Глава VII. Сердечное видение

Глава VII. Сердечное видение

38 Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.

39 А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую;

40 и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду;

41 и кто принудит тебя идти с ним одно поприще32, иди с ним два.

42 Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся.

А: Весь отрывок, начиная с этих строк и до самого конца главы, представляет собой единое целое в смысловом отношении. Почему не надо противиться злому?

В: Если мы противимся злому, то мы уподобляемся ему.

А: Ну и что, все очень логично: око за око, зуб за зуб.

В: Но тогда зло будет расти в геометрической прогрессии.

А: В геометрической не будет, ресурсов не хватит. Повоюют люди и устанут, заключат перемирие, и каждый будет думать, что другой пошел ему на уступку, потому что убедился в том, кто, как сейчас говорят, «круче».

Д: Мне кажется, здесь дело в другом: в том, кто не противится злу. Потому что если человек не противится злому, то он избегает двойственности, деления на хорошее и плохое и принимает любой опыт, который к нему приходит. А потом, это же замечательная практика, направленная на работу с эго, – ведь все, что нам неприятно, неприятно нашему эго. Чем не способ поработать с ним?

А: Даша, а если бы не было слова «эго», как бы ты тогда изъяснялась?

В: Назвали бы это бесами, которые в нас вселились.

А: За словом «эго» мы часто прячем неразвернутую мысль.

М: Когда человека бьют, он чувствует обиду, злость, ему кажется, что его унизили. И ответный удар в этом случае – это его способ самоутвердиться, доказать, что он не слаб, что он может дать сдачи. Разве это не эговый механизм? Когда человека ударили, он сам себе кажется никчемным, и для того, чтобы, как ему кажется, привести свой «образ я» в соответствие с мнением другого о себе, он дает сдачи.

Д: Все, что здесь перечислено: подставь, отдай, иди… – это все возможность проверить свои ощущения, есть ли эта свобода внутренняя… прощупать свои зависимости.

А: Можешь представить, Даша, как ты подставляешь другую щеку?

Д: Ой, не знаю…

А: И с улыбкой говоришь своему обидчику: «А у меня еще одна щека есть» и смотришь на него светлыми и чистыми глазами.

Д: Я знаю, что сыграть это невозможно.

А: Технически вы все правильно сказали. Единственное, что мне остается спросить: прониклись ли вы тем состоянием, с которым это может быть произнесено, чувствуете ли вы, каково оно?

У: Я вот сижу и думаю, что мне оно не доступно.

Д: Мне кажется, что это должно быть состояние невероятной легкости, такой свободы, которая обычному человеку, читающему эти строки, совершенно неведома и поэтому непонятна. Людям кажется, что здесь речь идет о смирении, терпении. Ничего подобного. В таком состоянии человек легок, потому что внутренне очень силен. Все эговые проявления вокруг не воспринимаются им всерьез, для него это просто детские игрушки, вызывающие легкую улыбку.

А: Интересно, что когда смотришь на таких людей – тибетских или православных монахов, то желания ударить их по щеке совсем не возникает. Это психофизика. Здесь речь идет ни много ни мало, как о преображении плоти. И тот, кто сможет полноценно реализовать эти заповеди, взамен приобретет нетленную плоть.

Представьте себе, что вас изо всей силы бьют по щеке – искры из глаз, в голове звенит… В первое мгновение состояние одинаковое у всех: и у святых и у обычных людей.

Д: Ответная реакция?

А: Первый миг. Еще нет никакой ответной реакции, все происходит только внутри тебя. А во второй миг уже идут реакции – разные у святых и у простых смертных. Увеличивайте меру присутствия, смотрите на это, как в лупу.

Д: Происходит очень резкое сужение сознания, телесный и сознательный спазм. А у святых видимо, идет расширительная реакция.

В: У них и так сознание расширено.

А: Да, там расширяться нечему.

В: У эгового человека, мне кажется, сразу возникает чувство унижения, когда его бьют по лицу.

Д: Ответная агрессия.

В: Сначала унижение, а потом уже ответная агрессия.

А: Посмотрите, что у нас имеется: реакция унижения, обиды, жажда исправить ситуацию через ответное воздействие. Исходя из всего перечисленного, становится понятной прогрессивность для своего времени Моисеева закона: око за око, зуб за зуб. Логика бессознательного очень проста: раз меня так унизили, я должен вдесятеро отомстить, чтобы вернуть уважение. И сразу же возникает злорадное желание самоутверждения за счет того, другого, злого и несправедливого. Эго нашептывает нам, что нужно уничтожить зло в его корне – и автоматически разворачивается проекция отождествления злого начала с обидчиком, инфернализация его образа. Это сугубо инфернальная проекция – мы видим в другом человеке дьявола. Эта проекция «развязывает нам руки»: мы приходим к выводу, что все, чего он достоин – это быть уничтоженным и ввергнутым обратно в геенну огненную. И охваченные этим праведным и святым стремлением, чувствуя себя чуть ли не воинами небесными, мы со всей своей страстью влетаем в расставленную нам эго ловушку. Достаточно вспомнить Гитлера, Сталина, не говоря уж об инквизиции (когда они жгли на кострах так называемых еретиков и ведьм, то получали от этого огромное наслаждение, подкрепленное ощущением праведности) – все они были уверены, что несут в мир свет и добро. Самое удивительное – это то, что при этом происходит: мы становимся тем, что мы проецируем на другого – вот главный закон. Это очень хорошо передает древнекитайский протоиероглиф «мысль» (рис. 10):

Рис. 10. Протоиероглиф «мысль»

1) наш пространственно-временной континуум – то, что происходит здесь, в трехмерном измерении; 2) субъект; 3) система его восприятия, разворачивающаяся вовне на объект – (4), то есть то, что мы воспринимаем, тот универсум, который видит конкретный человек; 5) суть этого объекта, которая полностью тождественна субъекту и является его копией. Вот такая глубокая мысль в одном иероглифе. Надо сказать, что все древнекитайские иероглифы обладают такой глубиной. Есть еще более сложные концепции, выражаемые меньшим количеством черт, но так же предельно точно.

Исходя из этого, ветхозаветное правило «око за око и зуб за зуб» было здравым ограничением, уберегавшим людей от потока инфернальных проекций, готовых мгновенно хлынуть и затопить их разум, превратив все вокруг в шабаш ведьм и прочей нечисти, с которой не справиться иначе, как только самыми крайними мерами, а их самих тем самым превратив в демонов.

Д: Почему «здравым ограничением»? То есть за одно око только одно око, а не больше?

А: Да. Чтобы не происходило того, что выражено в словах императрицы Цы Си33: «Кто мне испортит настроение хоть раз, тому я испорчу настроение на всю оставшуюся жизнь».

Д: Как интересно: нами это воспринимается совсем не так, как это воспринималось древними.

А: Из смысла, заключенного в этом иероглифе следует, что если мы на кого-то злимся, мы поселяем злость в своей душе. Итак, самое первое, что в нас возникает, когда нас бьют по щеке (когда нас обижают), – это почти не осознаваемая нами мысль о том, как мы выглядим в глазах другого (обидчика). Или: как мы должны выглядеть в глазах другого, чтобы нас так ударили. И другому приписывается пренебрежение, гордыня, жажда нас унизить и прочее. Далее, следующим этапом происходит сравнение того образа, которым, как мы считаем, нас видит другой, с тем образом, которым нам бы хотелось, чтобы он нас видел.

М: Получается, что реальности тут вообще нет.

А: Совершенно верно, Рита. Так работают бессознательные эговые механизмы.

Д: А реальность – это когда мы видим, из чего он нас ударяет?

А: Да. Когда мы видим его состояние. Но у того, кто обижается, контакта с этой реальностью нет даже в помине, потому что первый момент со вторым связаны очень тесно. Я разделил их условно. В реальности, происходящей внутри нас, они практически не разделены. Наша эговая самооценка, то, какими бы мы хотели выглядеть в глазах других, занимает активную, агрессивную позицию внутри нас. Она активно распространяет себя во все слои нашей души вплоть до самых глубоких и тонких. Ударили нас по щеке, и пока искры из глаз сыпятся – внутри уже активнейшим образом происходит эта работа: я такой классный, а со мной так обошлись, они же меня ни в грош не ставят…. Значит, что с ними надо сделать, чтобы они опомнились и впредь вели себя уважительно?

У: А на что сильнее реакция: когда нам говорят правду, которую мы не хотим знать, или когда на нас заведомо клевещут?

А: Представь себе, Уля, что ты идешь мимо песочницы, где играют трехлетние дети. И вдруг встает девочка и, показывая на тебя пальцем, говорит: «А эта тетя у меня лопатку украла!» Что ты при этом чувствуешь?

У: Недоумение. Смешно даже…

А: А теперь представь себе, что тебя на работе вызывает директор и говорит: «У нас такое подозрение, что вы вытащили кошелек из сумки нашего коллеги». Что ты чувствуешь в этом случае?

У: Неприятное ощущение, даже при том, что это напраслина. Во втором случае реакция сильнее, потому что как я выгляжу в глазах девочки, мне не важно, а здесь – важно.

А: Видишь ли, у тебя в принципе отношение к этим ситуациям разное. Чувствуешь, как ты вовлечена во втором случае? Ты можешь представить себе, что ты относишься к заявлению директора так же, как к заявлению девочки? Таким образом, не имеет значения, напраслина это или правда, имеет значение твое отношение. Почему на напраслину такая сильная реакция? Потому что тебе не хочется, чтобы твое начальство даже предположительно думало о тебе плохо. Тебе хочется, чтобы у них был определенный образ тебя – «дамы, приятной во всех отношениях».

У: Миньон34.

А: Да. Почему во Франции детей так «дрессируют», чего они боятся: того, что соседи узнают правду, или того, что они подумают напраслину?

У: Того, что соседи подумают, что родители плохие, если у них ребенок не «миньон».

А: Так это будет правда или напраслина?

У: На самом деле – ни то, ни другое.

А: Да. Поэтому если какие-то слова и действия задевают, значит, они попадают в цель, независимо от того, правда это или напраслина. Важно именно то, что мы полностью зависим от того, как на нас смотрят. Сравни две ситуации: когда директор один разговаривает с тобой и когда присутствует весь рабочий коллектив.

У: Когда один – значительно легче.

А: Вот оно – эго в действии. В нас глубоко укоренен некий инфернальный центр, готовый эманировать зло на все окружающее. Он требует жертв, как идол. Недаром в каббале самомнение, гордыня считается одним из видов идолопоклонства. Откуда пошли восточные деспоты, откуда требования поклонения и раболепства, безудержное стремление к славе? Это есть в каждом из нас, по крайней мере, в каждом, у кого есть эго.

Итак, «Но кто ударит тебя в правую щеку твою…» Трудно даже представить, насколько революционно это должно был звучать тогда. Особенность не только Нагорной проповеди, но и в целом древних текстов заключается в том, что в них дается только конечный результат той внутренней работы, которую человеку необходимо произвести. Что нужно сделать для того, чтобы подставить другую щеку? Ответа на этот вопрос мы не находим в тексте, и этому есть закономерное объяснение.

Д: Люди были не готовы?

А: Я предполагаю, что Иисус мог давать по этому поводу какие-то наставления, но они просто не дошли до нас.

Д: Все оказалось зашифровано. Как же Он объяснял тогда все эти спазмы эго?

А: Не знаю, но предполагаю, что Его ви?дение позволяло ему находить нужные слова. Иисус, мне кажется, понимал, что для того, чтобы минимизировать последующие искажения, важно не столько все объяснить, сколько передать главное простыми и понятными образами, а люди умные, ищущие, если захотят, докопаются до внутреннего глубинного смысла.

Итак, что должно произойти в душе, чтобы деятельность эго, которую мы только что просозерцали во всех деталях, была прекращена? Что необходимо сделать?

М: Сначала надо осознать, что это в нашей душе происходит.

Д: Наверное, если нет хотя бы минимального внутреннего опыта созерцания, то это невозможно сделать в тот момент, когда тебя бьют по щеке.

А: Я думаю, что вполне возможно и то и другое. Речи Иисуса сотканы настолько гениально, что через прямое выполнение того, что Он говорил, становится возможен противоположный процесс – по эго наносится настолько сокрушительный удар (если конечно, хватит мужества), что психика сама по себе, просто от совершения этого поступка, переплавляется, и возникают спонтанные прозрения, капитуляции и разблокировки. В этом случае внутренний опыт следует за внешним поступком, а не наоборот.

Кроме того, многие призывы Иисуса звучат экстремально намеренно, именно для того, чтобы человек, выслушав их, невольно сравнил бы их требования со своими духовными возможностями, и, почувствовав разницу, умалился бы, смирив гордыню. Таким образом, получение духовного опыта было возможно не только путем следования словам Иисуса, но даже через чуткое их внимание и принятие. В этом смысле Иисус предлагает поступать здесь так же, как те, кого Он называет «блаженными». Взгляните: здесь ведь и кротость нищих духом, и снятие инфернальных проекций миротворцев и так далее.

У: Какие невыполнимые задачи Он ставил…

А: Да, но ведь и требование в конце главы какое: «Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». Вообще, по строгости требований к пастве православие, наверное, ни с какой другой религией не сравнится.

У: Как интересно раскручивается смысл: сначала «око за око, зуб за зуб» – равное количество зла и не больше; потом «кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» – не равное количество добра в ответ на зло, а большее; а потом «любите врагов ваших… благотворите ненавидящим вас» – идет по возрастающей.

Д: Интересно все-таки, давал ли Он какие-то разъяснения?

В: Или Он произносил это так, что всем становилось понятно?

А: Я думаю, что очень многое Ему не было нужды говорить. Он излучал такое количество энергии просветления, что люди, просто глядя на Него, понимали смысл Его слов.

Д: А как же самому стать таким кротким, просветленным, не пройдя этот внутренний путь, не пропустив этот опыт через себя?

А: Никак.

Д: Ты же говоришь, что в Его присутствии…

А: В Его присутствии люди понимали, куда надо двигаться и что делать.

Д: А трансформация при этом не происходит?

А: Это понимание дороже всех гор злата во Вселенной.

Д: Но если оно остается только пониманием…

А: А как же свободный выбор?

Д: Я думала, что присутствие просветленного существа обладает такой силой на его ближайшее окружение, на учеников, например, что он эту мудрость просто вкладывает в них.

А: В Деяниях Апостолов описано, как много у них было сомнений и колебаний. Кроме того, ближайшим окружением Иисуса какое-то время, пусть и недолгое, были и первосвященники, и Понтий Пилат.

Д: Но первосвященники сопротивлялись, а апостолы были открыты Его учению.

А: Апостолы тоже сопротивлялись, просто по-другому. Первосвященники же сразу сделали свои выборы, не раздумывая и не сомневаясь, и все, что им оставалось – это разделаться с Иисусом. А апостолам приходилось проходить через мучительные внутренние испытания, самим преодолевать сопротивление бессознательного, раскрываться, капитулировать, умаляться – в общем, выполнять всю ту черновую духовную работу, без которой, впрочем, любая другая становится невозможной. Отождествиться с эго, как это сделали первосвященники, конечно, значительно проще.

Итак, какую работу необходимо проделать, чтобы инфернальный центр внутри нас перестал действовать? Если мы смогли увидеть эго в действии, то мы уже в значительной степени создали предпосылку для освобождения, потому что все бессознательные реакции обладают безусловной силой воздействия на своего носителя только до тех пор, пока они абсолютно для него не видимы и не воспринимаемы им. Если тонкость и искренность восприятия возросла до такого уровня, что ви?дение позволяет осознать присутствие в нас этого центра, то следующий шаг – покаяние, капитуляция, и следующее за ней освобождение от него – сделать совсем не так уж трудно…

Видимо, этим мы и отличаемся от древних людей: у них тонкость восприятия была очень слабой, понятийный аппарат – крайне неразвитым, кроме того, практически отсутствовал какой бы то ни было опыт созерцания. Даже возможности языка были принципиально другими – не приспособленными для описания процессов, созерцаемых нами сейчас. Но зато была вера такая, какой у нас уже нет. А вслед за верой – и искренность, а вслед за ней – и глубина покаяния со всеми последующими «выхлопами». Все это в совокупности оставляет наши нынешние времена далеко позади.

Д: Она была слепая?

А: Нет, она была наполнена – любовью, например.

Д: Но если понимания не было.

А: Для того, чтобы вера была живой и наполненной, достаточно чувства любви и стремления к высшему. Если бы у древних людей был наш уровень и возможности созерцания, а у нас была такая же вера, как у них… Вера – это нечто живое, действующее.

Д: Это открытое сердце?

А: Это прежде всего готовность жертвовать – вот самый главный признак веры. Готовность к жертве – это очень живое, глубокое и мощное чувство. Даже если интеллект очень слаб, но есть готовность жертвовать, готовность отдать, то в сознании происходит чудесная метаморфоза – просто в результате этой готовности. Четким критерием для установления различия между материализмом и идеализмом является ответ на вопрос, что где находится: наш субъект восприятия внутри пространства или пространство внутри субъекта восприятия. Когда есть вера, то этот вопрос решается не на уровне интеллектуального созерцания, а на значительно более простом уровне: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6.21). Если есть вера, то не так важно, насколько изощренно она интеллектуализируется и описывается – «высшее», «Бог» – гораздо важнее те чувства и понимание, которые человека наполняют: вот мое хозяйство, вот мои овцы, и от всего этого я отказываюсь, отрекаюсь во имя чего-то более важного. Он еще не знает, во имя чего, но его вера настолько велика, что он от всего отказывается. И когда этот реальный акт жертвоприношения происходит, то все сердечные привязанности, (которые, при созерцании преодолеваются в результате упорной и длительной практики), разрываются сами собой, потому что этот акт совершается добровольно без каких бы то ни было ожиданий получить что-нибудь взамен. Сила веры заключается именно в этой бескорыстной готовности. Что нужно для того, чтобы от всего отказаться ради чего-то высшего? Десять лет в тибетском университете? Или двадцать лет медитативной практики? Ничего не нужно – только сила веры. Поэтому простым людям путь наверх открыт точно так же, если не в большей степени. Все, что им нужно сделать – это отречься. Но в наше время нет такой цельности натуры. Время другое, количество лукавства в каждом из нас невероятно велико…

Нам опять необходимо вернуться, однако, все, чего мы касаемся в ходе рассуждения, оказывается связанным между собой. Так и здесь: нас ударили по щеке – где находится тот, кто нас ударил?

М.: В пространстве снаружи.

А: Да, Рита, ты правильно меня поняла. В пространстве, которое находится снаружи – и поэтому полюбить его нет никакой возможности. Как сделать так, чтобы тот, кто нас ударил, оказался в пространстве внутри нас? Можно это сделать с помощью интеллектуального созерцания – хорошо, если есть такая возможность; а если ее нет, как быть тогда?

Д: Полюбить его.

В: Как это – полюбить? Просто взять и полюбить?

Д: Наверное, надо очень сильно этого хотеть и молиться.

А: Какая же сила должна быть у молитвы, чтобы по ней Господь дал сердцу каменному и остывшему искру любви, чтобы Он напитал его хотя бы одним глотком этой любви?

М: Чем можно измерить эту силу?

А: Не знаю, можно ли ее измерить, но вот какой она должна быть, мне кажется, можно сказать.

М: Очень искренней.

Д: Сокрушительной.

А: Да. Сила молитвы заключена в силе сокрушения, и именно сила сокрушения дает глубину и тонкость созерцания, являющиеся в свою очередь проводниками той высшей духовной энергии, которая переплавляет, трансформирует наше сознание. Поэтому в заданном мною вопросе уже содержится ответ: сначала нужно увидеть, что твое собственное сердце – каменное и остывшее, а если увидел, то уже и разотождествился – и потекли слезы, и лед растаял, и камень расплавился.

Д: А как увидеть, что собственное сердце – каменное и остывшее?

А: Через духовное трезвение. Чтобы это увидеть, не нужно обладать ни особой тонкостью восприятия, ни высокоразвитым понятийным психоаналитическим аппаратом. Достаточно просто начать обращать внимание на то, как мы холодны и закрыты в обычных житейских делах. Мы же это ощущаем, просто не задумываемся, более того, стремимся скрыть это за осуждением другого. И вот уже 38-ой стих перекликается с 22-ым: «А я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: „рака“, подлежит синедриону; а кто скажет: „безумный“, подлежит геенне огненной». Почему? Именно потому, что помимо всего прочего, осуждение другого – это одна из форм ухода от правды о самом себе. Осуждение другого становится формой избегания сокрушения – сокрушения внутри себя собственного эго. Для того, чтобы жить по совести, вовсе не обязательно обладать высокоразвитым философским аппаратом. Эти тончайшие колебания своей души можно почувствовать, просто имея обнаженную совесть и готовность к сокрушению. Вернемся к 39-му стиху: «Но кто ударит тебя в правую щеку твою»… Что происходит с человеком, переживающим сокрушение, после того, как его ударили? Продолжает ли он пылать ответным гневом? Или для него становится важнее, как он выглядит в глазах Господа своего? Часто ли мы думаем о том, как мы выглядим в глазах Бога? Как мы выглядим в глазах ближнего своего для нас гораздо важнее.

Итак, главный вопрос и главная загадка этого стиха: почему нужно подставить другую щеку, если нас ударили? Какой ответ предлагает наше бессознательное? Чтобы он, гад такой, еще и порадовался тому, что нас еще раз стукнет. А на самом деле для чего подставляется вторая щека?

У: Ради обидчика. Если в таком состоянии подставить, то он не сможет ударить.

А: А если сможет? И святым головы отрубали в ожесточении.

В: Как Серафиму Саровскому грабители…

А: Он потому такой сгорбленный на иконах изображается, что у него спина была разбойниками переломана. А он, между прочим, был косой сажени в плечах и стоял с колуном в руках, когда они зашли к нему во двор, и они этой встречи не ожидали. Но когда они зашли, он посмотрел на них, бросил колун и позволил им делать все, что они хотели. Они же в благодарность не только все вынесли, но еще и спину ему переломали. Так что, когда тебя бьют по одной щеке, Уля, не обольщайся, что, подставив другую, ты по ней не получишь. Почему они подняли на него руку?

У: Собственное бессилие и ничтожество тяжело ощущать.

А: Да. Тот, кому подставляют вторую щеку, мгновенно и остро чувствует, как он был неправ, нанося первый удар, каким обманом было то состояние, из которого он действовал. А сможет ли он это принять? Если сила эго велика, то ощущение своей неправоты может оскорбить его и вывести из себя значительно больше, чем любое сопротивление. Что такое подставление щеки? Для человека с сильным эго это означает прежде всего, что с ним не хотят говорить на равных. Он и сам не хочет, чтобы с ним говорили на равных, но он хочет, чтобы его боялись. И вдруг ему демонстрируют такое спокойствие – как резко уменьшается значимость его удара!35 Ведь если кто-то бьет по щеке – это значит, что он хочет оскорбить, унизить. Подставляя другую щеку, мы тем самым лучшим образом говорим ему: Мил человек, я нахожусь в другой системе координат, чем та, в какой находишься ты. Он бы хотел, чтобы разговор был не на равных, но чтобы он был в одной системе координат. А когда мы подставляем другую щеку, мы тем самым систему координат меняем кардинальным образом. Все переворачивается в сознании другого человека. И тогда наступает момент истины: если он готов выйти из состояния охваченности (что очень часто и происходит), то тогда наступает капитуляция с его стороны, и его отпускает. Это нередкий исход. Но часто бывает и так, что он не готов к этому: сила охваченности слишком велика, а страх выглядеть смешным в чужих глазах (тот самый, на который он пытался поймать нас, ударяя по щеке), слишком безраздельно властвует над его собственной душой, и тогда в качестве обратной реакции может наступить ожесточение. Если же говорить о том, кто подставляет щеку, то в его душе могут происходить разные вещи в зависимости от того, на каком уровне развития сознания находится человек.

В: Когда я читала эту строчку, то представляла состояние человека, который думает: да, я это заслужил, чтобы меня били по щеке, и даже еще хуже… Ведь все испытания посылаются нам от Бога.

М: Какие у нас всех проекции разные…

А: Если бы это было так, то эта глава не заканчивалась бы 48-м стихом: «Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». Тогда было бы что-то вроде: подставьте щеку, ибо вы этого достойны; хотя у вас может быть другое мнение по этому поводу, но мне, вашему учителю, виднее, и я вам говорю, что вы – обычное ничтожество. Какое архисмирение! Накажи меня, Господи, еще раз, пусть даже руками такого убожества, которое передо мной стоит, пусть даже сам он думает по этому поводу какую угодно чепуху, но я-то знаю, что получила не напрасно, а за дело. Примерно так, Вероника?

В: Я не думала, что представляет себе второй.

А: Да? А почему ты не подумала? Это ведь очень важно.

Д: В том состоянии, о котором ты рассказываешь, Вероника, есть ты и есть Бог, и вы с Ним разделены.

А: В нем есть нечто большее: момент непринятия себя самого. Удар по щеке продолжает восприниматься как наказание, только адрес отправителя поменялся.

В: Мне кажется, реакция поменялась.

М: Не так обидно.

А: По крайней мере, нет повода возмущаться. Скажи, пожалуйста, Вероника, как ты чувствуешь, достойна ли ты всего, что тебе посылается Господом? И хорошего, и плохого?

В: Думаю, да.

А: Ударили по щеке – да, я этого достойна. Встретили с царскими почестями – и этого тоже достойна. Так?

В: Наверное, нет.

А: А как?

В: Царские почести, наверное, не по достоинству, но с благодарностью.

А: А удар по щеке – не с благодарностью, но по достоинству?

В: Почему? Я же говорила о смирении.

А: Но видишь, что получается: допустим, ты познала волю Божью на данный момент. Допустим, она заключалась в том, что тебе нужно было получить удар по щеке, чего, как ты считаешь, ты достойна. А зачем вторую подставлять? Откуда ты знаешь, какова воля Божья в следующий момент? Ты ее таким образом проверяешь?

В: Не знаю, видимо, по инерции, из того же ощущения, что я заслуживаю удара.

Д: Ой, какие мы все сиротки…

А: Вероника, тебе твоя концепция по-прежнему кажется привлекательной?

У: Довели до абсурда, а потом еще и спрашивают…

М: Такой концепцией можно оправдать любые действия: вот я пью – воля Божья. Очень удобная позиция. Фатализм – ничего исправить нельзя, свободы выбора нет.

Д: Даже сдачи дать нельзя.

В: Ну хорошо, я вижу, что исходя из моей концепции невозможно получать с благодарностью и радости и горести, которые нам достаются. Получается, что мы достойны только кары. И то, что при этом есть другой человек, моя концепция тоже совершенно не учитывала.

А: Да, а самая главная твоя ошибка – это то, что воля другого человека отождествляется тобою с волей Божьей.

Д: Из этой позиции соединиться с Богом нет никакой возможности. Господь все время остается где-то за пределами. Он всегда внешняя сила, причем совершенно произвольно либо карающая, либо милующая, мы здесь абсолютно подчинены. И мы ничего не можем изменить.

М: Твой Господь больше похож на ветхозаветного Бога, чем на Бога Нового Завета.

Д: Но большинство людей именно так Его и воспринимают.

А: Да, в этом ценность твоей позиции, Вероника – она очень архетипична. Ты проговорила весьма распространенную точку зрения, которую, правда, большинство людей не могут выразить словами, но исповедуют они именно такое отношение к Господу. Почему такой Бог обладает чертами, как правильно заметила Маргарита, ветхозаветного Бога?

В: Не знаю.

А: Потому что Бог Ветхого Завета есть закон, а Бог Нового Завета есть любовь. И в тех отношениях с Богом, которые ты предложила, в этом восприятии (чего бы то ни было, приходящего извне) нет самого главного: в них нет любви Господа к нам. Ощущения того, что Господь нас любит, даже когда нас обижают.

В: Почему нет?

А: Почему нет любви во фразе: да, Господи, я этого достойна?

М: Сама фраза говорит об этом. Ты не можешь сказать: я достойна любви.

Д: Как можно быть достойным любви? Свет же льется на всех: на достойных и недостойных. Мы обсуждали это: не Бог нас наказывает, а мы сами себя наказываем, совершая не те выборы.

А: Это уже другое дело. Самое главное, что мы должны увидеть: каким образом мы себя наказываем, когда нас бьют по щеке?

Д: Тем, что вносим в это действие свои проекции, тем, что воспринимаем себя достойными этого.

А: Да. Если не вносить своих проекций, то в ударе по щеке не содержится никакого наказания, даже если удар был очень сильный, и это была не просто пощечина. Когда нас бьют по щеке, то вся боль, все наказание, весь дискомфорт, который мы при этом испытываем, поднимается из этого внутреннего эгового центра. Он не носит объективного характера, не обладает самостоятельным бытием, его просто нет. Поэтому когда мы говорим: Господи, я этого достоин – это похоже на притчу об одном астрологе, который предсказал дату смерти своего сына, и когда предсказание не сбылось, то он сам смахнул ему голову с плеч только для того, чтобы предсказание все-таки сбылось и он бы, таким образом, не оплошал. Когда мы это произносим, то мы говорим правду, но правду, которую мы тут же сами и создали тем, что так это восприняли.

Д: Если бы в этот момент мы смогли сказать себе что-то другое, например: «что это с ним?», тогда, возможно, мы бы просто увидели, что тот человек по какой-то причине вышел из себя. Причина может быть какой угодно, но она не имеет отношения к нам. С другой стороны, есть представление, что ничто в жизни не происходит случайно. Оно, видимо, накладывает свой отпечаток на такое восприятие. Возникает вопрос: почему со мной это случилось? Ответов, наверное, столько же, сколько различных проекций, но ведь возможен и такой: а вдруг меня Господь проверяет на адекватность? Что во мне сработает, когда со мной это произойдет?

А: Да. Важно понимать, что когда нас бьют по щеке, и в нас мгновенно возникает обида, просто сказать себе, что все это пустяки, не получится. То есть, сказать-то мы можем, но чувство обиды и досады в нас останется, потому что невозможно простым произнесением слов подменить ту глубокую внутреннюю работу, которую мы должны с собой произвести для того, чтобы заставить замолчать наш эговый центр, заставить его прекратить испускать свои смертоносные эманации, отравляющие всю нашу жизнь. Можно сделать это с помощью глубокого внутреннего созерцания, но все равно, это должно иметь какую-то отдачу на более внешних, социальных и межличностных уровнях, в сфере выборов и поступков. Какой она будет?

Выстраивая этот ряд (начиная с 39-го по 42-ой стих), Христос дает понять, что все это делается из любви к тому человеку, который от нас чего-то требует. Из любви, которая оказывается невосприимчивой к его корыстному животному эгоизму, из любви, на которую не оказывают влияние его эговые импульсы и побуждения по отношению к нам. Как любовь может все это игнорировать, каким образом? Если мы ответим на этот вопрос, то только тогда ты, Вероника, сможешь соотнести смысл Нагорной проповеди Христа с тем, почему твоего сынишку надо наказывать.

Д: Как любовь может игнорировать?

А: Может.

Д: Другого человека?

А: Нет, не человека, а его эгоистичные импульсы. Это ведь не слепая любовь. Когда любовь слепа, то она приносит максимум разрушений. Речь идет о той любви, которая исходит из глубины нашего сердца, из той глубины, в которой только единственно и живет Господь, и которая смотрит прямо в ту глубину сердца другого, внутри которой Господь живет точно так же; и смотрит любовь в нее сквозь все наслоения эго, пытающегося от нас эту глубину скрыть за эговыми «разборками». И Христос призывает взаимодействовать с другим человеком, глядя прямо в эту глубину, веря в нее – вот что самое главное. Поэтому между тем, что говорит Христос и тем, что твоего сына надо наказывать, нет противоречия, потому что и то и другое надо делать, веря в эту глубину, глядя в нее, вглядываясь в нее из своей собственной глубины. И наказывать его не ради удовольствия или от бессилия, а вглядываясь в эту глубину, пытаться ее разбудить, пытаться помочь ей выйти наружу.

Теперь нам нужно вернуться к словам Ульяны о том, что если подставить другую щеку, то обидчик не сможет по ней ударить. Ударит – и в третий раз, и в четвертый, но с тем, кто это сделает, потом будут происходить странные вещи. Возможно, мы никогда этого не увидим, но мы должны верить, что это действительно так. И немецкие солдаты, после всех зверств, которые они тут творили, приходили к Богу. Это главный смысл 39-го стиха.

У: То есть, все-таки щека подставляется ради спасения души обидчика?

А: Нет, нет там этого дуализма. Мы Господа в себе не сможем сохранить, если не увидим Его в другом. «Возлюби ближнего твоего как самого себя» (Мф 22.39). Если мы скажем себе: Господь есть только в моей душе, а это – изверг, мы тут же создадим проекцию и свою душу погубим. Если же скажем: я не ради себя, а ради его души стараюсь, что в бессознательное упадет?

Д: Гордыня.

А: Да. И стало быть, разделение. Любовь же требует иного, противоположного разделению. А что ему противоположно? Слияние. В слиянии любви, только в ней заключен глубинный смысл Нового Завета. На иконе Христа Вседержителя написано: «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга». И через это спасайтесь. Мы не сможем спасти другого, не спасая себя. В этом, кстати говоря, заключается основной смысл школы махаяны, великой колесницы.

Для того, чтобы выйти из мира, не достаточно побрить голову, нужно произвести мощную энергию, которая разрушит страсти всего сущего. Не достаточно придерживаться нравственных правил, нужно отказаться от чистой этики сердца… Не достаточно в одиночестве предаваться медитации в джунглях, нужно находиться в водовороте сансары, использовать мудрость и все средства для помощи всему живому, для спасения всего живого, для его освобождения. Нужно не упиваться нирваной, а использовать ее энергию, чтобы все живое наполнилось дхармой Будды. (Вималакирти нирдеша сутра II в н. э.)

Вот главная эзотерическая суть этих строк. И вот как все переплетается.

43 Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего.

44 А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас,

Д: Это продолжение темы преодоления границы между «я» и «не-я», деления мира на своих и чужих. Поэтому Он говорит: «Любите врагов ваших»: чтобы не было этого деления, чтобы враги перестали быть врагами.

А: Да. Вот главная проблема христианства – почему оно вот уже две тысячи лет не может преодолеть этого разделения? Потому что все, что говорил Иисус в Нагорной проповеди, все, что говорили святые отцы, – все можно понять двояко. Просто наше сознание так устроено. Что делает человек недалекий, догматичный, но желающий искренне верить и спасать свою душу, прочитав слова: «Любите врагов ваших». Он их зарезать готов, но – нельзя! – махнул рукой, крякнул с досадой: «Э-х, ладно!»

М: И загнал свою ненависть глубоко в бессознательное, а самого всего скручивает…

Д: А ведь это основной принцип Тантры…

А: Ну… я бы сказал, что это подпринцип (44-й стих).

В: А что значит «основной принцип»?

Д: Это принцип, когда ты не делишь мир на агнцев и козлищ. Мне Саша недавно объяснял, что делать, если испытываешь трудности в общении с разными людьми или с принятием ситуации. Надо просто увидеть ситуацию по-другому и действительно перестать делить: это хорошее, это плохое, один страдалец, а другой мучитель. Основной принцип Тантры в том и состоит, чтобы перестать плохое отделять от хорошего и принимать все, что есть, как единое целое, включая в эту картину и самого себя. И тогда плохое начинает переплавляться.

А: Да, и хорошее тоже начинает переплавляться.

Д: Ну, да. Потому что если оно только хорошее, то оно неполное, а значит – не цельное.

А: Система очень гибкая, динамичная, все компоненты взаимосвязаны между собой до последней степени. Эта взаимосвязь прослеживается как в случае расширения сознания и снятия проекций, так и в случае их нагнетания. Так, если мы начнем усиливать и сгущать краски во всем, что касается «плохого», то точно так же и хорошее начнет переплавляться, правда, на этот раз – в противоположную сторону. Лучше всего эту способность к переворачиванию смысла выражает русская пословица: «Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет». Вся беда в том, что почти все евангельские притчи могут быть поняты вот так двояко. А до их глубинного эзотерического смысла добраться очень непросто.

Д: Как огрубляются слова Иисуса! А вместе с ними – и сама жизнь…

А: Ну, Даша, я думаю, что бо?льшая часть тех воплощенных душ, которые считали себя христианами, воспринимали этот текст именно так.

Д: Поэтому и вера у нас такая неполная – недо-вера: тут верю, тут не верю, а тут все время сомневаюсь.

А: Православие чрезвычайно страдает от задогматизированности. Живому чувству и живой мысли очень трудно найти в нем опору, как и в католичестве, как и во всех остальных религиях Книги.

Д: В католичестве, мне кажется, еще хуже. Там даже сердечности не осталось.

А: Мне очень понравилась автобиография одного ламы. Настолько безэгово он ее написал, с юмором и очень по-православному, кстати говоря. Трансформция его личности происходит совершенно по образу православных старцев. Я вам зачитаю небольшой отрывок. Он жил в средние века и был выдающимся мастером Ваджраяны, признанным просветленным:

Мой брат по имени Карма Доджи просил меня, нищего йога, написать о своем пути к освобождению. В это время скверн, когда учение Будды приходит в упадок, даже такие, как я, пожиратели подношений, носят имя «лама», хотя наши благие качества дисциплины и мудрости подобны рогам зайца. Хотя все верующие оказывают мне почет и уважение, многие знатные люди и ученые мужи получают от меня посвящение в устной передаче, это похоже на то, как во время голода даже скорлупа от орехов кажется хорошей пищей. Кроме печали от осознания этого у меня нет гордости и привязанности по поводу событий, происходящих со мной.

А: Как вы можете связать этот отрывок со словами 44-го стиха: «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас»? Это первый вопрос. Иисус, как вы помните, реализовал этот принцип на практике.

Д: «Прости им, ибо не ведают, что творят» (Лк. 23.34).

А: Это одна из самых знаменитых и часто цитируемых фраз Священного писания. И второе: я бы хотел попросить вас вернуться к вопросу о двояком понимании христианских, как впрочем, я думаю, и любых других религиозных постулатов, и показать разницу между этим перевернутым пониманием христианских принципов, превращенных в догму – вот таким образом, как это Рита хорошо показала – с подавлением ненависти…

Д: С вытеснением ее в бессознательные слои психики…

А: Да… и пониманием правильным, живым, трансформирующим сознание. Как это возможно в принципе, что для этого нужно? Каким образом необходимо действовать?

М: Что касается связи двух этих текстов: чтобы написать так о себе, и чтобы любить своих врагов, надо находиться, мне кажется, в одном и том же состоянии – когда уже нет никаких привязанностей, никаких зависимостей, когда структура эго растворена.

Д: В этом состоянии, наверное, много смирения.

В: Мне кажется, здесь должно быть еще сострадание. Он так бережно и любовно относится к другим людям, печется о них…

Д: Да. Здесь и смирение, и любовь. Вероника права, в этом смирении нет униженности – это другое состояние.

А: Какое? Каким должно быть сознание, чтобы делать это искренне?

Д: Расширенным.

А: Вы можете внутри себя представить и реализовать такое состояние?

М: Я испытывала его однажды.

В: Можешь рассказать?

М: Это состояние, когда все пронизывает любовь, когда перестаешь разграничивать на «я» и «не-я», плохое и хорошее – все пропадает. Единственное, что в тебе остается – ты этим наполнен, ты этим становишься – вот это чувство любви. Был такой миг, когда я почувствовала, что границы действительно нет. Она не расширилась, она просто пропала. В этом состоянии нельзя что-то любить, а что-то не любить, потому что ничего другого просто нет.

Д: Наверное, просто становишься больше, чем плохое и хорошее. Вот когда дети ссорятся в песочнице, мы смотрим на них: один бьет другого, обижает – там нет плохого и хорошего. Для нас нет. Для себя-то они там уже давно все поделили.

А: Хороший пример Дарья привела. Песочница вообще удачный пример для понимания сущности сансары.

М: Почему?

В: Потому что смотришь на все это сверху. И в то же время – с любовью, без гордыни, без самоутверждения. Там же – дети…

А: Потому что вся сансара – это огромная песочница. Песочницы бывают разные. Бывают кровавые, бывают некровавые, но чем больше песочница, тем больше вероятность, что она окажется кровавой.

Итак: «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Я вам хочу задать один вопрос, но для легкости усвоения материала разобью его на три: 1) Кем надо быть, чтобы любить своих врагов? 2) Что надо перед собой видеть, чтобы иметь такую любовь в сердце? 3) Как к этому можно прийти? Отвечать можно в любой последовательности. Легче всего начать со второго.

У: Что видеть перед собой? Ну, уж во всяком случае не человека, переполненного агрессией.

Д: Бессмертную его душу надо видеть перед собой.

А: Что это такое – «видеть перед собой бессмертную его душу», Даша? Ты когда-нибудь видела душу?

В: Мне кажется, надо видеть в человеке причину, по которой он ею переполнен. Понимать, что он, бедненький, по-другому не может.

А: Да, понимание – это и есть ви?дение. Кстати, что означает фраза: «Ибо не ведают, что творят»? Ибо – это обоснование того, почему их надо простить.

Д: Их действия бессознательны, они не отдают себе отчета в последствиях, не понимают, чем это чревато для них самих…

В: …и почему они это делают.

Д: Фактически они за свои поступки не отвечают.

У: У меня еще четвертый вопрос возник: как удержаться в этом состоянии? Не просто испытать его, а пребывать в нем?

А: Хороший вопрос – очень практичный.

Д: Не бояться боли. Тогда можно пребывать в этом состоянии постоянно.

А: Почему у многих людей понимание своей внутренней проблемы возникает на краткий миг, а потом сразу же пропадает?

М: Мне кажется, это не с болью связано, а с концентрацией, с мерой присутствия – здесь и сейчас, каждую минуту.

Д: А почему так трудно присутствовать каждую минуту?

А: Вы друг другу не противоречите. Почему понимание пропадает?

Д: Почему его не удержать? Потому что с этим пониманием нужно что-то делать. Сознание расширяется, и уже нельзя жить так, как жил раньше: возникшее ви?дение требует перемен, а этого – о-ох как не хочется.

М: В этом смысле ты говоришь о боли?

У: Еще страх.

Д: Да: и боль, и страх – в широком смысле.

А: Все верно. Если бы это понимание задержалось, то человеку пришлось бы отдать себе отчет в том, насколько неправильно он живет, а это осознавать уже больно. Так эго безошибочно реагирует предощущением внутренней боли и уводит от осознания.

М: Ты эго наделяешь интуицией?

А: Я его не наделяю, но оно узурпирует, оккупирует интуитивный канал и использует его во благо себе и против своего хозяина. О том, что эго четко знает, куда ведут его хозяина, и сразу же начинает маневры, уводящие хозяина в сторону от возможности осознания нежелательного для него (эго) смысла, вам скажет любой практикующий психоаналитик. Человек еще даже не догадывается, о чем идет речь – а его эго уже все поняло и предприняло все мыслимые и немыслимые подготовительные действия – и вот уже меняются планы, откладываются встречи, находятся более важные дела… А то вдруг возьмет и возникнет недоверие или неприязнь, а то и гнев – к тому, кто пытается расширить сознание. Всякое бывает.

«Ибо не ведают, что творят». Никому невозможно спастись самому. Никому невозможно – только с помощью Господа. Потому что увидеть, осознать во всей полноте, что мы творим, нам очень сложно. Наше эго не дает нам это сделать. Круг замкнут. И только упование на Господа может каким-то (поистине чудесным!) образом разомкнуть стальные цепи эго. Я не преувеличиваю: стальные, заговоренные, заколдованные – намертво. Что же нужно перед собой видеть, чтобы любить это изрыгающее брань, слюну, пышущее ненавистью существо? Смотреть на него и молиться за него, благословлять, благотворить. Это была не случайная подсказка: поиски ответа на вопрос «что нужно видеть перед собой?» приведут нас к пониманию той очень тонкой внутренней работы, которая происходит в душе искренне верующего адепта. Ведь для того, чтобы увидеть снаружи не врага, нужно сначала увидеть внутри себя то, что этому врагу снаружи противостоит, и уничтожить этого врага внутри себя – тогда исчезнет и враг снаружи.

Д: Как это – уничтожить врага внутри себя? Как его можно уничтожить? Мы можем его только принять.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.