ПОСТ О МАРКЕ ТОРГОВОЙ И РАБОТЕ НОВОЙ, О БЫСТРОМ РОСТЕ И О ТОМ, КАК БЫЛО НЕПРОСТО

ПОСТ О МАРКЕ ТОРГОВОЙ И РАБОТЕ НОВОЙ, О БЫСТРОМ РОСТЕ И О ТОМ, КАК БЫЛО НЕПРОСТО

Инженер Булкин использовал производственный спирт для промывки организмов линейных монтеров связи.

Из служебной записки. Журнал «Крокодил»

Доллар! Великий всемогущий дух! Он всюду! Глядите туда!

Михаил Булгаков. «Мастер и Маргарита»

Какие «свинтопрульные» идеи запустили новый «мирный» проект Зимина? В постсоветском обществе навязчивой идеей стал доллар как символ богатства. Но и здесь надо было выбирать, каким путем идти к финансовому благополучию. Елена Батурина уверяла, что «всегда мечтала быть аналитиком»[88], но после скандальной отставки Юрия Лужкова осенью 2010 года эти слова одной из богатейших женщин страны кажутся, мягко говоря, странными – ведь речь идет о ее сказочном обогащении, и уже мало кто верит в ее «аналитические» способности. Зимин, обращаясь к своим товарищам по работе, говорил о мечтах так: «Господа! Еще одно усилие – и мы докажем всем (в первую очередь самим себе), что мы способны, занимаясь профессионально добропорядочным бизнесом, дать Москве современный вид связи, при этом обеспечив себя и свое окружение достойным уровнем жизни»[89]. Может быть, поверив в эти слова, военные инженеры и ученые напрягались, окунаясь с головой в бизнес, сохраняя добропорядочность и идеалы доброты, помноженные на усердие.

Глосса от Славкина о работе с удовольствием

В парткоме очень легко было обсуждать новые темы. Во-первых, не было никакой градации: что Зимин, что Бондаренко. Не было никаких различий, все были одного рода. В отличие от системы ПРО, когда ты 20 лет работаешь и ни хрена своих результатов не видишь, здесь буквально через месяц, через два ты видишь – вот появилась базовая станция, вот 100 абонентов уже разговаривают по телефону… Мы все говорили, что коммерческо-техническая деятельность – она, конечно, не сравнима… Человек получает радость и удовольствие от своих трудов. Он видит их. Он ощущает их. Поэтому приходит и говорит: давайте попробуем это, давайте то. Потом мы… захватили кабинеты профкома. Часть народу туда перешло. Потом стали разрастаться. Я очень долгое время ходил на работу с удовольствием. Я шел, и у меня внутри что-то там пело. Я думал: сейчас приду, сделаю вот это, вот это.

Работа в свое удовольствие подкреплялась азартом борьбы за доллары: ведь Зимин, как в книгах, посвященных приращению богатства, призывал их визуализировать: проще говоря, сделать наглядными. Для этого в компании к каждому еженедельному завтраку в кафе «Тайга» отеля «Аэростар» выпускался боевой листок – «Командный дух». «С левой стороны на этих листовках изображен градусник, красная ртуть которого показывает состояние дел по монтажу системы, а сверху изображены падающие доллары, которые начнут сыпаться на нас после окончания монтажа последней, шестой, базовой станции, – пишет Зимин в своих воспоминаниях и уточняет: – Это возбуждало»[90].

Азарт борьбы всего коллектива помог компании не просто выжить – он стал главным условием успешного старта. «Нам удалось дважды получить от производителей сотовой аппаратуры практически ничем не обеспеченный товарный кредит на оборудование для создания первых сетей сотовой связи в Москве, – вспоминал позднее Зимин. – Как потом говорил один из поставщиков-кредиторов, основанием для такого кредита стал исходящий от нас энтузиазм, драйв (подогреваемый, наверное, полуголодным существованием основателей на одном из умирающих тогда предприятий ВПК) и вера (и наша, и поставщиков) в великое будущее великой страны, в которой происходят такие позитивные и фундаментальные изменения»[91].

Глосса Зимина о компании единомышленников

В компаниях-конкурентах работали в основном наемные работники. Учредители, как правило западные компании, набирали сотрудников, которым сами же не доверяли. Сейчас бы сказали, что у них всегда был конфликт между советом директоров и менеджментом. У нас таких понятий не было. У нас вообще не было никакого совета директоров. Была команда энтузиастов, работавшая дни и ночи. Которая для того, чтобы что-нибудь сделать – поставить базовую станцию в нужном месте, – могла пойти выпить с каким-нибудь управдомом: давай, мол, вместе дело сделаем. Кроме того, у нас с самого начала работали действительно профессионалы. Мы все-таки радиоинженеры, и все, что касается прохождения радиоволн в условиях городских агломераций, – это наше. И инженерная часть работ, я думаю, с самого начала была вне конкуренции. В других компаниях этими вещами вообще никто не занимался. Там приглашали каких-то иностранцев на роль консультантов, которые рисовали аляповатые проекты. У МТС, например, в первых сетях все антенны стояли только на зданиях АТС. Создать более или менее разумный проект в таких ограничивающих условиях в принципе невозможно[92].

Валерий Новоженин вспомнил случай, похожий на анекдот, произошедший при настройке базовой станции. «Работу выполнял американский специалист, – рассказал он. – На одном из узлов станции он обнаружил нештатную работу контроллера. По его заключению, блок необходимо было отправить в США для ремонта или замены. Это привело бы к срыву сроков запуска системы связи на несколько недель. Руководство проекта было в шоке. После недолгих консультаций с представителем компании Plexsys блок все же был вскрыт на месте, и через 10 минут проблема была обнаружена и устранена: некачественной оказалась пайка одного из контактов». В схожих случаях Оги К. Фабела II успокаивал иностранцев, объясняя: «Когда возникали неполадки в сети, инженеры просто отрубали ее и налаживали все, говоря при этом: “Не беспокойтесь. Русские привыкли к такому. В любом случае сейчас лучше, чем раньше”»[93].

Восхищаясь русской смекалкой, иностранцы все же не понимали, почему русские с трудом постигают азы продаж, и выступили с идеей торговой марки перед высшим руководством компании, аргументируя свое предложение тем, что покупателей привлечет дружелюбный, приятный и светлый образ, полностью противоположный тому, что достался «ВымпелКому» в наследство от военного института. Зимин не сразу поверил в эту идею. «У нас кончались деньги, все “горело”, а тут, как нам тогда казалось, – третьестепенное дело, мелочь – эмблема, – горячился он. – Предложили мужика с телефоном. Не то! Потом появилась пчелка, но пока еще с другим дизайном. И возникло английское слово “билайн” – кратчайшая линия. Решили: хорошо, что иностранцам понятно. К тому же пчелы… соты… сотовая связь… что-то в этом роде. И я, и мои коллеги сказали: ну, пусть будет это, и хватит глупостями заниматься. Это было 6 августа 1993 года»[94]. «Внешнему миру» марку продемонстрировали позже – 22 сентября: в этот день в Москве на Ильинке появилась первая растяжка «БиЛайн», а в Торгово-промышленной палате состоялся прием по случаю анонсирования начала работы сети[95].

Сеть стала быстро набирать абонентов. «Благодаря торговой марке “БиЛайн” и первоклассной сети компания “ВымпелКом” вскоре стала лидером пока еще спящего рынка», – уверяют читателей авторы книги «Новые лидеры российского бизнеса»[96]. Но я на условиях анонимности сообщу фрагмент из воспоминаний: «Водку пили. Без водки бы сеть не построили. Водку пили и с теми, у кого ставили станции, и те, кто ставил, и с теми, кто нас консультировал». И марку торговую тоже кое-где пытались приручить с помощью национального напитка: например, «в Самаре стали выпускать водку под названием “Билайновка”. Мы за голову схватились. Причем я получил, у меня до сих пор стоит бутылка», – вспоминал Зимин[97]. Но за голову хватались, похоже, конкуренты: к Зимину за дорогущими телефонами выстраивалась очередь.

Глосса от Славкина о первых телефонах

Пять тысяч был телефон. Здоровый, тяжелый был. И плюс к тому за месяц надо было заказывать – была вперед продажа. То есть для того, чтобы стать нашим абонентом, человек приходил, вносил эти деньги, и единственное, что ему гарантировали: не позднее чем через три месяца он станет обладателем телефона. И люди шли. Стояли в очереди. На Маяковке у нас появился тогда офис. Рассказывали такую сцену. Приходит человек в соответствующем костюме, покупали тогда по пять тысяч, со своей Марусей. Он спрашивает: сколько? Пять тысяч. Он ее спрашивает: тебе тоже взять? Она говорит: ну, возьми. Достает вот такую пачку, причем, вы же сами понимаете, что там сотенные. Он отсчитал десять тысяч. Это сколько бумажек? Я был убит, потому что он достал и отсчитал сто штук. Самое крупное, что можно было, и у него эта пачка не изменилась в объеме.

Виктория Довгань-Стабачинскене помнит до сих пор те времена, когда на сотовые телефоны записывались, хоть они и стоили по 5 тысяч долларов. И когда появлялись определенные модели, «они предоставлялись специально клиентам, которые за ними приходили». Некоторым они доставались в ходе рекламных акций: Валентин Гафт стал «двухтысячным обладателем этой “игрушки”! Я помню, как меня поразил подобный аппарат в Америке, где я впервые его увидел. Ощущение было примерно как от Ниагарского водопада. Это же надо, разговаривать с Москвой под шум падающей воды!»[98]

Кстати, помнят сотрудники компании не только курьезы с телефонами, но и тему разборок и бизнеса на крови. Во время интервью со мною никто ее не поднимал, лишь однажды один из соратников Зимина обмолвился, вспомнив, как Дмитрий Зимин и Георгий Васильев пришли на работу в темных солнцезащитных очках. Можно представить, как сотрудники встретили своих руководителей и какие пошли разговоры, тем более что Дмитрий Борисович долгое время, как простой смертный, пользовался метро, добираясь в офис на станцию «Маяковская». Но можно представить, что случилось бы с компанией, если бы два руководителя попали не на работу, а на больничную койку. Тем более что вклад Васильева в развитие компании был весом. «Одна из наиболее ярких личностей, с которыми только сводила меня судьба, – вспоминал позже Зимин. – Васильев работал в компании практически с момента ее основания и много для нее сделал. По сути, он был одним из первых, кто стал успешно внедрять в компании такие структуры, как коммерческая дирекция и абонентская служба. Я отношусь к нему с уважением, симпатией и любовью, считаю его талантливым менеджером, в котором сочетаются хорошие организаторские качества и личное обаяние. Есть в нем некая харизма»[99].

Техническое чутье Зимина, помноженное на «крохоборство» Васильева (на самом деле маркетинговое чутье), вместе дали поразительный результат: компания развивалась не по дням, а по часам, шла вперед, как в сказке, «семимильными» шагами. За несколько лет на месте одной пчелки появился целый рой трудолюбивых пчел. Вот только один факт – за декабрь 1995 года «трубок» было продано столько, сколько за весь 1994-й. «В 1995 году мы сумели создать техническую систему, которая на равных конкурировала с GSM, и так реорганизовать маркетинг, что в Москве из каждых трех продаваемых сотовых телефонов два были наши. Мы росли так быстро, что… не знаю, конкуренты, наверное, очень сильно завидовали», – вспоминал Васильев[100]. Было чему завидовать: в 1994 году годовой доход компании составил 30 миллионов долларов, а прибыль – 9,5 миллиона долларов; следующий, 1995-й год, оказался еще более доходным: чистая прибыль составила 27,6 миллиона долларов, а доход 101 миллион долларов[101].

Рост завораживал не только конкурентов: они вдруг поняли, что можно прирасти миллионами долларов. Так что «успех “ВымпелКома” не остался незамеченным, и однажды Зимин и Фабела узнали о том, что у них появился новый акционер – “Система”, скупавшая активы телекоммуникационных компаний в Москве и за ее пределами и контролировавшая МТС, основного конкурента “ВымпелКома”. Ее основатель, Владимир Евтушенков, был одним из самых влиятельных бизнесменов в стране и заработал репутацию “бизнес-лица” московского мэра Юрия Лужкова. Используя свое влияние и действуя в соответствии с лучшими традициями раннего российского капитализма, “Система” убедила руководителей “Вымпела” и РТИ продать свою часть акций “ВымпелКома”. Теперь “ВымпелКом” оказалась в одной упряжке с МТС, что Зимину и Фабеле было крайне неприятно»[102].

Глосса о русском бизнесе от Оги К. Фабела II

Мы вложили в компанию почти 2 млн долл. собственных средств. И за это мы не получили ни одной акции компании, поскольку считали, что у компании не должно быть иностранных акционеров, для того чтобы она могла пользоваться при получении лицензий всеми привилегиями исключительно российской компании. Мы доверяли нашим партнерам, а в результате выяснилось, что «Вымпел» продал свои акции «Системе». Руководители РТИ и «Вымпел» получили по 50 тыс. долл. за свои акции. За такую относительно небольшую сумму они передали в другие руки владение активами стоимостью в сотни миллионов долларов. В то время такие вещи происходили часто[103].

Чтобы не остаться у разбитого корыта (иначе – прощай, доллар), Оги II решил вывести компанию на биржу. Валерий Гольдин мне пояснил, что «как акционер Фабела хотел заработать, но и хотел, чтобы “ВымпелКом” получил западную оценку стоимости и имел доступ к западным капиталам для развития своего бизнеса». Он вспомнил первую встречу 1995 года («в ноябре – мерзкий день, сыро, температура около нуля»), когда Оги II озвучил эту идею. А потом с января 1996 года Гольдин в этом участвовал, все закрутилось с бешеной скоростью. «Работа по слиянию двух компаний была очень тяжелой, непростой, с выходом некоторых акционеров из “ВымпелКома”, с обменом акциями и т. п., где были задействованы юристы, финансисты и аудиторы, – рассказывал он. – Параллельно работа с биржей. Где-то с мая начались приготовления по написанию проспекта эмиссии. Эта работа вовсю шла в конце июня – начале июля».

Глосса от Гольдина о выходе на биржу

В то время это было секретом. Андеррайтеры решили, что это не должно разглашаться: в «Ренессансе» было сказано, что если информация просочится и установят, от кого, он будет уволен самым решительным образом. Так что от прессы это держалось в секрете, но властям компетентным это, разумеется, было сообщено. Мы должны были получить различные разрешения от ЦБ, Минсвязи и других органов. Так что в печать ничего такого не просачивалось. И к тому же мало кто понимал, что это значит. На тот момент, мне кажется, должного отклика на самом деле не было. Некое количество людей понимало, какой прорыв мы совершили, но их было немного. Для нас же, непосредственных участников, это было то, что в жизни человека случается один раз. Ну, как Аршавин забил за «Арсенал» четыре гола «Ливерпулю». Больше такое, наверное, с ним не случится. Так и тут.

МЫ СДЕЛАЛИ ТО, ЧЕГО НЕ СМОГ СДЕЛАТЬ ДАЖЕ ГАЗПРОМ

Вряд ли Зимин с коллегами сравнивал выход на биржу с прорывом в футболе. Накануне торгов он до глубокой ночи согласовывал цены, с которых предполагалось начать: слишком высокая стартовая цена могла отпугнуть покупателей, а начинать с провала хуже, чем не начинать вовсе; согласиться на низкую цену – жаль потерянных доходов. В конце концов остановились на отметке 20,5 доллара за акцию[104].

Когда утром вымпелкомовцы подходили к Уолл-стрит, над биржей висело четыре флага: Соединенных Штатов, России, Биржи и «БиЛайна». Зимину доверили ударить в колокол и открыть торги, и тут же запахло сенсацией: в 9.34 стоимость акций «ВымпелКома» подскочила на 5 долларов, через пять минут – еще на 2 доллара; в 9.48 акции стоили уже 28 долларов; общий рост к концу дня – 8 долларов. Газета «Известия» на следующий день сообщала: теперь в каждый рабочий день в бегущей строке котировок Нью-Йоркской биржи можно прочитать: «VIP» – столько-то долларов за акцию. «VIP» – краткое наименование, что-то вроде биржевой «клички». «ВымпелКом» воспользовалась тем обстоятельством, что в ее наименовании есть буквы «v» и «р», и биржа согласилась с этим звучным привлекательным сокращением. По результатам торгов за один день компания, никогда не считавшаяся тяжеловесом российского бизнеса, вошла в десятку крупнейших российских предприятий по своей стоимости – 750 миллионов долларов[105]. Газета «Сегодня» дополняла новость: такой рост стал на NYSE рекордом месяца, уже после установления первой котировки более 28 долларов за акцию брокеры с восклицаниями типа «О, my God!» засуетились вокруг «русской стойки». На следующий день нью-йоркские газеты вышли с заголовками в стиле «Русские идут!»[106]. И было чем гордиться Зимину, заявившему: «Ведь мы – единственная российская компания, которая сумела выйти на Нью-Йоркскую фондовую биржу. Пока этого не удалось добиться даже Газпрому или ЛУКОЙЛу»[107].

Глосса Зимина о триумфе

Вот мы и биржевые триумфаторы! Получили для развития компании большие деньги. По тем временам. И это не кредит. Эти деньги не надо отдавать. Об этом тогда с удивлением многие наши сотрудники рассказывали друг другу. И, между прочим, кое-кто из нас, кто был крупным акционером, как-то одномоментно стал официально и публично богатым человеком. А я так вообще через год-другой оказался в списке бизнес-лидеров и «олигархов». Для простого советского человека – странная и тогда (хотите верьте, хотите не верьте) не сразу осознанная метаморфоза.

Как только Зимин и его команда стали публично богатыми, странная метаморфоза произошла с владельцами «Системы»: новая «система с предельно оптимальными характеристиками», созданная Зиминым и Оги II, оставила им кукиш с маслом. Вот что Фабела говорит о той сделке: «Перед самым закрытием руководители “Системы” поняли, что 12 млн долл. была слишком низкая цена. Но мы предусмотрели это, и к тому моменту, когда они пытались изменить условия, акции уже поступили на залоговый счет. Тогда я получил урок, позволивший мне нащупать слабое место российских бизнесменов: жадность. В те времена и сегодня жадность все еще сильна. Если вы пробуждаете в русских жадность, они забывают обо всем остальном. Они теряют контроль»[108]. Слова Фабелы не относились к Зимину: они остались друзьями, понимающими друг друга с полуслова, хотя через десять лет после первой встречи их пути разошлись – Оги Фабела II остался в бизнесе, а Зимин вернулся к науке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.