Современный кризис зрелости

Современная демократия выросла из убеждения, что среднестатистический человек – эгоистичная, ничего не соображающая свинья и единственный способ защитить нас от нас самих – создать настолько хитросплетенные и взаимосвязанные системы, чтобы ни один человек и ни одна группа не смогли полностью подмять под себя остальное население.

Политика – меркантильная и эгоистичная игра, а демократия – лучшая на данный момент система управления лишь по той простой причине, что она открыто это признает. Она не скрывает, что к власти влечет испорченных, инфантильных людей. И что власть по природе своей вынуждает людей идти на сделки. А потому единственный способ бороться с этим – вводить в устройство самой системы взрослые ценности.

Свобода слова, свобода печати, гарантии неприкосновенности частной жизни и права на справедливое судебное разбирательство – все это воплощения Формулы человечности в социальных институтах, и внедрены они таким образом, что их невероятно трудно изменить или поставить под угрозу.

На самом деле настоящую угрозу для демократической системы представляет только одна ситуация: если вдруг какая-то группа решит, что ее ценности важнее самой системы, и станет теснить религию демократии какой-то другой, скорее всего менее добродетельной, религией… и тут попрет политический экстремизм.

Политические экстремисты, которые упрямо стоят на своем и даже не думают договариваться, по определению находятся на детской стадии развития. Это просто кучка сраных младенцев. Экстремисты хотят, чтобы в мире все было на их лад, и отказываются признавать какие-либо интересы или ценности помимо собственных. Они не идут на переговоры. Они отказываются принимать в расчет какие-либо высшие добродетели и принципы – их интересуют только собственные эгоистичные желания. Им нельзя доверять – они то и дело будут обманывать ожидания других. И они всегда безудержно авторитарны, потому что, точно как дети, отчаянно верят во всемогущего родителя, который придет и сделает все «как надо»{223}.

Самые опасные экстремисты умеют облекать свои детские ценности в красивые слова о компромиссах или универсальном принципе. Правый экстремист будет утверждать, что главная его цель – «свобода» и что ради этой свободы он готов идти на жертвы. Но под этим подразумевается, что он хочет свободы забить на ценности, которые не согласуются с его собственными. Он хочет свободы, чтобы даже не думать об изменениях в обществе и маргинализации других людей. А значит, он хочет ограничить или уничтожить чужую свободу ради своей собственной{224}.

Левые экстремисты делают то же самое, только называют это другими словами. Левый экстремист будет говорить, что стремится к всеобщему «равенству», а подразумевается под этим то, что, в его представлении, никто никогда не должен страдать, чувствовать себя ущемленным и попранным. Никто никогда не должен сталкиваться с моральными разрывами. А чтобы уничтожить эти самые моральные разрывы, придется кого-то заставить страдать и бедствовать.

Экстремизм – как правый, так и левый – в последние десятилетия набирает по всему миру политическую силу{225}. Многие умные люди предлагают этому свои сложные, комплексные объяснения. И, скорее всего, на то действительно есть сложные, комплексные причины{226}.

Но позвольте, я прибавлю к ним еще одну: у нашей культуры падает уровень зрелости.

По всему богатому и развитому миру бушует не кризис благосостояния, а кризис характера, кризис добродетели, кризис целей и средств. Главные политические полюса в XXI столетии уже не правые и левые, а импульсивные детские ценности как правых, так и левых с одной стороны и разумные подростковые/взрослые ценности как правых, так и левых – с другой. В центре полемики уже не коммунизм против капитализма, не свобода против равенства, а зрелость против незрелости, средства против целей.