Глава 15 «Светился мир – для нас непостижимый»
Глава 15
«Светился мир – для нас непостижимый»
Как-то однажды мы с вами отправились в Музей аквариумных рыб и всяческих земноводных тварей. И мне было страшно интересно: что вы об этом напишете.
Тексты превзошли все мои ожидания. В основном это были стихи. Или странная поэтическая философская проза.
Сергей Тишков
Аквариум
Свет будит и мешает сосредоточиться. Под редкими острыми листьями трудно быть одному. Бесконечный гул и блеск пузырей. Странная и надоедливая забота несчастных, толстых, неповоротливых – из-за прозрачного стекла.
Только иногда кто-то белый стучит и зовет. Ему мало места там, за прозрачной преградой. Ему не хватает холодной воды, леса трав и прозрачных птиц, что летят с потоками водяного ветра. Я почти забыл все это здесь.
Но тот белый, что стучит и смотрит в мой дом, надеется. Я поведу его. Он уплывет со мной туда, где серые скалы блестят под лучами белого света, где вьются льдинки между небесных гор, холодных и острых. Где в глубине тишина, и спящее дно давно перестало дышать…
Вот так.
И снова Юля Панкратьева. Стихи это или ритмическая проза? Рисунки на полях – плывущие рыбы и люди, египетские иероглифы, водоросли – на ярком желтом листе. В эту поэтическую форму Юльке удалось ввинтить конкретные исторические и биологические сведения, которые обрушил на нас умный экскурсовод Миша в очках с толстыми линзами:
Он плыл меж молодых ростков ириса. Конечно же,
Ирис здесь просто рис, но так приятнее звучит.
Так вот… он плыл. Встречал цихлид, тиляпию,
Барбуса. И знал о каждом кое-что.
Тиляпия была знакома с красноперкой. А наша
Красноперка – это их барбус. А вот цихлиды
Создают на всю жизнь пары. Но самой любопытной
Среди них была Тиляпия.
Икринки новой жизни она держала у себя во рту.
И все-таки не потому она мне любопытна.
Когда-то принесла она в своем огромном рту
Некую часть Осириса его жене Исиде.
Не будем говорить, какую именно,
Все сказано давно в историях Египта.
Так плыл Гурами Рисового Чека,
Семейство анабасовых звалось его родство.
Мы проплывали мимо них подобно им самим,
Плывущим мимо нас,
Ходили мы по кругу, а внутри стоял аквариум
С одной безмолвной рыбой.
На вид она была грустна и одинока,
Но это только с виду, в ней иной
Светился мир – для нас непостижимый,
Я подошла к ней ближе, чтобы рассмотреть
В ее глазах, как в скважинах замочных,
Хотя бы очертанья тех миров.
Но рыба отвернулась от меня.
С гордостью и радостью вижу я в этих текстах обнаружение иного измерения, тончайшие протянутые вами нити, связующие параллельные миры. Но не у всех этот великий прорыв произошел так уж безболезненно.
В «аквариумном» походе с нами был Андрей Иванов – он шел со всеми по Арбату, ел булки с джемом, обсыпанные сахарной пудрой, балагурил, в общем, находился в добром здравии и превосходном расположении духа.
Когда ж мы вплотную приблизились к аквариумам, а тем более к террариумам, я заметила, что он побледнел, ослабел, закачался и вдруг исчез, растворился, как сквозь землю провалился.
Я жутко разволновалась, у всех спрашиваю: где Андрей? Куда подевался?
Только на следующем занятии он рассказал мне, что встретился взглядом с личинкой аксолотля (существо, похожее на саламандру; если вы не знаете, кто такие саламандры, читайте «Войну с саламандрами» чешского писателя Карела Чапека! Ой, какая интересная книга!!!). И от этого электрического контакта в сознании Андрея Иванова открылись такие бездны, что ему стало не по себе. Он зашатался, нетвердой походкой вышел из музея на улицу и уже не смог вернуться обратно.
И это естественно! Ведь отправляясь куда-либо с вами, я всегда прошу вас внимательно глядеть вокруг. Ибо только внимательный взгляд сможет обнаружить многомерность окружающего мира. Настраиваться на это дело очень хорошо, когда идешь рядом с обладателем подобного взгляда.
Так я ходила однажды по Ленинграду за Юрием Ковалем и на город, на прохожих глядела его глазами.
Так сам Юрий Коваль ходил по Москве за прекрасным писателем Соколовым-Микитовым, использовал каждую возможность для встречи, подолгу сидел возле писателя Бориса Шергина. (Читать, читать Соколова-Микитова Ивана Сергеевича: книги «Детство», «Ленкорань», «Пути кораблей», «Летят лебеди», «Северные рассказы», «На пробужденной земле»… И обязательно – Шергина Бориса Викторовича: северные поморские были и сказания «Гандвиг – великое море», «Запечатленная слава»… А заодно и Юрия Коваля: два замечательных рассказа о Соколове-Микитове и Шергине – «На барсучьих правах» и «Веселье сердечное».)
Как-то я рассказала Юрию Ковалю, что весной пригласила его большого друга поэта Якова Акима любоваться цветущими вишнями, от чего Яков Лазаревич наотрез отказался и даже обиделся.
Юрий Коваль очень смеялся и говорит:
– Маринка, прошу тебя, как пойдешь любоваться – зови меня, я с тобой обязательно пойду.
Проходит какое-то время, звонят мне наши общие знакомые Галя и Ваня Овчинниковы – они работали в Ботаническом саду – и говорят:
– Расцвели азалии, приходи любоваться?
Я говорю:
– Сейчас я позову Юрия Иосича, и мы с ним вместе придем.
– Не-ет! – они говорят. – Мы ему уже звонили. Он очень занят и послал любоваться… своего секретаря Иру Скуридину.
…А сейчас мне кажется, что он и нас с вами послал любоваться этим, в сущности, цветущим миром.
А как Юрий Коваль вышагивал по улицам поселка писателей Переделкино за Корнеем Чуковским! А вечером на даче валенки с него снимал! А потом написал замечательную вещь о Корнее Ивановиче «Слушай, дерево». Рассказ так и начинается – с валенок! Не мог ведь Юрий Коваль опустить такую выпуклую «деталь» – валенки Чуковского:
«Корней Иванович был в огромных валенках. Я таких никогда не видывал. Валенки, наверно, валяли на заказ, специально для него.
– У вас, Корней Иванович, валенки сотого размера, – сказал я. – Я таких никогда не видывал.
– Восемьдесят четвертого, – сказал Чуковский. – Мне сейчас восемьдесят четыре года, а я на валенки в год по размеру набавляю…»
Но мы должны быть готовы, что именно такой пробужденный взгляд чреват потрясениями. Поскольку внезапно в привычных вещах (подумаешь, рыбки в аквариуме) мы обнаруживаем иные миры и такие вещи, которые нас могут с ног свалить, если мы ежечасно не тренируемся в этом деле.
В иудейской религии существует особая ветвь: религиозные мистики – хасиды. Учение хасидов заключается в том, что весь мир образовался из Божества и представляет собой Божественное проявление. Они во всем видят только Бога. Просто наслаждение – с головой погрузиться в книгу «Хасидские предания», которые собрал и записал знаменитый еврейский философ Мартин Бубер.
Вот одна крайне назидательная притча из его книги.
«На Новый год Великий Маггид (проповедник) не трубил сам в бараний рог – шофар. Это было обязанностью его ученика, равви Менахема Менделя, а маггид лишь указывал, как следует трубить. В последние дни своей жизни, когда он уже не мог ходить, маггид указывал, как трубить, сидя в своей комнате. Однажды равви Менахем Мендель отсутствовал, и его место вынужден был занять равви Леви Ицхак. Он поднес к губам рог, но, когда маггид назвал первый звук, Леви Ицхак вдруг увидел необыкновенно яркий свет и потерял сознание.
– Что это он? – недоумевал маггид. – Мендель видит гораздо больше, но не боится…»
Почуяв бездну на стыке двух миров, Юлька с Сережей сумели преобразовать это открытие в произведения искусства. Но и Андрей Иванов не сплоховал! Он поступил неожиданно и своевольно, как настоящий художник. Он отправился в зоопарк, благо там неподалеку, и… нарисовал сову!!!
Совиная физиономия с его рисунка, в которой явно заключены миры никак не менее таинственные, нежели во взгляде личинки аксолотля, стоит перед моими глазами и мощно подтверждает догадку о том, что по-настоящему внимательный взгляд – это незыблемая основа Искусства.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.