ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Преступления будущего

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Преступления будущего

Я видел нашего врага, и этот враг — мы сами.

Пого, комический персонаж, созданный Уолтом Келли

Несколько лет назад в Монреале при участии RCMP проводилась международная конференция, посвященная вопросам борьбы с отмыванием денег. После того как один из основных докладчиков закончил свое выступление, молодой человек из зала задал ему такой вопрос: «Что, по вашему мнению, мы должны делать? Я живу на Восточных Карибах. Европа и Соединенные Штаты забрали у нас все. У нас вообще нет производства, а после 11 сентября не стало и туристов. Теперь вы говорите, что мы не должны выдавать лицензии офшорным банкам и продавать готовые компании. Но мы уже сегодня голодаем, как же нам прокормить себя завтра? — он помолчал минуту и вновь спросил: — Скажите, пожалуйста, так что же нам делать?»

Оратор пристально посмотрел на молодого человека и сказал сущую правду: «Не знаю. Я могу сказать лишь, чего мы — все мы — не должны делать». Он до сих пор сожалеет, что не смог дать более содержательного ответа.

* * *

После того как правительство Антигуа выдало офшорную лицензию Hanover Bank, а группа русских перекачала через Нормандские острова и Bank of New York 4,2 млрд. долларов, после того как стало известно о существовании связи между Al-Shamal Bank в Хартуме и Усамой бен Ладеном, проповедники, возглавившие конгрегацию против отмывания денег, возжелали, чтобы весь мир поверил в то, что принцип «знай своего клиента» (know your client, KYC) и есть ниспосланное нам свыше средство спасения от зла.

И они не уставали твердить: «Если каждое финансовое учреждение в каждой стране будет придерживаться данного принципа, грязные деньги не смогут попасть в систему, и мы покончим с этим бизнесом».

Но в реальном мире принцип KYC помогает против отмывания денег так же, как «змеиное масло». Там, где этот принцип доброволен, его чаще всего игнорируют. А там, где он введен законодательно, его очень часто обходят. И помогают в этом т.н. «привратники».

Эта группа заслуживает внимания хотя бы потому, что может преградить путь движению грязных денег, всего лишь отказавшись сотрудничать с компаниями, желающими их отмыть. Это банкиры, юристы, бухгалтеры, инвестиционные брокеры, посредники, управляющие фондами, брокеры недвижимости, устроители аукционов и т.д. Люди, которые в силу своего профессионального опыта могут легко распознать попытки отмывания денег или, по крайней мере, знают, какие вопросы нужно задать, чтобы с уверенностью их идентифицировать. И которые, используя свое положение, могут либо помочь, либо помешать этому.

Ориентиром для «привратников» является понятие «фактический владелец» — т.е. они должны знать, кому в действительности принадлежат деньги, обслуживанием которых они собираются заняться, — и им напомнили, что они не должны работать с компаниями и счетами, если невозможно установить их фактических владельцев.

«Привратники» возразили, что это является нарушением их исконного права на «конфиденциальность в отношениях с клиентами», а также «нарушением прав человека, вполне в духе Большого Брата».

Некоторые положения Закона «Об объединении и усилении Америки…» (USA Patriots Act) позволили Большому Брату на несколько шагов приблизиться к своей цели, по крайней мере в том, что касается отмывания денег. И уж, конечно, нет никаких сомнений, что этот закон изменил реалии финансового мира. KYC и «привратники» по-прежнему существуют, но два закона — USA Pats-1 и последовавшие затем поправки, получившие название USA Pats-2, — в настоящее время стали настоящим бременем для финансовых учреждений, работающих в Соединенных Штатах. По определению, они распространяются также и на иностранные финансовые учреждения, имеющие филиалы и представительства в США. Поскольку картины 11 сентября еще свежи в памяти каждого, конгресс не намерен шутить с теми, кто занимается отмыванием денег и финансированием террористических организаций.

Эти законы запрещают финансовым учреждениям открывать, поддерживать и вести корреспондентские счета от имени иностранных банков, не имеющих физического присутствия в стране регистрации. Иными словами, если у офшорной компании нет крыши над головой, вы не можете вести с ней дела. Кроме того, если работающие в США финансовые учреждения не определят источники средств, поступающих на частные банковские счета из-за рубежа, они также рискуют подвергнуться значительным штрафам. Эти законы предусматривают санкции и против стран, отказывающихся предоставлять американским правоохранительным органам информацию о вкладчиках их банков.

Ибо законы USA Pats 1 и 2 распространяются на всех, кто работает с деньгами, — включая пункты хавалла, которые теперь должны стать лицензированными онлайновыми платежными системами, соответствующими более строгим требованиям KYC, — а это означает более внимательное отношение к «привратникам» и фактическим владельцам. Здесь мы возвращаемся к базовой концепции, гласящей, что люди, позволяющие деньгам попадать в систему, имеют наибольшие возможности этому воспрепятствовать. Однако до тех пор, пока «привратники» не будут подвергаться тюремному заключению за недостаточно добросовестную проверку своих клиентов, закон «Об объединении и усилении Америки…» не заработает в полную силу. Если вы не заставите людей, которые могут остановить деньги, — тех самых людей, которые, напротив, заинтересованы в том, чтобы позволять деньгам свободно перемещаться, — проводить такую проверку, они сами ни за что не станут этим утруждаться.

«Главное — внедрение, — отмечает Тед Гринберг, бывший советник Министерства юстиции США по проблемам, связанным с международным отмыванием денег, а ныне глава отдела по борьбе с отмыванием денег Всемирного банка, считающийся автором концепции “привратников”. — Можно принять любые законы, но если их не внедрять, какой от них прок?»

Эту мысль можно проиллюстрировать с помощью одного небольшого исследования. Чтобы установить, насколько страны мира чтут свои собственные правила, кодексы, договоры и законы, касающиеся отмывания денег, была проанализирована ситуация в 103 государствах, в которых имеются фондовые биржи, с тем чтобы разобраться, насколько развита в них система регулирования. Законы, запрещающие инсайдерскую торговлю, имеются в 87 странах, что, на первый взгляд, не так уж и плохо. Но наказание за такое правонарушение было предусмотрено только в 38 странах.

Это не означает, что в данной сфере ничего не меняется. В Великобритании, например, был принят закон «О преступных доходах», обязывающий сообщать обо всех подозрительных сделках. В 1990-е годы полиция Великобритании ежегодно получала до 20 тыс. таких сообщений, однако у нее не было ни средств, ни людей для того, чтобы их обрабатывать. В 2001 году была получена 31 тыс. сообщений, а в 2002 году, перед принятием «Закона о преступных доходах», число их почти удвоилось, а вот персонал и бюджет остались прежними.

В Канаде сообщение об операциях с наличными на сумму свыше 10 тыс. долларов является теперь обязательным. Но FinTRAC — канадское подразделение по сбору информации об отмывании денег, — не может сотрудничать со своим американским коллегой FinCen, поскольку парламент принял сверхстрогие законы о конфиденциальности, что резко ограничило возможности обмена информацией. Даже канадские правоохранительные органы получают ее от FinTRAC с большим трудом.

В Лихтенштейне, крошечном государстве, где на банковские и связанные с ними услуги приходится 40% национального дохода, закон обязывает банки и финансовые учреждения сообщать о подозрительной финансовой деятельности. Банкиры годами боролись с этим законом, оттягивая его принятие, потому что «в Лилипутии и так все в порядке». И такая ситуация сохранялась до тех пор, пока не было доказано, что в этих банках хранились тайные средства бывшего германского канцлера Гельмута Коля; пока их не поймали на том, что они скрывают прибыль от незаконной сделки по продаже оружия, осуществленной Жаном-Кристофом Миттераном, сыном покойного президента Франции; пока не удалось установить, что в них находились деньги, украденные целым рядом африканских диктаторов; пока не стало известно, что они принимают деньги у латиноамериканских контрабандистов, вырученные теми от продажи наркотиков. В Вадузе должны были что-то предпринять, но вместо того, чтобы снести дом, там лишь переклеили обои. Закон был принят, но банки и финансовые учреждения до сих пор не наказываются за его нарушение, и, следовательно, не считают необходимым сообщать обо всем, что кажется им подозрительным. Тем не менее теперь Лихтенштейн может заявить, что соблюдает правила игры.

На Науру парламент принял закон, запрещающий деятельность в этой стране сомнительных офшорных банков. Но это произошло только после того, как Соединенные Штаты объявили острову, который и без того фактически был банкротом, экономическую войну. Вот почему на Науру продолжали продавать гражданство и паспорта до тех пор, пока американцы не согласились заплатить им за прекращение этой практики.

На Ниуэ правительство объявило о прекращении продажи банков, но отказалось прекратить продажу подставных компаний. «А почему, собственно, — сказали там, — мы должны это делать?»

В Делавэре, Неваде и Монтане жизнь идет своим чередом. Если бы это были не американские штаты, а какие-то далекие острова, FATF, несомненно, призвала бы их к порядку, но они являются частью территории Соединенных Штатов, а палка, которая находится в распоряжении Вашингтона, потолще, чем у любого из островов. Поэтому, когда отдельным офшорным юрисдикциям дают по рукам за то, что остается безнаказанным в Делавэре, Неваде и Монтане, они вполне справедливо возмущаются. FATF выразила в связи с этим недоумение Вашингтону, а Вашингтон в ответ посоветовал FATF катиться куда подальше. США не собираются менять свои законы о трастах только потому, что они не нравятся FATF. В Соединенных Штатах система трастов кормит целую армию адвокатов, а Вашингтон — как раз то место, где адвокаты обладают реальной властью.

В середине 2000 года, когда FATF перешла в наступление, опубликовав доклад «О странах и территориях, не склонных к сотрудничеству» и поместив в черный список 15 юрисдикций — Россию, Лихтенштейн, Израиль, Ливан, Багамы, Каймановы острова, Острова Кука, Доминиканскую Республику, Маршалловы острова, Науру, Ниуэ, Панаму, Филиппины, Сент-Китс и Невис, а также Сент-Винсент и Гренадины, — все эти 15 государств ужаснулись. Например, руководитель панамского национального агентства финансовой информации, делая заявление для прессы, выразился таким образом: «Панама не может позволить себе иметь плохую (читай: худшую. — Авт.) репутацию».

Учитывая, насколько легко в действительности обмануть FATF, тот факт, что Панама все же была включена в этот список, свидетельствует об откровенной коррумпированности этой страны. Когда FATF заявила, что Панама «не склонна к сотрудничеству», панамцы, вместо того чтобы как-то изменить ситуацию, просто изобразили стремление к сотрудничеству. И, конечно же, FATF на это купилась. Как и некоторые американские чиновники, которым следовало бы лучше разобраться в ситуации, прежде чем начать расхваливать Панаму за готовность сотрудничать.

Панама по-прежнему оказывает банковские услуги, основанные на полной секретности, продает фальшивые подставные компании, здесь до сих пор действует зона свободной торговли в Колоне, регулирование в которой осуществляется людьми, не очень заинтересованными в его эффективности, поскольку в противном случае это стоило бы им слишком больших денег. Панама просто приняла несколько новых законов, которые никто не собирается претворять в жизнь, и публично заявила, что появление денег террористов на ее территории больше не приветствуется.

Призывать к объявлению войны деньгам террористов — то же самое, что говорить о пользе яблочного пирога и материнства. Поэтому Панаму вычеркнули из черного списка FATF, поставив условие, что здесь никогда не появятся деньги бен Ладена.

«Одиннадцатого сентября, — объявил высокопоставленный представитель банковской ассоциации Панамы, — мы немедленно связались со всеми банками и заявили, что теперь в центре внимания должны быть деньги террористических организаций. Мы всегда говорили, что готовы помочь в их отслеживании».

Однако наркоденьги к тому времени находились в центре внимания уже 35 лет — как и растущая угроза со стороны международной организованной преступности, как и мошенничество, и уклонение от налогообложения, и сама зона свободной торговли, где все эти вирусы размножаются, как комары в болоте.

Кайманы также были вычеркнуты из черного списка — как и Багамы. То, что в него не попала Нигерия или, скажем, Украина, многое говорит о том, что в действительности представляют собой FATF и ее черный список. Проблема в том, что, когда FATF оскаливается, у нее выпадают зубы.

Это, однако, не означает, что FATF никогда никого не кусала; просто она очень тщательно выбирает, кого кусать, а потом с легкостью перестает кусаться. Можно было бы добиться совсем другого эффекта, если бы вместо порицаний некоторые юрисдикции подверглись остракизму.

В этом случае можно было бы говорить не просто о риске для репутации, а о «необратимом» риске. Прочертить на песке линию и сказать: вы находитесь либо с той стороны, либо с этой. И если вы с той стороны, это вам дорого обойдется, а если с этой — то вам придется очень постараться, чтобы доказать это.

Конечно, замечательно, что FATF оказала давление на Кайманы, на несколько месяцев включив остров в свой черный список. Но этой организации, несмотря на все ее благие намерения, не помешало бы проявить большую жесткость. Уж очень она легковерна. И слишком политизирована. И, наконец, ей следует перестать прятаться в кусты при появлении серьезных оппонентов.

Если вы хотите приобрести репутацию местного «короля», вам нужно победить самого сильного парня в вашей округе. Если вас по-настоящему беспокоит ваша репутация, вступление в клуб должно быть настолько строгим, чтобы членство в нем что-нибудь значило. Если на Кипре собираются зарегистрировать подставную компанию для какого-то русского, намеревающегося продавать на черном рынке расщепляющиеся материалы, это должно бросать тень на все остальные 47 тыс. подставных компаний на Кипре. Если на Доминике собираются выдать лицензию банку, у которого нет реального присутствия, кассиров и настоящих клиентов, это должно подвергнуть риску все остальные компании и банки, зарегистрированные на этом острове. Если Кайманы собираются иметь дело с Euro Bank, Багамы — регистрировать подставные компании по телефону для любого желающего, Белиз — продавать паспорта всем, кто располагает достаточной суммой денег, это должно поставить под угрозу будущее этих юрисдикций. Если вы готовы продать душу любому, у кого есть 100 долларов и почтовый ящик вместо адреса, вам нужно учесть, что нельзя быть одновременно и на той стороне, и на этой.

Чтобы государства начали по-настоящему заботиться о сохранении репутации, нужно сделать так, чтобы те, кто играет не по правилам, были навсегда удалены с поля. Или ввести такие жесткие условия их возвращения в игру, чтобы для этого им потребовалось провести настоящую реанимацию своего финансового сектора. Суть этого сводится к следующему: почему мировое сообщество должно доверять юрисдикции, которая позволяет хотя бы одному мерзавцу управлять хотя бы одной подставной компанией или мошенническим банком? Ценой принятия в клуб должно стать четкое разграничение приемлемой конфиденциальности и неприемлемой тайны.

Разве это не проблема Бермуд, если зарегистрированная там перестраховочная компания настолько свободно обращается со своими резервами, размещенными во множестве других юрисдикций, что, когда в Европе, Африке или на Дальнем Востоке происходит несчастье, у нее не оказывается денег для того, чтобы выплатить возмещение? Разве это не проблема Багам, когда находящийся там банк выпускает кредитные карты, позволяющие их владельцам в Канаде, Великобритании, Австралии или Соединенных Штатах тратить деньги, не платя с них налогов? Сегодня Бермуды и Багамы заявляют, что это не их проблема. Но когда Канада, Великобритания, Австралия и Соединенные Штаты — а с ними и все остальные — сделают так, что это будет их проблемой, это будет означать, что офшорный мир занял новую позицию в отношении гражданской ответственности.

Любая система, находящаяся вне зоны контроля регулирующих органов — причем не важно, где расположены эти регулирующие органы, если они наделены соответствующими полномочиями, — угрожает всем остальным связанным с ней системам. Представьте себе офшорный мир как множество мелких рек, впадающих в большую реку, которой является глобальная финансовая система. И если вода в одном из этих притоков заражена, что произойдет с рекой? Разве те, кто находится ниже по течению, не имеют права сказать: «Эй вы, перестаньте сбрасывать в воду ртуть и отравлять мою рыбу»?

Это может занять много времени и стоить больших денег, но это необходимо сделать. Почему мировое сообщество должно терпеть злоупотребления, наносящие ущерб всей международной финансовой системе, со стороны кучки политиканов, которые смогли заморочить голову собственному народу, заставив его поверить в то, что это имеет какое-то отношение к суверенитету?

Речь в данном случае идет не о суверенитете, а об угрозе свободному рыночному капитализму. Речь идет о крупных злоупотреблениях, коррупции, уклонении от налогообложения, преступности, терроризме и грязных деньгах. Речь идет о предоставлении убежища людям, которые готовы заплатить любые деньги, чтобы избежать ответственности.

Долгие годы подвергались серьезной критике международные деловые корпорации, выпускающие акции на предъявителя. Офшорный мир утверждал, что имеет полное право их регистрировать, ссылаясь при этом на свой суверенитет. Но настоящей причиной были деньги. Затем весь остальной мир начал говорить: «Все, хватит с нас акций на предъявителя», — и некоторые юрисдикции сразу с ними покончили. Многие же лишь сделали вид, что покончили. Однако нашлись и такие, что сказали: «Черта с два, мы их оставим». Но настоящих результатов следует ожидать, только когда все крупные игроки скажут: «Мы ни при каких обстоятельствах не будем вести дела с компаниями на предъявителя». Не исключено, конечно, что юрисдикции, намеревающиеся отстаивать свое суверенное право обманывать остальной мир, изобретут для этого какой-то новый продукт. Но, в любом случае, сделать это им будет гораздо труднее.

* * *

Достоинством нынешней системы является то, что каждая юрисдикции знает, соблюдает она правила или нет. А недостатком — то, что каждой юрисдикции предоставлено право самой решать, посвящать ли в свои секреты остальной мир.

Концепция «консолидированного надзора» означает, что в каждой юрисдикции существуют местные органы регулирования, осуществляющие надзор за финансовым сектором. И в случае визита инспектора именно представители этих органов знакомят его с положением дел.

«Здесь, леди и джентльмены, вы можете ознакомиться с замечательными правилами, которые мы ввели для борьбы с отмыванием денег. Если же вы посмотрите налево, то увидите превосходно переплетенные тома сборников законов против отмывания денег, которые должны стоять на полках в каждом банке».

Возникающая здесь проблема очевидна, и она многократно усиливается самой природой офшорного мира, где финансовые учреждения подчас находятся совсем не там, где были зарегистрированы, — а часто они вроде бы и находятся там, но увидеть их невозможно.

Отсюда следует первый вопрос: кто осуществляет контроль за соблюдением правил? Ответ: предположительно, это должно быть законопослушное финансовое учреждение в законопослушном финансовом центре.

Следующий вопрос: насколько хорошо оно это делает? Ответ: настолько, насколько ему это позволяет мелкий чиновник в каком-нибудь забытом Богом офшоре.

Понимая, что даже самые прозрачные и лучше всего регулируемые офшорные центры не способны контролировать чьи-либо финансы за пределами трехмильной зоны своих территориальных вод, некоторые банки решили сами заполнить этот вакуум. Пожалуй, наиболее интересной инициативой здесь являются «Вольфсбергские принципы».

В октябре 2000 года представители 11 крупнейших частных банков собрались в швейцарском городе Вольфсберге, чтобы выработать ряд процедур, направленных против отмывания денег, которые, как они надеялись, создадут ровное игровое поле для международного частного банкинга. В число этих 11 банков вошли: ABN Amro, Barclays, Banco Santander Central Hispano, Chase Manhattan, Citibank, Credit Suisse, Deutsche Bank, HSBC, J.P. Morgan, Societe Generale и UBS. Позднее Chase и Morgan объединились и стали называться J. P. Morgan Chase, а затем к ним присоединился и Goldman Sachs.

Эти банки пошли дальше стандартной процедуры KYC, введя более строгие и более точные критерии отбора клиентов. Они приняли решение: собирать как можно больше информации о людях, с деньгами которых они намереваются работать, и об источнике этих денег; ограничить обслуживание высокопоставленных политиков; определять и отслеживать категорию клиентов с высоким риском, таких как высшие руководители корпораций; более ответственно подходить к проверке чистоты денег, приходящих из тех юрисдикций, где нет достаточного контроля за их отмыванием. Хотя, чтобы быть последовательными до конца, им следовало бы отказаться от ведения дел с Африкой, Южной и Центральной Америкой, Восточной Европой, большой частью Азии и рядом стран Западной Европы. И все же они продвинулись гораздо дальше, чем кто-либо до них.

Разработка «Вольфсбергских принципов» и создание наблюдательной группы Transparency International преследовали одну цель: не допустить использования банковского сектора людьми с преступными намерениями. Соблюдение этих принципов — дело сугубо добровольное и не предполагает какого-либо внешнего надзора, как и обязательств, за исключением стремления банков добиваться все лучших результатов работы. Но сама по себе эта концепция заслуживает внимания. И следующим шагом в этом направлении могло бы стать превращение «Вольфсбергских принципов» в своего рода «печать одобрения» для вступления в элитный банковский клуб. Только когда членство в таком клубе станет делом чести для любого банка, а банки, не являющиеся его членами, автоматически будут зачисляться в разряд подозрительных, только когда 11 банков — его первоначальных членов получат возможность исключать из него всех, кто не проявляет должного усердия, — только тогда «Вольфсбергские принципы» действительно будут что-то значить.

Джонатан Уайнер, бывший сотрудник Госдепартамента, в настоящее время занимающийся частной юридической практикой, является сторонником именно этого пути. Он стал свидетелем слишком многих международных финансовых скандалов, которые чуть было не привели к отставке правительств. В некоторых случаях скандалы, связанные с коррупцией и отмыванием денег, привели к смещению главы государства (вспомните Маркоса, Мобуту и даже Ричарда Никсона), а банки, замешанные в них, продолжают беззаботно плыть по течению. Дело в том, что главной движущей силой современного мира является стремление к получению прибыли. Если финансовое учреждение прибыльно, акционеры, несмотря ни на что, будут оставаться терпимыми к его руководству. А как иначе можно объяснить, например, тот факт, что акционеры не потребовали крови главы Bank of New York, получившего крупное финансовое поощрение еще до того, как улеглось волнение, вызванное самым громким скандалом с отмыванием денег в истории этого банка?

В представлении Уайнера, людей, следящих за соблюдением правил, можно сравнить с дебетовым сальдо — т.е. затратами на ведение бизнеса, — а трейдеров — с кредитовым, потому что именно они создают прибыль. «При данных обстоятельствах легко понять, почему в каждом банке те, кто строит схемы создания прибыли, включающие офшорный траст в Белизе, который, в свою очередь, владеет компанией на Тюрксе и Кайкосе, стремятся переиграть тех, кто задает вопросы об этом предприятии».

Изменить это означает изменить многое. Уайнер предлагает создать «белый список» финансовых учреждений, в котором они будут стремиться остаться. И есть множество фактов, позволяющих предположить, что абсолютно прозрачная, открытая и свободная от грязных денег зона, получившая «печать одобрения», может стать гораздо более прибыльной, чем те офшоры, которые мы имеем сегодня.

Рассмотрим проблему репутации применительно к Гернси. Когда власти острова приняли осознанное решение помочь иностранным правоохранительным органам в поисках находившихся здесь грязных денег, значительная часть этих денег была переправлена в другие места. На Гернси теперь считают, что люди, ведущие дела на острове, вполне законопослушны, иначе бы их здесь не было. Ведь за любое нарушение придется заплатить слишком большую цену. Поэтому членство в «белом списке», которое способствовало бы укреплению репутации острова, имело бы здесь очень большое значение.

А в качестве организационной структуры можно было бы использовать постоянный Вольфсбергский секретариат, наделенный полномочиями решать, кого включать в этот список. Чем строже критерии отбора, тем более ценным является членство. И это членство станет своего рода лицензией на право делать деньги. В этом случае изгнание станет для компании ударом в солнечное сплетение. Если Вольфсбергская группа предложит настоящие стимулы к тому, чтобы играть по правилам, если прибыль окажется непосредственно связанной с репутацией, тогда получится, что 11 банков, разработавших «Вольфсбергские принципы», оказали миру гораздо большую услугу, чем они могли предположить.

Уайнер даже знает способ быстрого создания «белого списка». Он говорит, что несколько наиболее авторитетных организаций — в том числе Организация Объединенных Наций, Всемирный банк, Международный валютный фонд и еще несколько сотен крупных негосударственных организаций — могли бы принять на себя обязательство хранить свои деньги только в тех финансовых учреждениях, которые включены в «белый список». Если финансовым учреждениям из «белого списка» каждый год придется проходить независимый «вольфсбергский тест» — с риском утраты статуса, а, следовательно, и потери клиентов в лице этих организаций, — в этом случае, говорит он, изменения станут происходить очень быстро. Поскольку, едва банк лишится своего статуса, все тут же бросятся прочь с этого тонущего корабля.

А пока, продолжает Уайнер, «финансовая прозрачность не является критерием для предпочтения одного финансового учреждения другому. Международный банк, вовлеченный в скандалы с отмыванием денег или финансированием терроризма, имеет примерно такой же шанс получить доступ к государственным финансам, как и международный банк, проповедующий высочайшие стандарты прозрачности и проводящий политику, направленную против отмывания денег. Неудивительно, что сотрудника, следящего за соблюдением правил, рассматривают как причину потери прибыли».

Если эта ситуация изменится, будет уже не важно, как оформляют витрину некоторые офшорные юрисдикции, потому что изменится и сам мир. А когда он изменится, угроза потерять статус члена «белого списка» из-за ведения дел в сомнительном лондромате где-то на краю земли заставит компании немедленно оттуда убраться.

* * *

Изменения неизбежны. В начале 1999 года в Англии произошло почти никем не замеченное, но тем не менее чрезвычайно важное событие. Человек по имени Уссама Эль-Курд был отправлен в тюрьму на 14 лет.

Эта история освещалась в прессе, но совсем недолго, и речь в публикациях шла в основном о том, что этот человек, отвратительно обращавшийся со своим персоналом, сумел отмыть через собственную обменную контору в Неттинг-Хилл 70 млн. фунтов стерлингов и, по крайней мере на какое-то время, был признан крупнейшим мойщиком денег в Европе.

Был Уссама Эль-Курд крупнейшим мойщиком денег в Европе или нет, не имеет практического значения. Нет также ничего примечательного и в том, как именно этот 50-летний человек отмывал деньги в течение относительно небольшого периода времени — с апреля 1994-го по ноябрь 1996 года. Необычно же это дело тем, что Эль-Курд стал первым человеком в Великобритании, отправленным в тюрьму за «отмывание денег из внешних источников».

До Эль-Курда единственными людьми, попадавшими в тюрьму за отмывание денег, были участники преступлений, связанных с наркотиками или терроризмом. А Эль-Курд был просто человеком, отмывавшим грязные деньги и не имевшим ничего общего с теми преступлениями, которые и делали эти деньги грязными.

«Это дело помогло усовершенствовать существующие законы против отмывания денег, — объясняет старший детектив Терри Бёрк из подразделения по борьбе с отмыванием денег Национальной криминальной полиции. — До дела Эль-Курда, в период с середины 1980-х и вплоть до 90-х годов, если вы были мойщиком денег, не имевшим какого-либо источника законного дохода, но доказать, что эти деньги получены от продажи наркотиков, было невозможно, с вами ничего нельзя было поделать. Теперь же достаточно того, что деньги грязные, и нет необходимости доказывать, что за ними стоит какое-то другое преступление». И это, по его словам, представляет собой радикальное изменение в подходе к финансовым аспектам преступления. «Более чем за двадцать лет борьбы с отмыванием денег это первый случай, когда мы получили возможность действовать по-настоящему эффективно».

Бёрк, один из наиболее опытных в Европе специалистов, начал работать в этой сфере задолго до того, как она привлекла к себе всеобщее внимание. «В начале 1980-х годов мы не имели возможности наказывать таких преступников, потому что не было законов против отмывания денег. Суды не позволяли нам этого делать. В середине 1980-х годов мы получили закон, который требовал от нас привязывать деньги к наркотикам или терроризму. Это было лучше, чем ничего, и мы смогли провести ряд весьма неплохих расследований. Но юристы и судьи не очень-то понимали новые законы. При принятии решений были допущены некоторые ошибки, и борьба с отмыванием денег так и не стала у нас по-настоящему эффективной».

К середине 1990-х годов некоторые из старых прокуроров ушли. Новые прокуроры были лучше подготовлены и начали принимать более обоснованные решения. В 2003 году Великобритания, наконец, получила вполне действенный закон «О преступных доходах», а это означало, что полиция может заниматься расследованием дел, связанных с грязными деньгами, преследовать за преступления, связанные с отмыванием денег, и конфисковывать грязные деньги, лишая тем самым преступников плодов их преступления. Но чтобы дойти до этого, потребовалось проделать огромную подготовительную работу. Начинала ее небольшая группа людей, понимавших, что такое отмывание денег. Наиболее выдающимися из них были трое: Питер Воланс из Министерства внутренних дел, Пол Эванс из Таможенного управления и Бёрк. С присущей ему скромностью он утверждает, что все это случилось бы и без его участия — просто потому, что пришло время. Как бы то ни было, если бы эти трое не сделали все, что было в их силах, это не произошло бы так быстро.

Высокий и сильный человек, Бёрк обладал удивительной способностью оказываться в нужное время в нужном месте. Он был одним из первых офицеров полиции, занявшихся проблемой отмывания денег, и принял участие в работе над первым в Великобритании таким делом. Целью операции, получившей название «Кугуар», было установление местонахождения денег, похищенных при ограблении Brink’s Mat в 1983 году. В этой операции Бёрк занимался главным мойщиком, проходившим по данному делу, возможно, одним из самых ловких мойщиков того времени — Шауном Мёрфи.

Уроженец Ирландии, имевший специальность бухгалтера, Мёрфи обосновался на Карибах, где занимался регистрацией компаний для своих клиентов на Британских Виргинских островах, которые затем использовал для открытия банковских счетов на острове Мэн. Чтобы получить возможность открывать счета в швейцарских банках в Панаме, он, кроме того, создавал компании на Антигуа. Затем он перегонял деньги с Мэна через Панаму на счет в английском банке, открытый на Британских Виргинских островах на имя багамской подставной компании.

Этот метод был не хуже других, однако через некоторое время Мёрфи стало скучно, и он повесил у себя в офисе большую карту мира и принялся отыскивать на ней самые необычные места для открытия счетов, чтобы еще больше затруднить отслеживание денег. По словам самого Мёрфи, он зарегистрировал для одного своего клиента 40 подставных компаний, открыв для него 90 счетов в 40 банках, расположенных в самых разных точках планеты. Этот клиент затем сбросил ему с самолета чемодан фирмы Samsonite с 2,3 млн. долларов.

«Системы, во многом напоминающие ту, что использовал Мёрфи, применяются и сегодня, — признает Бёрк. — Это, например, взаимные ссуды. Часто доходит до смешного.

Молодые сотрудники, расследующие какое-нибудь дело, говорят: посмотрите, вот новый метод. А я им отвечаю: это уже делал Шаун Мёрфи. К сожалению, приходится признать, что мы передаем свои знания новичкам не так оперативно, как хотелось бы».

Бёрк и некоторые другие сотрудники полиции — первопроходцы в борьбе с отмыванием денег, такие как Грэм Солтмарш, Чарли Хилл, Тим Рен и Роуэн Босворт-Дэйвис, предприняли попытку обобщить и систематизировать приобретенный ими опыт, однако им не удалось убедить руководство правоохранительных органов в том, что это будет полезно для борьбы с преступностью. Их начальство не понимало, как можно разрушить организованную преступную группу, отняв у нее деньги.

«В прежние времена, — продолжает Бёрк, — улики из банка можно было получить, только имея знакомых среди его сотрудников. Сегодня финансовый аспект становится ключевым при разработке стратегии проведения любой операции. Чем бы мы ни занимались, речь всегда заходит о деньгах, а теперь еще и о том, как можно эти деньги отнять».

После участия в подставной операции, проведенной отделом по борьбе с отмыванием денег Национальной криминальной полиции, Бёрк был на несколько лет откомандирован в Майами. Там вместе со своим партнером, детективом из лондонского городского управления полиции Диком Марстоном, и специальным агентом ФБР Россом Гафни он создал WCCIT — подразделение по расследованию преступлений «белых воротничков», в задачи которого входило расследование отмывания денег в офшорах.

Дело было в 1993 году, во времена расцвета Медельинского картеля и картеля Кали. Острова Центральной Америки переполняли наркоденьги, и нашлись люди, попытавшиеся с этим бороться. Бёрк составил бизнес-план и смету и уговорил Министерство иностранных дел помочь им с финансированием. Но инициатива WCCIT натолкнулась на бюрократические препоны ФБР.

Бёрк разводит руками: «ФБР было заинтересовано в том, чтобы завершить расследование тех дел, исход которых мог бы повлиять на ситуацию на островах. Мы хотели ввести в эти расследования британский контингент, чтобы получить информацию и добиться наказания виновных».

Нельзя сказать, что эти две задачи были абсолютно несовместимы, потому что им все же удалось многого достичь и на островах до сих пор есть люди, безоговорочно поддерживающие WCCIT. Однако Бюро не всегда охотно шло на сотрудничество, и WCCIT не удалось завершить ряд весьма перспективных дел. Разочарованными, например, остались Кайманы. Они были бы рады получить помощь британской полиции в одном из расследований, но настаивали, чтобы все найденные улики оставались на Кайманах до тех пор, пока по соответствующим каналам не пройдут соответствующие запросы. Бёрк и Марстон могли использовать любые зацепки, какие им удастся отыскать на острове, но при этом кайманцы оставляли за собой право самим определять дальнейшую судьбу обнаруженных улик.

Годы работы на островах многому научили Бёрка, дав ему бесценный опыт расследования преступлений, связанных с отмыванием денег. Опыт, который, по его мнению, теперь полностью окупается. «Правоохранительные органы должны иметь возможность использовать полученную информацию, если для этого есть законные основания. Страны, принявшие соответствующие законы, надо всячески поддерживать. Те же страны, у которых таких законов нет, страны, которые не добиваются соблюдения закона или чинят этому препятствия, должны оказаться в изоляции. Мировое сообщество может добиться этого различными путями. Их можно изолировать, запретив им осуществлять любые сделки с долларами или фунтами. Но они также должны понимать, что сотрудничество для них является необходимостью, и я уверен, что именно такую твердую позицию и следует занимать».

В то же время Бёрк открыто признает, что Лондон является офшорным центром для других стран: «Да, в лондонском Сити скопилось огромное количество преступных денег. Положение здесь, однако, не безнадежно, поскольку если вы знаете, что где-то есть преступные деньги, то вы можете заняться их поиском».

В Национальном управлении по расследованию уголовных преступлений (National Crime Squad) Бёрк создал подразделение по борьбе с отмыванием денег в общенациональном масштабе. Это первое подразделение такого рода в стране. В него входит 200 человек, и примерно 70% из них не являются сотрудниками полиции. Это представители финансовой сферы, бухгалтеры, аналитики и бывшие следователи, специализировавшиеся на финансовых преступлениях, с огромным опытом и энергией. При непосредственном участии Бёрка были созданы совместные рабочие группы, в которые вошли работники таможенной и иммиграционной служб, и эти группы могли использовать помощь и поддержку подразделения по борьбе с отмыванием денег в проводимых ими финансовых расследованиях.

Мы надеемся, говорит Бёрк, что деятельность этого подразделения будет служить образцом для всех финансовых расследований будущего, а само оно, в конечном счете, станет основой создания некой британской версии ФБР. «Я убежден, что все мы, в конце концов, станем свидетелями появления в Великобритании общенационального следственного органа, который будет заниматься наиболее серьезными преступлениями. Возможно, он будет создан в результате объединения следственных подразделений таможенной службы и Национального управления по расследованию уголовных преступлений. Конечно, это всего лишь один из способов. На это уйдет пять лет, а может, и десять, но это в конце концов произойдет. Это должно произойти».

* * *

Ни одна эффективная международная стратегия, нацеленная на победу над организованной преступностью и воспрепятствование деятельности террористических групп, не может игнорировать финансовые аспекты этой проблемы.

Уилли Саттон грабил банки потому, что, как он любил повторять, «именно там лежат деньги». Именно из-за денег колумбийские картели торгуют наркотиками, нигерийские преступные предприятия проворачивают «аферы 419», группы, входящие в сообщество «Триада», занимаются ростовщичеством, Коза Ностра — мошенничеством с налогами на бензин, а русская мафия — вымогательством. Продукт не имеет значения: это может быть кокаин, расщепляющиеся материалы, табак, похищение людей, — «плохих парней» интересует все, что приносит деньги.

И это же должно интересовать «хороших парней». По некоторым оценкам, каждую неделю в Великобританию поступает полтора миллиона таблеток «экстази». Взрослые могут до посинения спорить с подростками, но тем не менее не смогут убедить их в том, что употребление клубных наркотиков — это игра со смертью. Как не убедит их в этом и тот факт, что каждые шесть-восемь недель — с ужасающей регулярностью — от «экстази» в Великобритании умирает один ребенок. При этом страна может до бесконечности укреплять свои границы и вообще превратиться в неприступную крепость, — наркотики все равно будут в нее проникать.

Если же посмотреть на финансовую составляющую этой проблемы, можно увидеть интересную картину. Даже при минимальной цене 10 фунтов за таблетку недельный доход продавцов «экстази» составит 15 млн. фунтов, месячный — 60 млн. фунтов и годовой — 720 миллионов. Это целые горы наличных денег, и их нужно куда-то девать. Все время, пока эти деньги перекачиваются в банковскую систему, перемещаются через подставные компании и секретные банковские счета, появляясь на другом конце земли, они постоянно находятся под контролем юриста, банкира, бухгалтера, агента по созданию компаний или брокера — одним словом, под контролем какого-либо лица. Следовательно, если установить это лицо, перекрыть денежный поток и помешать реинвестиции этих денег, весь бизнес лопнет. Обанкротьте предприятие, и оно не будет производить продукт на продажу. Вот и вся премудрость.

Незаконная торговля наркотиками — это бизнес, т.е. предприятие. Международный терроризм также является бизнесом. Продукт, как видим, разный, но в обоих случаях зависит от денежного потока и реинвестирования. Как все мультинациональные предприятия, транснациональная организованная преступность и международный терроризм нуждаются в услугах законопослушной финансовой отрасли. В этом отношении преступники действуют точно так же, как транснациональные корпорации. Они используют ту же глобальную финансовую инфраструктуру для того, чтобы вести свои корпоративные дела.

На вершине своего могущества картель Кали получал ежегодную прибыль почти в 7 млрд. долларов — это в три с лишним раза больше, чем прибыль General Motors, — и был организован на тех же принципах. Как предприятие, он не смог бы выжить без помощи юристов, банкиров, бухгалтеров, агентов по созданию компаний, брокеров, иностранных правительств и всех тех, кто за умеренную плату оказывал ему соответствующие услуги, следуя при этом принципу одного гонконгского банкира, сказавшего, что «заботиться о моральных устоях наших клиентов — не наше дело».

Поскольку преступники, продающие наркотики, нанимают для работы со своими деньгами профессионалов и поскольку профессионалы, работающие с этими деньгами, никогда не прикасаются к наркотикам, эти профессионалы-мойщики прекрасно себя чувствуют, делая вид, что не совершают никаких неблаговидных поступков. Юристы, банкиры, бухгалтеры, агенты по созданию компаний и брокеры могут знать, а могут и не знать о происхождении денег, с которыми работают. Но большинство из них знают, что не хотят этого знать. И оправдывают свою позицию такими словами: «Моим клиентом является юрист, и я не собираюсь рисковать своим гонораром, пытаясь слишком глубоко влезть в дела его клиента».

Именно такое отношение необходимо изменить. Если политики захотят как следует прижать «плохих парней», законодателям вполне достаточно будет заняться теми, кто отмывает для них деньги. Преступники могут скрываться за пределами юрисдикции, но их деньги остаются здесь. Здесь же находятся и мойщики. Без денежного потока и инвестиций не выживет ни одно предприятие, поэтому главной задачей должно стать перекрытие денежного потока и недопущение реинвестирования для того, чтобы обанкротить эти преступные предприятия. Если же не будет предприятия, не будет и продукта.

Жизнь, к сожалению такова, что всегда найдутся люди, готовые заняться отмыванием грязных денег. Бороться с мойщиками — это все равно что засунуть палец в воздушный шар: вы замещаете воздух, который, однако, не выходит из шара. К несчастью для Европы, когда Америка начала активную борьбу с отмыванием денег, преступники перебрались туда, где отношение к ним было более терпимым. И одним из таких мест как раз и является Европейский союз. Это сообщество, включающее 15 стран, не имеющих границ, к которому собираются присоединиться новые участники, — и ни в одной из них нет по-настоящему эффективного закона против отмывания денег. Все они руководствуются сообщениями о подозрительных деньгах, а в остальных случаях предоставляют мойщикам самим решать, что означает «подозрительный». Новый «Закон о преступных доходах», принятый в Великобритании, не препятствует отмыванию денег — это инструмент наказания за отмывание денег. И ни одна из остальных стран Европы не имеет хотя бы вполовину столь же эффективных законов. Напротив, неэффективные законы в них сочетаются с полным отсутствием стремления их выполнять. Добавьте к этому обоюдоострый меч свободы внутриевропейской торговли. Если она благоприятна для законопослушного бизнеса, она так же благоприятна и для бизнеса противоправного.

И, наконец, добавьте к этой смеси единую валюту, выпускаемую в достаточно крупных купюрах.

До того, как Европейский союз изобрел евро, поместить миллион долларов в атташе-кейс было невозможно. Сегодня, с появлением банкнот номиналом в 500 евро, это уже не проблема. Просчитался Евросоюз и в том смысле, что, начав выпуск евро, предоставил тем самым наркодельцам бесплатную услугу, за которую раньше они вынуждены были платить. Появилась возможность автоматически отделять деньги от преступления, а это одна из важнейших стадий цикла отмывания денег.

До появления евро у контрабандистов, ввозивших в Испанию кокаин, и наркоторговцев, продававших его на улицах Мадрида, на руках оказывалась целая куча песет. Эту кучу необходимо было уменьшить — большой объем продаж, оплаченных мелкими купюрами, давал слишком большое количество бумаги; неплохо было и вообще избавиться от песет, поскольку испанские деньги прямо указывали на то, что наркотики продавались в Испании. Поэтому приходилось проводить «предварительное застирывание», превращая песеты в немецкие марки, а затем уже стирать по-настоящему, обращая немецкие марки в доллары. Комиссионные взимались на каждом шагу, но на офшорных счетах, в конце концов, оказывались доллары.