ПОСТ ОБ УЧЕБЕ И О ТОМ, КАК УЧИЛИСЬ И ОТДЫХАЛИ, ЭКЗАМЕНЫ СДАВАЛИ…

ПОСТ ОБ УЧЕБЕ И О ТОМ, КАК УЧИЛИСЬ И ОТДЫХАЛИ, ЭКЗАМЕНЫ СДАВАЛИ…

Объясняя ход цепной ядерной реакции, лектор берет в качестве примера взрыв ядерной бомбы.

– Нейтрон ударяется в ядро, из него вылетают два нейтрона. Два нейтрона раскалываются на ядра, и таким образом получаются четыре нейтрона.

Вопрос с места:

– Откуда же берется первый нейтрон?

Лектор задумался.

– В этом, товарищи, и состоит секрет атомной бомбы.

Однажды на лекции[257]

КАПЛЯ НА ГОРЯЧЕЙ СКОВОРОДКЕ

Вчерашние школьники попадали не просто в институт, они попадали в учебную чудо-машину, более известную как Система Физтеха. Создавалась она не за один год, а десятилетиями, зато под Науку с большой буквы, и ежегодно производила штучный товар – интеллектуалов мировой пробы. Кстати, в управлении есть схожий термин – производственная система «Тойота». Она позволяет оптимизировать бизнес-процессы силами всех участников системы производства и создавать действительно самые конкурентоспособные продукты в мире. Система Физтеха, несмотря на идеологические догмы и бытовые проблемы, оптимизировала учебный процесс, увязывая его воедино с задачами мировой науки и практики. «В хорошем вузе ты приобретаешь способность учиться, способность самостоятельно ставить цели и достигать их, – пояснил Давид в одном из интервью. – Ты учишься модели мышления. Главное, чему учат на Физтехе, – это как мыслить о проблеме, как ее исследовать, как достигать результата. И это то, что тебе потребуется и в бизнесе, и в медицине, во всем, чем угодно»[258].

Глосса о системе Физтеха

Система Физтеха устроена так, что люди решают задачки из «задавальников», так называемых в течение семестра. В обычном институте, в остальных вузах – в большинстве, по крайней мере, я знаю со слов моих друзей, – основная проблема – это сессия. Между сессиями кто чем занимается: кто книжки читает, кто на дискотеки ходит, а вот за неделю до сессии, как в этом анекдоте: «Китайский сможете сдать? – Сейчас докурим… и пойдем учить». На Физтехе немного не так. Там тебя просто не допустят к сессии, если ты не сделаешь некий серьезный объем работ в процессе семестра.

Что такое серьезный объем работ в высшем учебном заведении? Глазами преподавателя – это чаще всего задания к семинарам или «лабам» (лабораторным работам), которые студенческая группа должна проштудировать с прилежанием и выполнить. Глазами студента – те же задания, но практически по всем предметам. Поэтому объем информации, которую надо «переработать» физтехам, потрясает воображение: всем приходится жертвовать, сном и личной жизнью, чтобы выполнить все к сроку. Какое уж тут творчество и полет мысли? Но система Физтеха, чуть прихрамывающая ныне, позволяет любому студенту самостоятельно поставить научный эксперимент, чтобы подготовиться к экзамену. Ну где, скажите пожалуйста, студент полгода в охотку разгадывает научный фокус?

Глосса о капле на горячей сковородке

С проведением экспериментов у меня на Физтехе была смешная история. Я сделал работу под названием «Капля на горячей сковородке». Это была курсовая работа на втором курсе. На Физтехе есть очень интересное явление под названием «Вопрос по выбору»: ты можешь экзамен по физике заменить вопросом по выбору. Ты можешь не учить эти талмуды, а сказать на экзамене: у меня вопрос по выбору. Тогда не тянешь билет, а заранее говоришь, что ты будешь рассказывать. Я всегда брал вопрос по выбору. И ты сам выбираешь себе тему, сам работаешь несколько месяцев. Никакого у тебя нет начальника, который тебе ставит задачу. Так что я взял в очередной раз вопрос по выбору – задачу «парения водяной капли над поверхностью раскаленной сковородки».

Это известное явление: когда капаешь воду на сковородку, она скатывается шариками, но не кипит, а капля держится несколько минут. Мне было интересно понять физику этого явления: что там происходит, на какой высоте она парит, какова температура капли. Какова шершавость сковородки, при которой это явление может проявиться, влияет ли [на что-нибудь] эта шершавость? Я увлекся этой задачей. А как померить температуру сковородки в общежитии, когда сидишь в комнате на своей кровати, где стоит только стол?

Первое – изменение температуры сковородки. Моего преподавателя-экзаменатора очень порадовало решение. Я купил за 35 копеек в хозяйственном магазине маленькую алюминиевую сковородку. Взял штангенциркуль. Сделал напильником засечки. Померил расстояние. Затем разогрел сковородку, посмотрел новое расстояние. Она, естественно, расширилась. По коэффициенту расширения я определил температуру сковородки.

Второе. Дальше надо посмотреть, на какой высоте парит капля. Как ее померишь? Это волосок! Доли миллиметра. Ты ее не видишь! Там бортики.

Я сделал следующее: шилом в сковородке – благо она была из алюминия, это мягкий металл – сделал вмятины под углом, чтобы получилась зацепка из металла. Получилось 20–30 зацепок разной высоты: поменьше, побольше… Потом пошел в лабораторию, где был прибор – компаратор, который мог мерить разницы в высотах. Я на этом компараторе померил высоту каждой зазубринки, пронумеровав их предварительно. У меня была таблица: номер зазубринки и высота. Дальше я пустил эту каплю, и на каких-то зазубринках она вскипала, зазубринка в нее втыкалась. Это значит, что она висит ниже, чем высота зазубринки. На каких-то она проходила совершенно не вскипая. В результате я нашел две зазубринки, между которыми она проходила. Это было сделанное с большой точностью измерение высоты парения капли.

Это эксперимент, а была еще теория. Я реально заморочился, действительно перечитал кучу книг, рассчитал теорию всю этого явления: градиент температуры, насыщенные пары воды, они давят на поверхность, должна быть [определенная] форма у капли. Форму я просчитал на компьютере. Это было на втором курсе. Достаточно толстенькая работа получилась.

За свою работу Давид получил на экзамене заслуженную пятерку. А потом на другом экзамене – по акустике – собрал модель флейты. «В начале экзамена я сыграл “Сурка” на флейте, мне брат ее подарил, – вспоминает он. – А потом сказал, что хотел рассказать про физику акустики в этой флейте: резонансные волны, стоячие волны, как меняется тональность. Поставил микрофон, динамик, осциллограф, показал, как меняется… сделал модель трубы большой. Это было здорово! Это было лучшее время для многих людей!»

Но не только подготовка и сдача экзаменов были лучшим временем для большинства студентов: такое же чудесное время наступало в те редкие дни и ночи, когда физтехи отдыхали. Их культурным культовым достижениям завидовала вся страна: в их арсенале был знаменитый и гремевший на всю страну КВН, Физтех-песня, собирающая полные залы, свои театры миниатюр и многое другое, включая фонтанирующий свободой юмор. В газете «За науку» можно прочитать такой перл о проказах студентов: «Новый рекорд для Книги Гиннесса установили 12 мая студенты, проживающие в 8-м корпусе. В лифте смогли поместиться 11 человек. Правда, лифт этой тяжести не выдержал и опустился ниже первого этажа. Операция по спасению закончилась успешно»[259].

В общежитии, где жил Давид, вскоре возник кофе-бар со звучным названием «У граба». «По словам Давида, это была “мистерия и фантасмагория”, перформанс в собственном смысле этого слова, когда зрители являются актерами и когда постановщик спектакля не знает, чем тот закончится. Дизайн бара был разработан Артуром Яном. Была выпилена и подвешена черная большая изящная буква G, она подсвечивалась и крутилась. Это служило первым знаком того, что в этот вечер бар будет работать», – читаем мы на сайте Шахиджаняна. Там же поясняется, что перформанс происходил далеко не каждый день, и «даже не каждый выходной – как придет вдохновение. Оно приходило в среднем раз в месяц, и тогда начиналась подготовка».

Глосса о кофе и хеппенингах

Это был настоящий, натуральный, самый хороший кофе. Без шуток. И джаз играл очень хороший. Была большая выставка художников Физтеха. Один из хеппенингов прошел, кстати, во время этой выставки. Мы выложили мелки вдоль стен шестерки (номер общежития. – А.К.), и свечи были в коридорах, на всех лестницах горели. Мы выключили свет во всем общежитии. И студенты вынуждены были выйти из комнат, делать было нечего. Вырублено было все. Звук был только от расстроенного пианино, на котором играл кто-то вальс. И в этом темном помещении, в темном здании, под звуки вальса, под свет этих свечей на полу люди разрисовывали на стенах мелками какие-то гигантские картины, граффити. Когда утром это все осветило солнце, это было потрясающе: живого куска не было. Правда, потом, чтобы нас всех не выгнали, нам пришлось до понедельника это все смывать, и комендант почти что не узнал об этом. Но это все нашумело очень сильно.

Как хеппенинг студенты воспринимали и суровую военную кафедру, устраивая представления даже на военных сборах в лагерях. «Сначала канавками на песке был нарисован огромный пацифистский знак, – читаем мы на сайте Шахиджаняна, – а затем на него улеглись участники акции». Другой их излюбленной шуткой довольно долгое время был «паровозик»: несколько человек шли по улице, предпочтительно центральной, притопывая или подпрыгивая определенным образом или нацепив большие пластмассовые уши, – и обсуждали вполне серьезные вещи.

БЕЗ ВСЯКИХ СЮСИ-ПУСИ

Серьезные вещи – Большая наука и связанные с ней испытания – ждали студентов на базах. Так назывались научные центры системы Академии наук, где они учились на старших курсах. В одну из них – в Институт физики твердого тела подмосковной Черноголовки – Давид попал в 1986 году и приглянулся настоящему ученому – члену-корреспонденту РАН Всеволоду Феликсовичу Гантмахеру («эффект Гантмахера» описан в учебниках): «Он задавал вопросы по физике и по жизни. Может быть, ему понравилось, что мои родители – физики, что я на Физтех пробивался сам. Хотя был в черных списках, ведь мой отец – китаец. И меня пытались срезать, это потом стало документально известно».

Как шеф Гантмахер был, по мнению Давида, «достаточно жесток и бескомпромиссен. Без всяких сюси-пуси. По молодости мне часто было приятно сделать что-то красивое, например панель с тумблерами, которые все бы наглядно показывали, – рассказывал он мне. – Если этому уделяется разумное время, относительно физического результата, то это воспринималось нормально. Если он чувствовал, что мне хочется больше сделать красиво, чем получить эксперимент, это жестко очень пресекалось. Он говорил: “Где картинки?” Эта фраза “где картинки”… Вы два дня работаете, а картинок нет. Я говорю: смотрите, у меня такая программа написана, которая позволит сейчас эти картинки плодить в большом объеме. Мне лично это очень много дало», – полагает Давид.