Глава 34. Нащупать дно, чтобы понять, что там неинтересно
Эйфория от рождения дочери длилась месяц. Деньги закончились. Я огляделся. Вокруг был город, в котором мы никого не знали. Супруга, двое детей и я без связей, профессии и навыков, которые можно выгодно продать. Из небольшого выбора вакансий грузчиков, разнорабочих и водителей я остановился на работе водителя пятитонного грузовика за одну тысячу шестьсот рублей в месяц (в 1999 году — около шестидесяти одного доллара США). «Как-нибудь проживём», — думал я.
Денег не хватало ни на что. Тесть немного помогал. Я периодически брал в долг продукты в соседнем магазине. Долг медленно, но верно рос. Я уже не мог обходиться без спиртного. К моменту переезда в Находку я пил крепкий алкоголь каждый день. Мой алкоголизм быстро прогрессировал. В частном секторе нашёл точку, где продавали дешёвый китайский спирт, разбавлял его водой до сорока градусов и пил эту ядовитую гадость круглосуточно.
Организм продолжал борьбу за выживание. Но силы его были не безграничны. Я всё ещё был в состоянии нормально общаться с супругой и старшим сыном, не конфликтовал ни с кем на работе. Но принимать серьёзные решения, которые могли бы существенно улучшить нашу жизнь, уже не мог. Перед уходом в очередной длительный рейс тесть, который работал радистом на танкере, подарил нам однокомнатную квартиру. И когда дочке исполнилось девять месяцев, мы продали эту квартиру и уехали в Питер.
Там моя деградация продолжилась. За несколько месяцев жизни в Северной столице я так и не смог устроиться на работу. Ходил на собеседования пьяным и возмущался, что меня никто не берёт. Постепенно я растерял остатки силы воли и интереса к жизни. Алкоголь их полностью заместил. Когда деньги кончились, я стал пропивать вещи — золото супруги и дочки, бытовую технику, которую мы привезли из Находки. Стал устраивать дома скандалы. Скандалил я. Люба терпеливо молчала, всё ещё веря в меня. А я всеми силами добивался от неё ненависти к себе, хотел исчезнуть и чтобы она с детьми исчезла из моей жизни. И не мешала падать ниже.
— Да. Я ничтожество, я ноль. Вот и отстаньте все от меня. Ненавижу вас всех! Ненавижу себя!
Но временами я трезвел, и остатки души и разума напоминали, что я всё ещё несу ответственность за супругу и наших детей.
Когда пропивать уже было нечего, остался один выход — ехать к родным в Казахстан. Кто-нибудь позаботится там о Любе и детях, думал я.
Пошёл на вокзал встречать поезд Астана — Санкт-Петербург. Решил, что, может, удастся увидеть какого-нибудь знакомого, занять денег на билеты. Знакомого нашёл сразу. У первого плацкартного вагона стоял проводник — Дима, с которым мы учились в одной школе. Он был младше меня, но мы общались и даже когда-то дружили.
— Димыч, привет!
— О-о-о, привет! Какие люди!
Мы обнялись как старые друзья.
— Отвези меня с семьёй в Астану.
— Да не вопрос! Давай, когда?
— Сегодня. Только без денег. В долг. Денег совсем нет.
— Да, конечно. Давай. А что случилось?
— Потом расскажу.
Я метнулся домой, забрал семью. Заняли у соседки денег на такси и продукты, отдали ей ключи от арендованной квартиры и уехали.
Деньги, которые нам дали, чтобы питаться в дороге, я в поезде пропил.
На вокзале нас встретил мой брат и отвёз к бабушке.
Пришла мама, сказала, что мы не можем здесь долго находиться, потому что, если узнает отец, будет скандал, а она этого не хочет: «Только начали спокойно жить».
Мои отношения с отцом к тому моменту достигли дна. Он открыто меня ненавидел за то, что произошло три года назад. Впрочем, как и я его.
Я тогда прилетел в очередную командировку из Питера и заехал к родителям в гости. Во дворе стояла иномарка, пригнанная каким-то другом отца из Германии. Не новая, но в неплохом состоянии. Я попросил у отца ключи и пару дней ездил на ней по своим делам. После очередной поездки загнал машину во двор и стал помогать маме накрывать на стол в летней кухне. Был какой-то праздник, и у нас собрались гости — полный дом. Всё шло хорошо и весело, как вдруг я услышал раздражённый голос отца:
— Димка, ну-ка, иди сюда!
Слово «ну-ка» он давно не употреблял в мой адрес. Когда-то оно означало одно — сейчас начнётся экзекуция. Но ведь я уже не беззащитный ребенок? Нет. «Этого не может быть», — ухмыльнулся я своим глупым мыслям и направился к отцу, который стоял возле открытого капота той иномарки.
— Это что такое?! — спрашивает он меня с давно забытой интонацией, указывая на пустой расширительный бачок радиатора.
— В смысле? — не понял я. — Что я должен там увидеть?
— Бачок пустой! Ты не видишь, что ли?! — заорал он. — Я за эту машину ещё не рассчитался, а ты её уже угробить решил?! Что я скажу Ильдусу? А?! Да тебе же плевать! Тебе же похер!
— Пап, да успокойся, радиатор где-то немного подтекает. Сегодня, когда заметил, уже поздно было ехать на СТО. Завтра отгоню и всё сделаю. Да и вообще, это же просто железо. Что ты так завёлся? Оно не стоит того, — улыбнулся я, глядя отцу в глаза.
— Ах, просто железо?! Негодяй! Выродок! Просто железо! Тебе же за него не отвечать! Скотина! Ну-ка, иди сюда! — подступает ко мне отец и бьёт кулаком по лицу.
Я обалдел от такого поворота. После конфликта из-за забытой в общественной бане мочалки двенадцать лет назад, когда я впервые дал ему отпор, он ни разу ни на кого не поднял руку. А здесь?.. Полный двор гостей. Всего лишь пустой бачок радиатора исправной машины, и такой расклад.
Я отвернулся, но он продолжал наносить удары, норовя попасть по лицу. Я отходил от него, уворачивался, однако он всё наступал, осыпая меня проклятьями. И у меня что-то взорвалось внутри.
— Отец, прекрати! Перестань! Я дам сдачи! — выкрикнул я, резко повернувшись к нему. Он попытался снова меня ударить.
Я блокировал занесённую руку. И что было сил вложился в точный удар ему в голову. Пока он падал, добавил удар ногой в корпус.
Отец потерял сознание, захрипел. Сбежались гости, мама заплакала, пытаясь помочь ему прийти в себя.
— Дима, уходи! Уходи, пожалуйста, отсюда! Уезжай!
Я вышел со двора на улицу. Стоял прохладный летний вечер. Глубокими и медленными вдохами я попытался себя успокоить. Было ощущение, будто чёрная, липкая муть из ненависти, детских обид, унижений и позора поднялась со дна сознания и вырвалась наружу.
Испытал ли я в тот момент облегчение? Да. Подсознательно я много раз хотел это сделать с ним, но подавлял желание. Все предыдущие разы, когда по каким-то поводам я должен был говорить отцу слова признания и уважения, я чувствовал себя… противно. Это было фальшиво. Я был неискренен. С той роковой ночи, когда отец избивал в коридоре маму и я, струсив, не вышел на её крики о помощи, я мечтал только об одном — унизить этого человека физически и морально так же сильно, как когда-то он унизил меня. Сделав меня в моих глазах самым ничтожным, подлым и трусливым человеком на свете. Но облегчение от свершившейся мести длилось недолго. Очень скоро на смену эйфории пришла ещё более глубокая боль, в попытках заглушить которую я окончательно «сел на стакан».
В этот визит меня, потерпевшего моральное и финансовое крушение, мама просила уехать как можно скорей.
Вечером, когда я бухал в школьном дворе неподалёку от бабушкиного дома, в наше временное пристанище приходил отец. Кричал на Любу и требовал убраться. Дал два дня — иначе, пригрозил, будут проблемы. Я предложил Любе уехать к её матери. Она молча согласилась. Попросил у мамы денег на автобус и отправил их. Уезжая, Люба не проронила ни слова. Только долго смотрела на меня из окна автобуса.
Спровадив семью, я обзвонил знакомых. Бывшая подруга дала мне ключи от пустующей однушки. Нашлись друзья, которые позвали бухать.
…Мучаясь похмельем, я валялся в квартире, когда в дверь постучали.
Открыл, на пороге стояла мама с полной сумкой продуктов.
Дальше был очень эмоциональный разговор. Я просил, чтобы все (и она тоже) от меня отстали и дали спокойно дожить. Мама взывала к моей совести, напоминая, что я взял ответственность перед Богом за супругу и двоих детей.
— Ты подумал, что с ними будет? — спрашивала она меня.
А что может подумать алкоголик? Он думает, что да, им будет плохо. Потому что я конченый человек и моё место на помойке. Вот пусть и забудут обо мне и проклянут.
Я дважды попадался на этот крючок. Первый раз просто приучил себя к ежедневной выпивке, так что и не заметил, как стал алкоголиком. Но, бросая пить в первый раз, я не установил себе табу на алкоголь. Рассуждал примерно так: когда всё наладится, дети устроятся, внуки пойдут, тогда, как путёвый дед, буду сидеть где-нибудь на берегу моря в кресле-качалке, пить виски и курить сигары.
Не пил восемь лет. Но в какой-то момент, глядя на счастливых, успешных и выпивающих людей вокруг, я захотел быть как все. И позволил себе сорок грамм водки. Через шесть лет я вновь оказался у края пропасти. Позже я узнал, что алкоголизму подвержены не более 3% людей. Что это генетическая особенность. Очевидно, если я алкоголик, то не могу быть как все. Потому что я — уникальный! Таких, как я, всего лишь 3% населения Земли! Избавляясь от алкоголизма во второй раз, я зарёкся, как много лет назад, когда бросал курить: «Никогда больше, ни при каких условиях. Что бы ни случилось».
Так как я два раза побывал в шкуре алкоголика, я кое-что знаю об их мировоззрении. Так вот, взывать к совести пьющего человека — всё равно что подливать масла в огонь. Им это и нужно. Они стремятся разрушить себя, так как ненавидят, винят себя и презирают. Подспудно они, конечно же, ищут сочувствия от окружающих. Им надо, чтобы говорили: «Какой ты несчастный. Ты столько пережил. Бедный». Но когда алкоголик слышит: «У тебя совести нет», «Негодяй, бросил жену и детей!» и т. п., он слышит подтверждение своим комплексам. И смысл цепляться за что-либо, бороться пропадает совсем.
Если кто-то столкнулся с такой бедой, вот мой совет. Есть два варианта решения проблемы. Первый: терпеть, заботиться и любить. Второй (если нет сил): бросить его. Так будет лучше для всех. Со мной сработал первый вариант. Мама перестала меня ругать, просто каждый день привозила мне еду, книги и немного денег. Звонила Любе и передавала мне разговоры с ней. Люба говорила, что я самый лучший человек на земле и что я обязательно справлюсь со своей болезнью.
В одно утро я проснулся и решил, что больше не пью. Я почувствовал, что меня окружают замечательные, любящие люди, которые нуждаются во мне, и что впереди меня ждёт много чего интересного. Будет глупо не узнать, что же мне судьбой уготовано.
Три месяца я не выходил из квартиры. Слушал музыку и читал книги. Много книг. Когда очухался, вышел на белый свет. Привёз семью и пробовал делать бизнес. Не получилось. И я решил окончательно эмигрировать в Россию, чтобы начать жизнь с чистого листа. Отправил семью к тёще, устроился водителем на грузовик, чтобы заработать денег на билет в Москву, и, получив первую зарплату, уехал.