Криминальное чтиво 1992

«После «Криминального чтива» люди говорили: «Вау, я таких фильмов никогда не видел. Так можно делать в кино?»

Работая в видеоархиве и пытаясь придумать, как снять фильм за гроши, Тарантино придумал идею сделать фильм-антологию. «Истории будут самыми избитыми на свете, – сказал он. – Вы их всех видели хренилион раз: парень, который собирается выйти с женой босса, «но без прикосновений», боксер, который должен лечь в бою, но он этого не делает».

Третья история, о которой заявлял Тарантино, была «чем-то вроде первых пяти минут каждого фильма Джоэла Сильвера»: два киллера идут и убивают кого-нибудь. «Они выглядят реально очень зловеще, как по-настоящему плохие парни, как парни из «Псов», – объяснял он, – остальную часть фильма я потрачу на анализ персонажей. Мы будем следить за ними все утро и увидим, что у них грязная, запачканная кровью одежда… Они буквально разложатся на части прямо у нас на глазах».

В интервью Тарантино всегда разбивал фильм на три импровизированные части по оригинальным рассказам, написанным в 1920–1930-е такими людьми, как Рэймонд Чандлер и Дэшил Хэммет, для журналов. Но если вспомнить его собственных «Бешеных псов» можно понять, что сам он дает своей мифологии название «парень с пистолетом» и показывает средний палец всем, кто выступал против его чисто мужской компании в «Бешеных псах».

«Самым интересным персонажем, которого я когда-либо создавал, была Миа, потому что я понятия не имел, откуда она взялась, – говорил он. – Я знаю о Мии не больше, чем знает Винсент. Все, что я знаю, пришло из слухов. Я вообще не знал, кто она такая, пока они не пришли в «Джек Рэббит Слимс» и она не открыла рот. Потом совершенно внезапно этот персонаж возник со своей собственной речевой манерой. Я не знаю, откуда она взялась, и поэтому я ее люблю».

С 50 тысячами долларов, которые ему принесли «Бешеные псы», и с обещанными TriStar Pictures 900 тысячами долларов на создание «Криминального чтива» Тарантино упаковал чемоданы криминальными романами и полетел в Амстердам. Он поселился в однокомнатной квартире без телефона и факса рядом с каналом. Он просыпался, гулял по Амстердаму, выпивал 12 чашек кофе и проводил утро, делая записи в десятках блокнотов. В перерывах между написанием он смотрел мрачные французские фильмы про гангстеров, читал взахлеб Ли Брэкетт «От трупов толку нет», «Дневник Анаис Нин» – и продолжал сопровождать «Бешеных псов» в туре по миру.

После прочтения финальной версии сценария – 159 страниц, завершенных к маю 1993 года, на обложке стояла надпись «ПОСЛЕДНЯЯ ВЕРСИЯ», чтобы предотвратить вмешательство студии, – глава TriStar Майк Медавой отказался.

«Они испугались. Им не казалось, что это будет смешно, – рассказывает Тарантино, который также предложил список актеров. – Читается это так: скажем, на роль Тыковки – «Роль будет предложена Тиму Роту», который ее и сыграл. «Если Тим Рот откажется, эта роль будет предложена следующему актеру по списку и так далее». Там не было никаких «может быть». Там так все и было. И Медавой прочел этот список, мы проводили большую встречу по поводу этого, и он говорит: «Тим Рот – очень хороший актер, но Джонни Депп тоже есть в твоем списке. Я бы лучше отдал роль Джонни Деппу. И если он откажется, я бы пошел к Кристиану Слэйтеру. Я хочу, чтобы было так».

Тарантино спросил его: «Ты серьезно думаешь, что с Джонни Деппом в роли Тыковки, который появляется только в первой и последней сцене, в наших кассах будет больше денег на доллар?»

«Речь идет не о копейках, и я буду спокоен», – ответил Медавой.

«Больше нечего сказать, – ответил Тарантино. – Уже все сказано. Я не хочу делать кино вот так».

Все остальные крупные студии отказались прежде, чем Бендер понес сценарий к Харви Вайнштейну в Miramax. Харви читал его на пути в отпуск на Мартас-Винъярд. «Это что, чертова телефонная книга?» – спросил он, смотря на 159 страниц. Три часа спустя он позвонил Ричарду Гладштейну, который на тот момент работал главой производственного отдела компании, после он передал в деталях их разговор критику Питеру Бискинду:

«Бог мой, это великолепно. Первая сцена невероятная. Дальше так и будет?»

«Да, так и будет».

«Окей, не уходи из офиса; я продолжаю читать».

45 минут спустя Вайнштейн перезвонил.

«Только что умер главный герой».

«Ну да».

«Что случится в конце?»

«Харви, просто читай дальше».

«Ричард, там хэппи-энд?»

«Да».

«Бог мой! Он вернется? Да ведь? Я тебе перезвоню».

Еще полчаса спустя он снова перезвонил.

«Блин, мы должны сделать это кино. Это невероятно… Начинайте переговоры!»

Еще немного спустя он снова позвонил.

«Ты там что-нибудь решил?»

«Я в процессе».

«Ну так поторапливайся! Мы беремся за этот фильм».

«Раньше я был куда больше увлечен подбором актеров. Мне нравилась идея взять актера, которого я всегда любил, но которого уже редко зовут на съемки, дать ему роль в фильме и показать людям, на что он способен».

«В действительности я хотел сделать роман на экране, с персонажами, которые приходят и уходят, у каждого из них есть своя собственная история, но они могут появиться где угодно».

Изначально Тарантино не видел Траволту в роли киллера Винсента Веги; он написал роль для Майкла Мэдсена. Впервые он предложил Траволте роль Сета Гекко для своего сценария «От заката до рассвета» про вампиров, написанного несколькими годами ранее, этот сценарий снова всплыл после успеха «Псов». После удачного опыта с Тимом Ротом Тарантино выработал привычку проводить по крайней мере день с любым актером, которого он хотел взять на главную роль в свой фильм. И он пригласил Траволту в свою квартиру в Кресент Хайтс в Восточном Голливуде. Тарантино вспоминает: «Я открыл дверь, и Траволта сказал: «Окей, давай я опишу твою квартиру. В твоей ванной лежит такая-то плитка и так далее. Я знаю это потому, что я жил в этой квартире, когда только приехал в Голливуд. В этой квартире я получил роль в «Добро пожаловать назад, Коттер».

Они проболтали до рассвета, играя в настольные игры Тарантино по мотивам «Лихорадки субботнего вечера» и «Бриолина». «С Джоном было классно играть, – сказал он. – У меня есть мечта – сделать игру по «Бешеным псам». В конце концов, он откровенно поговорил с Траволтой о состоянии его карьеры. Он не смог досмотреть «Уж кто бы говорил». «Ты что не помнишь, что о тебе говорила Полин Кейл? Что Трюффо говорил о тебе? Что Бертолуччи говорил о тебе? Ты что, не знаешь, что ты значишь для американского кинематографа, Джон?»

Ему было больно это слушать, но он был тронут столь сильным увлечением своей карьерой («Как можно не отреагировать на это?»). Тем не менее, Траволта не заинтересовался «От заката до рассвета». «Я не похож на вампира», – сказал он ему.

«После встречи с Джоном, я все время думал о нем, пока писал сценарий», – сказал Тарантино. Когда он узнал, что Мэдсен согласился на роль в фильме «Уайетт Эрп», копию «Криминального чтива» принесли к дверям Траволты. К ней была прикреплена написанная от руки записка, на которой говорилось только: «Обрати внимание на Винсента». После прочтения Траволта сказал Тарантино: «Это один из лучших сценариев, который я когда-либо читал – одна из лучших ролей, что у меня когда-либо была, но, удачи, потому что я не думаю, что ты меня возьмешь».

Тарантино пришлось сражаться. Харви Вайнштейн хотел Шона Пенна или Дэниела Дэй-Льюиса. Также рассматривался Джеймс Гандольфини. Во время позднего телефонного звонка Вайнштейнам агент Тарантино Майк Симпсон выпаливал список требований: финальный монтаж, 2,5-часовой хронометраж, финальный выбор актеров – Симпсон говорил: «Либо ты согласишься прямо сейчас, либо никакой сделки не будет. У нас есть два других покупателя, которые хотят получить сценарий. У тебя есть 15 секунд на то, чтобы согласиться. Если я повешу трубку, все кончено… – вспоминает Симпсон. – Харви продолжал спорить, и я сказал: «Окей, 15, 14…». Когда я дошел до 8, подключился Боб Вайнштейн: «Харви, нам надо сказать да». Харви сказал: «Да, к черту».

Харви Вайнштейну полегчало, как только они наняли Брюса Уиллиса, большого фаната «Бешеных псов», который мечтал поработать с молодым режиссером несмотря на то, что он получил куда меньше денег: за фильм «Крепкий орешек 2» он получил столько же, сколько составлял весь бюджет «Криминального чтива». Сначала Уиллис настороженно отнесся к роли Бутча: «Брюс такой: «Что? У меня не главная роль? Меня будет связывать какой-то деревенщина в ломбарде, пока Траволта будет играть главную роль?» – вспоминает Симпсон. Но Уиллис изменил свое мнение после встречи с режиссером на барбекю в доме Харви Кейтеля, во время которого эти двое прогулялись вместе по пляжу.

«Одна из причин, по которой я взял Брюса Уиллиса в «Криминальное чтиво», заключалась в том, что для меня Брюс Уиллис был единственной звездой того времени, который выглядел так, как будто он мог быть звездой 50-х, – сказал Тарантино, который слышал, что с Уиллисом работать сложно. – Не было ни одного человека, про которого говорили так много плохого, как про Брюса, говорили о том, как он будет указывать, какой объектив вам стоит поставить в камеру». В конце концов актер попросил поменять лишь одно слово в своей партии: «Прости, детка. Мне пришлось разбить твою Хонду», вместо «машину». Тарантино признал, что так будет смешнее. «После работы с Брюсом я больше никогда не буду слушать слухи о том, как тяжело работать с этой или с той звездой, – сказал он. – Я с удовольствием еще с ним поработаю».

«Самым интересным персонажем, которого я когда-либо создавал, была Миа, потому что я понятия не имел, откуда она взялась. Я вообще не знал, кто она такая, пока они не пришли в «Джек Рэббит Слимс» и она не открыла рот».

С Уиллисом в команде Miramax удалось продать право на коммерческое произведение в других странах за 11 миллионов долларов, изначальные инвестиции Вайнштейна в 8,5 миллионов долларов тут же окупились.

Несмотря на то, что на Сандэнсе Тарантино сказал Сэмюэлу Л. Джексону, что партия Джулса написана специально под него, он едва не потерял свою роль из-за пуэрториканского актера Пола Кальдерона, на его прослушивании режиссер аплодировал. Вайнштейн посоветовал Джексону незамедлительно лететь в Лос-Анджелес, чтобы «дать Тарантино нагоняй». Джексон ворвался в холл для прослушивания злым и голодным, в руке у него был бургер, в отделе по найму актеров кто-то ему сказал: «Мне нравится ваша работа, мистер Фишборн». Джексон был вне себя от злости. «И тут приходит Сэм с бургером в одной руке и напитком в другой, он воняет как фаст-фуд, – рассказал Гладштейн Vanity Fair. – Мы с Квентином и Лоуренсом сидели на диване, а он заходит, начинает потягивать свой шейк, откусывать свой бургер и осматривать нас всех. Я испугался до усрачки. Мне показалось, что этот парень сейчас мне прямо в голову выстрелит. У него глаза на лоб лезли. И он просто вырвал свою роль».

Почти каждая актриса Голливуда прослушивалась на роль Мии – Мишель Пфайфер, Мег Райан, Холли Хантер, Розанна Аркетт, – но Тарантино почти с самого начала знал, что он хочет Уму Турман. «Когда мы летели обратно в Лос-Анджелес, я видел в его глазах, что это была Ума», – говорит Бендер. Сначала она отказалась от роли, отвращенная сценой анального изнасилования ее мужа, криминального босса Марселласа Уоллеса (Винг Рэймс). Но после трехчасового ужина в The Ivy в Лос-Анджелесе с последующим марафоном дискуссий об изнасилованиях в квартире Турман в Нью-Йорке она согласилась.

«Это было похоже на отношения, – рассказал Бендер. – Один боялся довериться другому первым, в случае, если у них ничего не получится. Это было похоже на медленный танец с ними двумя».

Она была не единственным человеком, смущенным этой сценой. Оказалось, что для большей части темнокожих актеров, с которыми Тарантино говорил о роли Марселласа, эта роль казалась невозможной. «Очень тяжело говорить с темнокожим мужчиной о том, что ему нужно сняться в чем-то, где его изнасилуют, – рассказывал он Playboy. – Я думал, пожалуйста, пусть у него не будет столько же проблем, сколько есть у других, потому что он так подходит. Винг почувствовал это и сказал: «Позволь мне спросить, насколько явным будет это дерьмо?» Я сказал: «Там все будет не настолько плохо, но понять, что происходит, можно. У тебя есть возражения по поводу этого?» Он сказал: «Нет, у меня нет никаких возражений, ты должен это понимать, потому что из-за того, что я такой, я получаю не так много предложений сыграть таких беззащитных персонажей. Этот парень, возможно, станет самым беззащитным ублюдком, которого я когда-либо играл».

Когда дело дошло до съемок сцены с изнасилованием, Рэймс оказался верен своему слову, правда в один момент он повернулся к режиссеру и спросил: «Окей, мы увидим мои булки, да? А его вы чем-то прикроете?»

Он указал на пах Уитакера.

«Ты ничего не увидишь», – заверил его Тарантино.

«Я не спрашиваю, что вы там собираетесь показывать. Мне все равно, будет это в кадре, в фокусе или нет. Я не хочу, чтобы член касался ануса. Чем вы собираетесь его прикрыть?»

В итоге реквизитор принес бирюзовый бархатный мешочек для драгоценностей. Все рассмеялись. Винг сказал: «Уэйн, просто положи свой член в этот маленький мешочек, и я буду в порядке».

Съемочный процесс начался 20 сентября 1993 года в Hawthorne Grill в пригороде Лос-Анджелеса. Это была первая из 17 локаций фильма, где парочка, сыгранная Тимом Ротом и Амандой Пламмер, переходят от завтрака к ограблению. Одетый в мешковатые вельветовые брюки, выпачканную футболку с Гонщиком Спиди и в поношенную замшевую бейсбольную куртку, Тарантино обходил съемочную площадку как ребенок в парке развлечений. Он выглядел намного более расслабленным и уверенным в себе человеком, чем когда он был взволнованным дебютантом на съемках «Бешеных псов». Он нанял большую часть своей предыдущей команды, включая оператора Анджея Секулу, монтажера Салли Менке, художника по костюмам Бетси Хейманн и художника-постановщика Дэвида Васко.

Васко построил самую главную съемочную площадку фильма – воссозданный за 150 тысяч долларов в стиле Гуги ресторан под названием «Джек Рэббит Слимс», набитый до предела кинематографическим китчем: постерами с фильмами Роджера Кормана, машинами, используемыми как столик, и огромным спидометров на танцплощадке – все это на складе в Калвер-Сити. Тарантино чувствовал «креативный подъем и кипение воображения… это ожившая мечта».

«Большая часть монтажа – это кропотливая работа, но монтировать эту сцену было волнительно, потому что в ней есть энергия ее собственной и вполне очевидной магии – это Траволта, который танцует прямо передо мной».

Салли Менке

На съемках также присутствовал его старый друг Крейг Хаманн, в прошлом зависимый от героина, он давал им советы по поводу того, как правильно подготовить иглу и ложку и как правдоподобно показать, что приход от героина происходит волнами, а не сразу. Чтобы показать приход от героина, он сказал Траволте: «Выпей столько текилы, сколько сможешь, и полежи в теплом бассейне или горячей ванне». Траволта с удовольствием это сделал со своей женой в их гостиничном номере. Сцену, в которой Миу с передозировкой реанимируют уколом адреналина в сердце, снимали в обратном направлении, для безопасности.

«У нас были разные идеи по поводу того, как она будет реагировать на адреналиновый укол, – сказала Турман. – Но то, что я сделала, было вдохновлено одной сценой, я не была ее свидетелем, но слышала от команды и съемочной группы в «Приключениях Барона Мюнхгаузена». В Испании был тигр, в которого они напичкали слишком много успокоительного для безопасности, им пришлось вколоть ему адреналина, чтобы оживить. Это меня и вдохновило».

Сцена, которой она боялась больше всего, однако, была сценой ее танца с Траволтой. Тарантино принес видео с «Посторонними» Годара, чтобы показать ей, как танцует Анна Карина в этом фильме – без поставленной хореографии, как подросток, танцующий в своей комнате, а не танцор, выделывающий па на сцене. «Неважно, будет ли танец плохим, хорошим или никаким», – сказал он. Он хотел, чтобы Турман и Траволта наслаждались им.

«Квентин порекомендовал нам твист, – сказал Траволта. – А я сказал: «Ну маленький Джонни Траволта выиграл состязание по твисту, когда ему было 8, так что я знаю все движения. Но ты можешь добавить других новых движений, которые были модными в свое время». Он сказала: «Что ты имеешь в виду?» Я сказал: «Был Бэтмен, Автостопщик, Плавание, помимо твиста». И я показал ему эти движения, и ему они понравились. Я сказал: «Я покажу Уме, что надо делать, и если ты захочешь увидеть другое движение, выкрикни его».

Тарантино снимал сцену на ручную камеру, выкрикивая: «Ватуси! Автостопер! Бэтмен!», когда он хотел, чтобы они переключились, танцуя в своих рубашке и мешковатых штанах рядом с ними. В конце долгого дня он аплодировал своим звездам.

«Эта сцена с Умой Турман и Джоном Траволтой, танцующими в ресторане «Джек Рэббит Слимс» в «Криминальном чтиве», была необычна тем, что она снималась под запись, под реальную песню Чака Берри, – рассказала монтажер Салли Менке. – В этом отношении было просто монтировать, и, боже мой, это было великолепно. Мы обсуждали использование долгих планов, средних и крупных планов и то, когда нам стоит сфокусироваться на руках. Большая часть монтажа – это кропотливая работа, но монтировать эту сцену было волнительно, потому что в ней есть энергия ее собственной и вполне очевидной магии – это Траволта, который танцует прямо передо мной».

После окончания съемок 30 ноября 1993 года черновой вариант монтажа длился более 3,5 часов. Во время первого просмотра киномеханик спросил Менке: «Я что спутал пленки?» Самым трудным испытанием было вырезание кусков из отрывка в «Джек Рэбитт Слимсе», изначально прерываемом множеством долгих пауз, которые Миа хвалит в сценарии («Почему нам кажется, что нужно говорить о всяком дерьме, чтобы чувствовать себя комфортно?»). Первая встреча Мии и Винса длилась гораздо дольше, Миа пробовала на нем свою видеокамеру, пока они играли в викторину о поп-культуре.

Миа:

Сейчас я задам тебе ряд быстрых вопросов, которые я придумала. Они помогут мне более или менее разобраться в том, что ты за человек. Моя теория заключается в том, что, когда речь идет о важных предметах, есть только два варианта ответа. Например, в мире две категории людей: люди, любящие Элвиса, и люди, любящие Битлз. Конечно, людям, которые любят Битлз, может нравиться и Элвис. И людям, которые любят Элвиса, может нравиться и Битлз. Но никто не любит их обоих в равной мере. Рано или поздно приходится выбирать. И этот выбор и скажет мне, кто ты такой.

Винсент:

Я справлюсь.

Миа:

Я знаю, что справишься. Первый вопрос: «Компания Банч» или «Семья Пэртридж»?

Винсент:

По любому «Семья Пэртридж», их нельзя сравнивать.

Миа:

В «Богаче, бедняке» кто тебе больше нравился – Питер Штраусс или Ник Нолте?

Винсент:

Конечно, Ник Нолте.

Миа:

Ты за кого: за «Одержимую» или «Джоанну»?

Винсент:

Точно «Одержимая», хотя я всегда тащился от того, как Джоанна постоянно называла Ларри Хагмана «Повелитель!»

По мере того, как они приближались к релизу, Тарантино делал все возможное, чтобы остудить ожидания, указывая на фильм «Деньги, деньги, еще деньги» по сценарию Дэймона Уэйанса, который сделал 34 миллиона долларов с бюджетом в 8 миллионов. Но у Вайнштейна были другие планы. В мае Miramax отправила некоторых членов съемочной группы и нескольких актеров на Каннский кинофестиваль, где Вайнштейн применил то, что он называл стратегией «Железного Занавеса», давая лишь один пресс-показ на следующее утро после вечерней премьеры для полного эффекта.

После того, как Джанет Маслин оставила хвалебный отзыв в New York Times («работа такой глубины, остроумия и сияющей оригинальности, что она ставит его в передние ряды американских режиссеров»), Вайнштейн сделал копии и подсунул их под двери членам жюри. Тарантино сказал Вайнштейну, что он не пойдет на мероприятие, если «Криминальное чтиво» не допустят до участия, как было с «Бешеными псами» на Сандэнсе, но вечером перед церемонией вручения наград президент фестиваля Жиль Жакоб убедительно попросил Вайнштейна удостовериться, что Тарантино и актеры будут на церемонии.

«Мы думали, что получим награду за лучший сценарий или режиссуру, что-то вроде того, – сказал Вайнштейн. – И вот они раздали все призы, и я смотрю на Квентина и говорю: «Я думаю, мы получим самый главный», и я припрыгиваю на своем кресле, а Квентин просто смотрит на меня, да, и тут бах! Клинт Иствуд выходит на сцену и отдает Пальмовую ветвь «Криминальному чтиву». Слава богу, рядом был Брюс Уиллис, который меня успокоил».

Когда какая-то женщина начала протестовать насчет награды, крича: ««Криминальное чтиво» – дерьмо!», Тарантино показал ей средний палец. «Я не снимаю фильмы, которые соединяют людей, – сказал он во время получения награды, – я делаю фильмы, которые заставляют людей спорить».

После церемонии Уиллис закатил вечеринку в Hotel du Cap, затраты он взял на себя – около 100 тысяч долларов. К концу он был в долгах еще больше, чем Траволта, которому пришлось заплатить 30 тысяч долларов за привилегию сняться в фильме Тарантино, ведь он решил, что будет летать на своем собственном самолете и ночевать в разных отелях со своей женой и детьми. «Съемка в этом фильме стоила мне денег, – говорит он. – Но это того стоило. Сценарии Квентина похожи на Шекспира».

«Креативный подъем и кипение воображения, я просто оказался в своей мечте».

Тарантино был неправ. Он делает не только фильмы, которые заставляют людей спорить. Он делает фильмы, которые их объединяют, но заставляют спорить, заставляют их случайно сливаться в одно, убивать друг друга, а потом идти за своим беконом и блинчиком на завтрак в Hawthorne Grill.

«Все знают старое разделение между историей и сюжетом Эдварда Моргана Форстера: «Король умер, а потом умерла королева» – это история. «Король умер, а потом королева умерла от горя» – это сюжет, – напомнил читателям New Yorker в своем ревью на «Криминальное чтиво» Энтони Лейн, когда фильм был показан в кинотеатрах чуть позже в том же году. Достаточно верно, но Форстер не смог предвидеть появление третьей категории – сюжета Квентина Тарантино, который развивается примерно следующим образом: Король умер, занимаясь сексом на капоте лаймово-зеленого Корветта, а королева умерла от грязного кокаина, одолженного у придворного шута, с которым она наслаждалась беседой о сравнительных достоинствах диетической колы, пока они сидели и разглядывали кровоточащие останки лордов и придворных дам, которых она перестреляла украденным 45-колиберным Кольтом в припадке горя».

Даже сегодня, после десятков просмотров, после того, как каждый диалог глубоко въелся в память тысячи подражателей с бандитскими рассуждениями о кока-коле и макаронах с сыром пришли и ушли, еще остается возможность пересмотреть лукавый тарантиновский шедевр и поразиться. Разбойное нападение на ресторан («Люди никогда не грабят рестораны, а почему нет?»), прерванное внезапной нуждой пописать. Киллер, которого убивают, пока он сидит на толчке. Девушка с передозировкой, появляющаяся в середине супружеского спора о «Я мечтаю о Джинни». Боксер, который кидает своего непроницаемого босса-преступника – слухи о том, что человека выкинули с четвертого этажа за массаж стопы, – а потом врезается в эту важную шишку, у которого с собой фаст-фуд и кола, пока едет по пригородному перекрестку. Боксер наезжает своей Хондой на него, разбивается, приходит в сознание, эти два человека начинают драться, прежде чем попасть в ломбард, где их связывают деревенщины, титаническая битва двух мужчин внезапно останавливается и забывается из-за внезапного вторжения третьего элемента сюжета.

«Структура позволяет ему показывать своих персонажей как обреченно взаимосвязанных и обреченно изолированных друг от друга в одно и то же время, таким образом он проникает в ощущение тайны мира и ничтожности людей в нем», – написала Сара Керр в New York Review of Books, по-простому провозгласив: «Любители телевизора породили своего первого гения».

Здесь метод Тарантино заключается в том, чтобы взять скрепы жанра, понятные фанатам даже по одному быстрому взгляду, и поместить их в поцарапанные и изношенные места вселенной, удивительно похожей на нашу собственную, где пистолеты дают осечку, людям надо сходить в туалет, и происходят разные неожиданности. Такое сопоставление присутствовало и в «Бешеных псах», но оно теряло свою силу в жестко контролируемых рамках между тем, что говорят члены банды (разговор о Мадонне), и тем, что они делают (грабят банки).

Если «Бешеные псы» были фильмом, в котором Тарантино зарекомендовал себя, то «Криминальное чтиво» стало фильмом, в котором он уже наслаждался собой. С самой первой сцены – неподготовленное нападение Аманды Пламмер и Тима Рота, снятое Секулой в глубоких цветах, и заканчивающееся живым стоп-кадром, с которым начинает звенеть Стратокастер Дика Дейла, играющий Misirlou – Тарантино позволяет бреду толкать его действия и ослаблять его власть над формой, двигая его вверх и в сторону, создавая прекрасную ленту Мебиуса, где второстепенный персонаж каждой истории является звездой следующей истории.

«Даже сами сюжеты кажутся второстепенными линиями, – отметил Энтони Лэйн. – В какой-то момент вы говорите себе, что где-то над этой трущобной жизнью должны происходить главные события. Это экстравагантный трюк; представьте, что главного героя уберут из «Короля Лира», а оставят только ссорящихся братьев и сестер и старого мужчину, прикованного к стулу».

Странный, но не единственный в своем роде фильм вбирает в себя веселую солянку из ингредиентов и влияний – серф-рок, кино нуар, Годар, – но главным его аналогом является театр абсурда. «Шесть персонажей в поисках автора», «В ожидании Годо» Сэмюэла Беккета и, прежде всего, «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Томаса Стоппарда – пьеса, в которой два посланника доставляют письмо английскому королю с приказом казнить Гамлета, но их обманули и казненными оказываются они сами. Два персонажа перебрасываются лишь несколькими репликами, но разыгрывают целую драму, размышляя о том, что судьба Гамлета должна быть до мелочей похожа на их судьбу, судьбу эпизодических участников, нечаянно попавшим в чужую драму. «Представляем на сцене то, что происходит вне ее, – говорит актер. – В чем есть некий род единства – если смотреть на всякий выход как на вход куда-то».

Это очень близко к поп-теологии Джулса Уиннфилда, который, уцелев под градом пуль, заключает, что случилось «чудо». «Мы, черт возьми, должны были быть мертвы сейчас, мой друг! Мы только что стали свидетелями чуда, и я хочу, чтобы ты это признал, мать твою!» Реплика работает на двух уровня: конечно, потому что публика только что увидела своего рода воскрешение, а также воскрешение Винсента, который, после того как его застрелил Бутч в туалете, снова идет по земле благодаря чудесам закольцованной тарантиновской хронологии. Бутч также сбегает на мотоцикле с именем Grace (Божий дар, молитва).

Если там и есть бог, он напоминает мстительного бога из Книги пророка Иезекииля 25:17 («И узнаете вы, что я Господь, когда совершу над вами Мое мщение»), и бог этот и есть Тарантино, который нисходит сверху, чтобы оказаться посреди своих творений, он радостно веселится, когда Волк (Харви Кейтель) поливает из шланга Винсента и Джулса на его заднем дворе. Кейтель здесь играет роль, очень похожую на его роль куратора и решалы в «Бешеных псах», – дань уважения звезде, а также знак того, насколько Тарантино действовал вне книги правил, которая ограничивала его действия в дебютной работе. В кинотеатрах фильм преследовала его репутация жестокого человека, но снова мы почти ничего не видим.

А вот то, что мы видим, обладает хаотичным ритмом не насилия в кино, но реальной жизни: после того, как Бутч теряет сознание после столкновения, его Хонда не разбивается, но осторожно катится, пока не останавливается на тротуаре возле таблички: «Не сдается». Потом – затемнение.

В фильме полдюжины затуханий, большая часть из них – после чего-то важного: танец Мии и Винсента, передозировка Мии, авария с Бутчем, Марселлас падающий в обморок после того, как на него наехала машина – все это, чтобы выиграть небольшой промежуток времени: а что теперь? В каждом случае эффект захватывающий, жуткий и неожиданный. Это подтверждает наше ощущение, что Тарантино не совсем экшн режиссер, но режиссер реакции.

Режиссерская сила Тарантино выросла в геометрической прогрессии со времен «Бешеных псов», он позволяет сценам долго длиться там, где другие режиссеры делали бы кадр короче, и укорачивает там, где другие сделали бы длинный кадр. Его длинные дубли дополнились рядом сверхкрупных планов, как у Годара: ноги Мии Уоллес, проигрыватель пластинок, затылок Марселласа с этим интригующим пластырем – чудесной маленькой загадкой, которая даже лучше знаменитого светящегося чемодана.

Вся нежность Тарантино к своим персонажам, кажется, просачивается через эти крупные планы. Больше всего влияние Годара проявляется в образе Умы Турман, ее сверкающих шаловливых глазах, черном бобе, вдохновленным прической Анны Кариной в «Жить своей жизнью», ее походке пантеры, такой же восхитительной для Тарантино, как походка Кариной, когда она бродила по магазину грампластинок, а Годар возил камеру на долли рядом с ней, как будто бы именно для этого бог придумал сопровождающую съемку.

Как и у Годара, цель кастинга Тарантино в том, чтобы прикрыть недостаток глубины, который больше всего проявляется в танце Траволты в «Джек Рэббит Слимсе». Звезда «Лихорадки субботнего вечера» танцует твист в поношенных носках, как дядя на Рождество, – это почти то же самое, как смотреть, как Пикассо рисует человека черточками. Есть еще один замечательный момент, когда Траволта и Бутч впервые встречаются в баре Марселласа, они сразу же пропитываются неприязнью друг к другу, как собаки на улице. «Что-то увидел, друг?» – спрашивает Батч. «Ты мне не друг», – рычит Винсент. Нет никакой причины для их неприязни, разве что холодный ветер, дующий из будущего, в котором один из них убьет другого. Это столкновение знаковых фигур – 70-е и 80-е – вселенная не может выдерживать такой концентрации знаковых фигур, но она может сталкивать атомы. Космос выходит из строя.

Несмотря на то, что он сделал для кассовых сборов фильма, остается непонятным, подошел ли мачо Уиллис для многословного Тарантино, который может написать хорошие партии для всех типов мужчин и женщин – за исключением сильного и молчаливого типа. Ничто не выглядит более не к месту в фильме, чем невозмутимая гримаса Уиллиса во время речи Уоллеса «нафиг гордость». История Бутча должна была быть именно такой – лишение Бутча мужественности, – но Уиллис уклоняется от деконструкции мускулинности. Когда, освободившись от содомитов Зэда и Мэйнарда, он окровавленный и хромой возвращается к Фабиан (Мария де Медейруш), он переводит тему на милую беседу: «Ты заказала блинчики, блинчики со смородиной?» – Уиллис убеждает нас в том, что посмешища – женщины, а не Бутч. Может быть, он слишком сдержанный и слишком печется о себе, чтобы оказаться униженным. Это делает его одиноким человеком в мире Квентина Тарантино.

Сэмюэл Л. Джексон, с другой стороны, уже совсем другое дело. Голос в несколько октав, глаза навыкате, Джексон – лицо и голос долгих лет Тарантино, проведенных в глухомани и приобретших форму ярости. Прочтение каждой его реплики выпускает фейерверки негодования и оскорбленного пренебрежения: «Тот выродок, который это сказал, никогда не собирал кусочки черепа по милости твоей тупой башки». Только Ричард Прайор мог бы произнести строчку, настолько же желчную.

Джексон и Траволта прекрасно дополняют друг друга. Если Джексон увеличивает скорость кино, то Траволта замедляет ее и умиротворяет кино своей сонной, в пол-улыбки манерой, он парень с тайной. Во время ужина с Мией он почти не пересекается с ней взглядами, отводя свои по-детски голубые глаза, и трудно сказать, это из-за скромности или смущения. Под конец их пара похожа на выражение противоборства, которое происходит внутри самого Тарантино, между бездельником и адреналиновым наркоманом, любителем телевизора и поклонником чтива, разрывающимся между тусовками и действием. В «Криминальном чтиве» нашелся безупречный баланс. Кино кажется напряженным, но при этом неторопливым, непринужденным, и при этом тревожным. Повествование делает полный круг к концу напряженных, хорошо обдуманных двух с лишним часов, так же, как и в «Бешеных псах» с мексиканским тупиком, только в этот раз вместо взаимного убийства мы имеем разоружение одного противника, что позволяет всем засунуть пистолеты в шорты и счастливо уйти из ресторана.

«Когда, к концу «Криминального чтива», кривая истории возвращается, чтобы встретиться с собой же, возникает какое-то глубокое музыкальное удовлетворение – формальная магия, которая тоже очень волнует», – писал Дэвид Томпсон. Кто бы мог до этого додуматься? Три акта, романтика, искупительная эволюция персонажа, цитаты из Библии и счастливый конец.

Сделанное за 8,5 миллионов долларов, «Криминальное чтиво» заработало 214 по всему миру и стало первым независимым кино, которое принесло больше 200 миллионов.

Этот фильм сделал Miramax мини-студией, перезапустил находящуюся в упадке карьеру Джона Траволты и изменил направление движения независимого кинематографа. «Это было первое независимое кино, которое сломало все правила, – сказал Вайнштейн. – Оно задало новые настройки в часах кинематографа».

Номинированный на семь Оскаров, включая лучший фильм и лучший режиссер, он выиграл премию за лучший оригинальный сценарий для Тарантино и его соавтора Роджера Эвери. «Криминальное чтиво» сломало мои ожидания от того, что должно произойти с моей карьерой, – позже скажет Тарантино. – Обычно, когда ты делаешь фильм типа «Бешеных псов» для студии, они в какой-то момент скажут: «Этот парень хорош. Может быть, если мы его озадачим более коммерческим проектом, это его выведет на следующий уровень». «Итак, я делаю свое маленькое искусство, «Криминальное чтиво» в своем авторском стиле, и, может быть, он принесет всего 30–35 миллионов. «Окей, теперь мы готовы включить его в систему студии по-настоящему. Давайте дадим ему снимать «Дика Трейси» или «Агенты А.Н.К.Л.», что-то вроде того». Ну, такого не произойдет. Я не собираюсь скрывать мой собственный голос в каком-то коммерческом проекте, чтобы преуспеть. Это мой голос, а я есть я, и все это возрастает, так что я никогда не соглашусь на такое. Я восхожу и падаю по своей воле».

«Я не тот человек, который хочет взглянуть со стороны на «Криминальное чтиво» 20 лет спустя. Одна из вещей, которой я горжусь больше всего, состоит в том, что в начале я хотел сделать фильм-антологию. Три отдельных истории. Потом мне захотелось сделать так, чтобы все эти истории сработались для того, чтобы рассказать только одну историю. И я это сделал».