принесло предприятию 641 тысячу рублей экономии.
Коллектив комбината активно готовится к ХХIV съезду КПСС. К 30 марта решено выработать сверх плана 700 тонн муки. 17 апреля мукомолы примут участие в общемосковском коммунистическом субботнике.
М. Москвина, студентка МГУ
Заметьте: вся в белоснежном облаке муки выплывает из этого неуклюжего, неумелого репортажа какая-то ирреальная Планета Мукомолов – шелушильщиков, мочильщиков, сушильщиков, гениальных изобретателей-рационализаторов, мифологических раблезианских кормильцев громадного города! (К слову сказать, обязательно прочитайте великую, сочную, остроумную, фантастическую средневековую книгу Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»! Получите колоссальное удовольствие.)
А между тем где меня только не носило! Случайно забредя в соседний с нашим факультетом Московский геологоразведочный институт, в Музее минералов я познакомилась с одним геологом, который, буквально не сходя с места, устроил меня поваром в геологическую экспедицию на Дальний Восток, в Хабаровскую область, хотя я совершенно не умела готовить.
Но договор был подписан, и, сдав летнюю сессию, я, к ужасу моей мамы, – на три месяца! – отправилась с совершенно незнакомыми бородачами на край земли и там варила им каши в ведре на печке в крошечной избушке, а заодно многое разузнала о жизни камней и древнейших, окаменевших от времени деревьев…
Затем, будучи жутким увальнем, я записалась в университетскую секцию спелеологов. «Спелеолог» значит «исследователь и покоритель пещер». Но меня оттуда исключили за то, что на тренировке на очень большой высоте я стала отвязывать веревочную лестницу, на которой сама же и сидела. После этого поразительного случая все боялись со мной связываться. Лишь один не побоялся – знаменитый спелеолог и пиротехник Юрий Дубков. Он взял меня с собой в поход к высокогорным пещерам Северной Осетии.
И вот – внизу шумит подземная река, а мы над ней в касках с налобными фонарями (я – с велосипедной фарой на голове) ползем, как трубочисты в трубе. Руки-ноги растопырили и упираемся в стены ладонями и ступнями. Везде каменные сосульки – сталактиты, каменные цветы и натеки, похожие на медуз и драконов, исполинских черепах и дикобразов. Окаменелые водопады, тонкие каменные флаги – почти прозрачные.
Мы искали рисунки первобытных людей. В пещерах они часто встречаются. Одна французская пещера 17 тысяч лет назад вся была изрисована гигантскими быками, пещерными львами, и там же, на стенке колодца, изображена странная фигура человека с птичьим клювом, а на каждой руке у него по четыре пальца!
Рисунков мы не нашли, но можете не сомневаться: в этом походе было столько приключений, я их рассказываю, рассказываю и не могу до конца рассказать в своих детских книжках. Одна моя книга так и называется «Семь летучих пассажиров» – про то, как, уже возвращаясь из пещеры, мы прихватили с собой в картонной коробке семь летучих мышей, а когда стали их в поезде кормить с чайной ложки манной кашей, мыши разлетелись по общему вагону.
Вжих! Вжих! – носились они по коридору, сами крошечные, а посмотришь на тени: пеликаны! В вагоне паника! Все орут: «Кровососы!» Кто-то открыл окно, и летучие мыши вылетели на волю. Интересно, нашли они свою пещеру? Мне кажется, что нашли…
Непроходимая тайга на Кольском полуострове, 1974 г. Редкий солнечный день – это видно по резким теням, упавшим на крышу вездехода. В то лето постоянно лили дожди, в такую погоду особенно «приятно» в шесть утра варить кашу с тушенкой под открытым небом на костре. Взгляните на эти кривые корявые ели, на землю, поросшую мягким мхом, под ним вечно хлюпает болотная вода. Три месяца, что мы провели в этих краях, продолжался изнурительный полярный день, который научил меня ценить наши темные звездные ночи. В ушах постоянный звон из-за тучи мошки и комаров, поэтому в любую жару ты вынужден расхаживать в суровом брезентовом комбинезоне, сапогах и накомарнике, как пасечник. Я сняла на минутку накомарник, чтобы вам было ясно, что это я.
Жизнь продолжается. В зимние каникулы моя подружка Ленка Книжникова взяла меня с собой на Кавказ в Приэльбрусье. Мы поселились в горной хижине на станции географического факультета МГУ. И вместе с географами изучали лавины на горе Чегет.
Мы дружно выползали на застывшую лавину, выкапывали глубокие шурфы и по срезу в снежном колодце читали, как по книге, какая была зима в каком угодно году: теплая или холодная, вьюжная или солнечная, сколько дуло ветров и какой именно силы – все это можно узнать по полоскам на стенке шурфа.
Потом мы торжественно давали имя этой лавине. Лавины-то бывают разные! Когда рыхлый снег стекает по леднику – это лавина свежевыпавшего снега. Самая коварная – лавина снежной доски. Довольно небольшого удара, толчка – снежная доска срывается и, как сани, катится вниз. «Тайны снежных лавин» – интригующе назвала я свой репортаж из Приэльбрусья.
Кстати, эта научная станция, куда я потом еще сто раз приезжала кататься на горных лыжах, была построена с таким точнейшим расчетом, что ни при каком снегопаде к ней по идее не должна докатиться лавина. А вот недавно мне рассказал мой друг – тогда он был студентом, а теперь профессор и доктор географических наук – Анатолий Топчиев (я в него была страшно влюблена!), что эту нашу станцию снесло лавиной! К счастью, там никого не было.
Я жадно всем интересовалась. Я не понимаю, как так? Вы говорите мне, что не знаете, о чем писать, о чем снимать фильм, у кого брать интервью? На это ж надо нюх тренировать! Настоящий охотничий нюх. Вот я забредаю в Палеонтологический музей – тут обязательно во все времена должны быть вести о чем-то грандиозном, из ряда вон выходящем.
Мне сразу сообщают, что в Курской области в городе Севске в песчаном карьере найдены кости мамонта. И снаряжается экспедиция откапывать скелет. Журналист им не нужен, но нужен повар. Жить – в палатках, готовить еду на восемь человек – в поле на костре. Ехать сутки на грузовике… Дурак откажется! Да, да и еще раз да!
На этой любительской фотографии, которую сделал один из участников нашей экспедиции, отчетливо виден восторг, который испытываешь, собственноручно откопав древнейшую кость мамонта в обычном песчаном карьере…
Международная Парусная регата в Таллине – журналисты в любую качку выходят в море на крошечном катере, который мотает и швыряет так, что даже опытные морские волки мучаются морской болезнью. И уж на что я «кресельный моряк», или, как говорят, «моряк на суше», а каждый день выхожу с ними в море на несколько часов, хотя в обычной жизни меня укачивает даже в метро!
Зато я на собственной шкуре узнаю, какие переменчивые ветра бывают в Таллинском заливе: то в нос дуют, то в корму, то в левый борт, то в правый. То штиль, то шквал!.. Там был такой шквал, что по пляжу бежал гражданин, а над ним летели его брюки, и он никак не мог их поймать. А еще есть ветер под названием «трамвай». Он дует в одну сторону с одинаковой силой. И яхты при этом идут с одной скоростью, как вагоны трамвая, – не вырвешься вперед.
Разве что в Новой Зеландии, мне рассказали яхтсмены, бывают ветра поудивительнее. Вернее, удивительный там способ мерить силу ветра: не на узлы, не на метры в секунду, а на… дни. Ветер одного дня, двух, пяти… В зависимости от того, сколько времени потратишь на ремонт яхты после соревнований. Зато мне дают самой повести за штурвалом катер! Вокруг море парусов – белых, оранжевых, фиолетовых, лимонных…
Ветер – только шапку придерживай! В разрывах туч – самолетные полосы и черноголовые чайки с серебряными рыбками в клювах.
А главное, я познакомилась с героем своего рассказа – американским яхтсменом, профессором химии Августом Миллером, который такое повидал и такое испытал, такие повстречал гигантские валы, скажем, в Атлантическом океане около Бермудских островов!.. А в Тихом океане на Гавайях по примеру самых закаленных и мужественных островитян он катался на гребне штормовой волны высотой с наши Воробьевы горы!
Конечно, чтобы подружиться с таким человеком, надо знать английский, зубрить его все детство, молодость на это ухнуть, и все равно, как говорится, дураком помрешь:
– Гуд бай! – сказала я, расставаясь.
Но Август меня поправил:
– Надо говорить: So long! До встречи! Так прощаются моряки.
Вообще хорошо бы при таком всепланетном подходе к писательскому делу знать как можно больше языков разных народов. Для этого я отправляюсь на кафедру интенсивных методов изучения иностранных языков, где всего за три месяца собираюсь освоить французский язык. Потому что давно мечтала увидеть Францию – Париж, Версаль. Поговорить с французами о жизни. (А заодно в завтрашний выпуск газеты выдать свои 150 строк!)
Сидим в глубоких креслах, никто ни бум-бум по-французски, но руководитель кафедры Игорь Шехтер, истинный революционер в преподавании иностранных языков, обещает, что вскоре наступит день, когда мы заговорим легко и свободно, как будто французский – родное для нас наречие. Только не прогуливать! Потому что каждый день нам будет даваться на слух по сто восемьдесят слов за один раз.
Мы пели старинные французские песни, играли в подвижные игры (а все, кроме меня, взрослые солидные люди!), разыгрывали целые спектакли на французском языке, и, действительно, в один прекрасный день я стала ловко болтать по-французски.
Правда, как стала, так и перестала – без практики. Зато когда я волею случая оказалась в Париже, что-то всплыло, зашевелилось в памяти. Через пару дней я с легкостью отвешивала всем комплименты и ни к селу ни к городу поздравляла всех с днем рождения.
А если у тебя не только планетный, но и вселенский подход – ты должен и дальше работать над расширением своего сознания! Слышу, по радио объявляют об открытии первого в нашей стране Уфологического университета, где можно встретиться с исследователями НЛО, контактерами с инопланетянами, соприкоснуться с загадочными вояджерами во Вселенной. Я надеваю пальто и, подняв воротник, выхожу во двор – на дворе дождь, поздняя осень. Я еду навстречу своей будущей книге «ПОКА ГОРИТ СВЯЩЕННЫЙ ОГУРИЛ… или За окном НЛО!» – захватывающей и беспримерной повести, которой еще будут зачитываться дети всех времен и народов – как нашей, так и других планет Вселенной.
Прошло много лет, я лечу в Индию и отправляюсь в предгорья Гималаев, в места, воспетые Редьярдом Киплингом. Из этих бесприютных скитаний, каверзных приключений и самых что ни на есть реальных опасностей рождается авантюрная повесть «Небесные тихоходы».
Дальше мой путь лежит в королевство Непал, в сердце Высоких Гималаев, к четвертой по вышине гималайской горе – Святой Аннапурне. Книгу об этом восхождении я назвала «Дорога на Аннапурну». Сколько мы там с Лёней всего пережили: ливни, крутые подъемы и спуски, грохочущие горные реки, снежные мосты, леопарды, пиявки… Чудом живыми вернулись домой. Но такая там неописуемая красота – просто космос на Земле.
«Человек должен много путешествовать, чтобы прийти домой, – говорил индийский Учитель Ошо. – Он должен стучать во многие двери, прежде чем подойти к правильной двери…»
А муж мой Лёня заявляет, глядя на три иллюстрации к этой главе:
– Вот в юности ты в дороге – где на вездеходе, где в грузовике. А тут ты – в старости – не прекращаешь свой путь, уже пешком, с бамбуковой палкой, переходишь ревущую горную реку по хлипкому подвесному мосту. Прошло тридцать лет, вся жизнь пролетела, а ты не унимаешься, покоряешь Гималайские горы. Так держать!
А можно ли было не воспеть странствие по Японии, где сквозь современность просвечивает и мерцает неисследимая древность таинственного края, по которому бродят тени дзенских Учителей. Мы побывали в Токио, Киото, Наре, Камакуре, видели огромнейших Будд, размером с гору. Среди высоченных криптомерий в горах Ёсино прошагали тропинками поэта Басё (помните его знаменитое трехстишие: «На голой ветке / Ворон сидит одиноко / Осенний вечер»?), медитировали в монастырях, поднялись на Фудзи… Так я и назвала свою книгу «Изголовье из травы» – это по-японски означает «путешествие».
Моя следующая повесть – «Гуд бай, Арктика!..» – рассказывает о мореплавании на острова Шпицберген и Северо-Восточная Земля, куда на двухмачтовой голландской шхуне «Ноордерлихт» отправились ученые, писатели, художники и музыканты со всего мира под предводительством английского независимого сообщества Cape Farewell. Главная цель – достигнуть берегов Арктики и увидеть своими глазами, что там творится, поскольку именно от того, как себя чувствуют Арктика и Антарктида, зависит жизнь на Земле.
Три недели шхуна «Ноордерлихт» бороздила Северный Ледовитый океан, день за днем я описывала это рискованное путешествие, а Лёня Тишков освещал арктическую ночь двухметровым месяцем – своей собственной странствующей Луной.
Обо всем, что посчастливилось повидать, обязательно напишу, только бы хватило времени! Франция, Швеция, священный Иерусалим, средневековая Испания, Италия, Голландия, Куба, Таиланд, Лаос, Камбоджа, Вьетнам, Тайвань…
– Легким надо быть на подъем! – сказал мне воздухоплаватель Иван Шагин.
И я с ним вполне согласна.
Месяц на льдине, Шпицберген, Арктика
Одна из фотографий арт-проекта художника Леонида Тишкова «Путешествие частной Луны вокруг света».
Больше десяти лет эта искусственная Луна освещает разные удивительные места во всем мире. Начав свой путь в 2003 году в России, она побывала в Новой Зеландии, Японии, Сингапуре, Франции, Германии, Чехии, Англии, Латвии, Италии, Америке, Нидерландах, на Тайване, а в 2010 году совершила путешествие на голландской шхуне в арктические широты. Луна – как яркая сияющая скобка, объединяющая людей всего мира светом поэзии и реальной возможностью чуда.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.