Глава девятая

Глава девятая

– Всем привет!

Я переступил порог «Пакуй и посылай», и колокольчик на двери громко звякнул. «Пакуй и посылай» – одно из самых интересных заведений в нашем районе Оранж-бич. Кроме собственно почтовой конторы, под этой же крышей продаются книги и сувениры, игрушки, складные картинки и головоломки, а также сладости; кроме того, тут торгуют фирменными сувенирными футболками «Морской пес» (они составляют большую часть моего домашнего гардероба). На футболках изображен бравый далматинец в тельняшке, лихой косынке, на костыле и с повязкой на один глаз.

Но и это еще не все. Здесь у нас своего рода клуб по интересам, тем более, что в соседнем доме помещается кафе «Пончик», а местный почтальон, Марк, постоянно бегает возвращается за новой порцией почты и вновь отправляется ее развозить. Вот и получается, что коллектив «Пакуй и посылай» всегда в курсе малейших местных новостей. Состав коллектива таков: хозяин заведения, Тед, седеющий мужчина в очках, – яркая личность; Линн, его правая рука, – парень с каштановыми волосами. Оба они – любимцы всего района. И оба радостно ответили на мое приветствие.

– Привет, Энди! – хором сказали они.

– Чем можем быть полезны? – поинтересовался Тед. – Или ты зашел полюбопытствовать, что новенького под солнцем?

– Второе, – усмехнулся я. – Просто шел на обед и заглянул поздороваться. Ну, и новости узнать тоже.

– В китайский ресторан идешь?

– Угу. А вы не прочь перекусить, может, присоединитесь?

– И рады бы, и живот подвело, да некогда нам – не до обеда. Но, кстати, несколько минут назад я видел в окно Джонса. Может, ты его еще нагонишь. Он ведь твой приятель?

– Хотелось бы мне так думать, – откликнулся я. – Я ему очень обязан, практически всей жизнью. А в какую сторону он направлялся?

– В сторону Дженни, – Тед махнул направо.

Тед подразумевал «Золотой дракон» – популярный в наших краях китайский ресторанчик, куда все стекались на обед. Заведовала им молодая азиатка, едва говорившая по-английски. Как правильно писалось ее имя по-китайски, мы все толком не уяснили, но произносила она его очень похоже на «Дженни». А потому все называли ее «Дженни», да и «Золотой дракон» чаще именовали просто «У Дженни».

Дженни – женщина очень проворная, она поспевает управляться с десятком дел сразу: принимает и разносит заказы, убирает со стола, накрывает на стол, подливает напитки, бегает к кассе, – и все это, прижав к уху радиотелефон и принимая ко всему прочему еще и заказы на вынос. Насколько нам известно, готовит тоже Дженни, потому что никому ни разу не удавалось увидеть, кого же она отчитывает на кухне! Единственный ее помощник – это кроткий мексиканец Абрахам. Его все обожают, поэтому он часто подсаживается к посетителям и развлекает их разговорами за трапезой. Имя Абрахама нас тоже повергает в удивление, – все-таки живем мы в южном штате, – и позволяет почувствовать себя либеральнее, чем мы есть на самом деле. У нас бытует шутка: где еще настоящий южанин может полакомиться китайской стряпней, болтая при этом с мексиканцем, который носит еврейское имя?

В ресторане по обеденному времени меня встретила обычная картина: тут был настоящий Ноев ковчег, потому что к Дженни ходили обедать самые разные люди, и строители, и «белые воротнички»-клерки, и пляжники-серфингисты, и пенсионеры. Яблоку негде было упасть. И, разумеется, Дженни сновала в битком набитом зале, привычно прижимая телефон к уху. Она приветливо помахала мне и указала на ближайший столик по правую руку, сразу за дверью. Как и все столики, он был отгорожен стенкой. Вообще-то он находился у меня прямо перед глазами, но я вошел с ярко освещенной улицы и глаза мои не сразу привыкли к сумраку, а потому я не сразу разглядел старика, который сидел за столиком – так близко, что мог бы ущипнуть меня за руку. Что он и сделал.

Я подскочил от неожиданности, а он расхохотался.

– Джонс! – воскликнул я.

Джонс встал и обнял меня.

– Так и думал, что встречу тебя тут, сынок, – сказал он.

Я постепенно привыкал к таким фразам, и все-таки при каждой встрече удивлялся им. Ведь, в конце концов, я выехал из дома всего четверть часа назад, не решив, где именно пообедать. Поэтому я – уже не в первый раз – попытался выяснить, как Джонс проделывает этот фокус. Я должен был узнать правду.

– Джонс! – взмолился я. – Ну откуда вы знали, что встретите меня именно здесь?

Он пожал плечами.

– Просто зашел и сел за столик. А через несколько минут… появился ты.

Видно, лицо у меня было совсем растерянное, потому что Джонс довольно хмыкнул.

Я заказал рис с жареными овощами и суп с водорослями. Джонс выбрал мясо в маринаде «терияки». Попивая колу, мы беседовали о моей семье и моем недавнем выступлении – я читал лекцию перед аудиторией в несколько тысяч слушателей-бизнесменов, и Джонс, похоже, удивился, когда я упомянул, что рассказывал им о нем.

– Не ахти какая интересная тема, – скривился он.

Ответить я не успел, потому что к нашему столику подошла Дженни и внезапно упала перед Джонсом на колени. В замешательстве и смущении смотрел я, как она схватила его руку в свои, и быстро, приглушенно заговорила с ним на своем родном языке. В шуме и гаме ресторана было ни слова не разобрать. Джонс наклонился к ней, слушал и кивал.

– Это есть честь, которую я не забыть никогда, Чань, – добавила она на ломаном английском, снова поклонилась и вернулась к работе.

Момент был неловкий и странный. Джонс внимательно посмотрел мне в лицо своими неимоверно ярко-голубыми глазами, но полностью понять его чувства мне не удалось. В его лице читались нежность, любовь, умиротворенный покой, – это я различил, но не померещилась ли мне печаль? Я так трепетно относился к старику, что готов был защищать его от любых обид и опасностей.

– Все хорошо? – спросил я, не зная, что еще сказать.

– Да, – мягко улыбнулся Джонс, – у меня все отлично, просто прекрасно.

И занялся едой. Я поколебался, но все-таки не выдержал.

– Вы понимали, что говорит Дженни?

Старик снова посмотрел на меня с тем же странным выражением на лице.

– Да, – кивнул он.

– Она, кажется, назвала вас Чань?

– Именно.

Я долго собирался с духом и всматривался в лицо старика, прежде чем решился на следующий вопрос. Но, похоже, вопрос мой не застал его врасплох.

– А если бы с вами заговорил Абрахам, он назвал бы вас Гарсией?

– Скорее всего, да, – спокойно ответил Джонс.

У меня перехватило дыхание. Изборожденное морщинами лицо Джонса, такое знакомое, было непроницаемо, в нем не дрогнул ни один мускул, и все же оно двигалось, менялось, – и оставалось неподвижным! Когда-то я уже задавался вопросом о том, какая кровь течет в жилах Джонса – англо-саксонская или африканская? А сейчас лицо его словно мерцало, и было лицом белого и негра, мексиканца и китайца одновременно. Или же, как неоднократно говаривал Джонс, все происходит только у меня в воображении? Но я с беспредельной ясностью ощущал, что лицо его меняется, – хотя оно оставалось неподвижным. Когда я думал о нем как о «Гарсии», то со всей очевидностью видел в нем латиноамериканца. Когда же я принимался думать о нем как о «Чане», то передо мной уже сидел пожилой азиат.

Даже сейчас, когда я пишу эти слова, мне трудно подобрать выражения, чтобы передать свои тогдашние чувства. Бесспорно, то был страннейший и совершенно незабываемый миг за всю мою жизнь, и одновременно мне как будто приоткрылась великая истина, я словно прикоснулся к некоему высшему знанию. Но вот Джонс указал мне на тарелку, произнес простые слова: «Доедай», и таинственное мгновение миновало.

– Доедай, нам надо кое-где побывать, – сказал Джонс.

Есть мне расхотелось, я прожевал еще кусочек-другой и объявил, что вполне сыт. Оплату за обед я оставил на столе и последовал за Джонсом, а тот, со своим неизменным чемоданчиком, уже выходил из ресторана. Он зашагал прямиком к моей машине.

– Куда мы едем? – торопливо нагоняя его, спросил я.

– По Пляжной дороге на запад, – ответил Джонс.

Всю поездку он проспал. Во всяком случае, я считал, что он спит, – старик сидел молча, с закрытыми глазами, а я послушно вел машину куда было указано и не тревожил его вопросами. Ехали мы минут десять, после чего Джонс вдруг, без предупреждения, сказал: «Сверни вот тут».

Я свернул и тотчас понял, что мы очутились там, где когда-то впервые встретились – у пирса городского парка. Не так давно его закрывали на ремонт, потому что пирс повредило сильным штормом. Парковку всю занесло песком, и здесь не было ни души.

Я остановил машину, Джонс пристально посмотрел на меня, будто пытаясь припомнить нечто важное, но не проронил ни слова. Молча выбрался он из машины и направился к пляжу, точнее, к пирсу – туда, где у меня когда-то была выкопана землянка, в которой я ютился со своими скудными пожитками. Я шагал за Джонсом. Правда, он меня с собой не звал, но уж наверно, если бы хотел, чтобы я остался в машине, то так бы и сказал, рассудил я…

Джонс ждал меня у пирса. Тут он снова внимательно посмотрел мне в глаза и снова ничего не сказал. И вдруг я услышал то, ради чего мы пришли. Сквозь грохот прибоя и пронзительные крики чаек из-под пирса пробивался надрывный плач. Рыдания доносились из моей норы под пирсом, которая до сих пор иногда является мне в снах. Хотя день был жаркий и влажный, по спине у меня побежали мурашки.

Джонс нырнул под пирс, я покорно забрался вслед за ним и нервно подумал: «Может, я попал в собственное прошлое?» Когда глаза мои привыкли к сумраку, я понял, что ошибался. Самого себя в юности я не увидел. Тем не менее, глазам моим предстало столь же жалостное зрелище.

В песчаной норе, поджав ноги, сидел юноша в потрепанных шортах и футболке. Он закрывал лицо руками и рыдал так, словно у него сердце разрывалось. Этот плач, а точнее, тоскливый вой напомнил мне то отчаяние, которое я испытал в этом же самом месте много лет назад. На мгновение мне едва не стало дурно.

Юноша, похоже, услышал наши шаги, – он вскинул голову. Наше появление так его напугало, что, как мне показалось, он готов был обратиться в бегство – а может, броситься на нас. Но Джонс встал между мной и пареньком и протянул тому руку. Юноша нерешительно взял ее.

– Поди сюда, сынок, – позвал Джонс. – Выбирайся на свет.

Я вспомнил: с этими же самыми словами он когда-то, уже почти тридцать лет назад, обратился ко мне. «Выбирайся на свет». Тогда я понял Джонса лишь буквально, и теперь спросил себя: а осознал ли тайный смысл его фразы этот несчастный, заплаканный парень? Понял ли он, что именно сейчас прозвучало в его жизни?

Юноша всхлипнул, откашлялся, утер нос рукой. Обросший, волосы спутанные, но чистые. Ну да, конечно, он тайком ходит мыться в душах при пляжах и отелях, вспомнил я, присматриваясь к незнакомцу. Сколько ему? Лет девятнадцать-двадцать, худой, как щепка, и даже в сумраке видно, что весь загорелый и обветренный.

– О чем горюешь? – спросил Джонс.

Паренек не ответил, чихнул и резко спросил:

– Арестовать меня пришли?

Джонс повернулся ко мне и заметил:

– Эта фраза еще поглупее твоей «Грабить меня будете?»

Затем снова обратился к юноше:

– А есть за что тебя арестовывать? За ворованный лимонад в ящике со льдом – вон он у тебя за спиной? Или за незаконное пользование лунным светом и песком под пирсом?

Парень помотал кудлатой головой.

– Тогда ладно… Джейсон, – многозначительно сказал Джонс. – Тебе нечего меня бояться. Я всего лишь старик. Думаешь, ты мог бы меня одолеть? – он вытянул руки вперед, принял нечто вроде боксерской стойки и качнулся вперед-назад на полусогнутых ногах.

Парень, сам того не желая, ухмыльнулся в ответ, но усмешка тотчас пропала, и он снова глядел на нас ощеренным волчонком.

– Откуда вы знаете, как меня звать? Вы вообще кто? – требовательно спросил он.

– Меня зовут Джонс. Не «мистер Джонс», а просто Джонс. А это – Энди. – Он кивнул на меня.

– Так откуда вы знаете…?

– Подумаешь, задачка. – Старик пожал плечами. – Я тут гуляю взад-вперед и давно уже за тобой наблюдаю.

«То же самое он когда-то говорил и мне», – отчетливо вспомнил я.

– Юноша, – продолжал Джонс, – если ты достанешь для нас по бутылочке лимонада из своего ледника, мы можем приступить к делу.

Джейсон не шевельнулся.

– К какому еще делу? – недоверчиво спросил он.

– Нам нужно узреть кое-что важное. Нужно проверить, как поживает твое сердце. Нужно обрести правильную точку зрения.

– В толк не возьму, о чем вы, – буркнул Джейсон.

Джонс оглянулся на меня, подмигнул, потом сказал Джейсону:

– Я – Видящий. Таков мой дар. У кого-то талант бегуна, у кого-то – певца, а мой талант – подмечать то, что не замечают остальные. И, знаешь, большая часть того, что все упускают из виду, находится у них прямо перед носом. – Джонс склонил голову набок. – Я замечаю разные нюансы в ситуациях и людях, и не просто бессмысленные мелочи, а то, что помогает взглянуть на мир свежим взглядом, по-новому. Именно этого и недостает большинству людей: умения смотреть шире. Когда у тебя широкий кругозор, ты видишь больше перспектив в жизни. А это позволяет тебе передохнуть, взять свежий старт, начать все с чистого листа.

Некоторое время старик и юноша смотрели друг другу в глаза, затем Джейсон покорился – он нырнул в глубину землянки и вернулся с тремя бутылками лимонада в руках. Одну взял себе, другую протянул Джонсу, а третью ловким броском кинул мне – я подхватил ее и одновременно поймал его злобный взгляд. Бросок был куда сильнее, чем нужно. «А, дружок, так у тебя избыток агрессии, – подумал я. – И гнева тоже накопилось предостаточно. Ну что ж, я знаю, каково тебе, приятель». Я знал, что от внимания Джонса этот бросок не укрылся, но он ничего не сказал.

– Спасибо за колу, – произнес старик, потом повернулся ко мне и лукаво заметил:

– Похоже, реакция у тебя будь здоров.

Я с трудом удерживался от того, чтобы запустить бутылкой обратно в парня. Но я овладел собой, кивнул Джонсу и с трудом изобразил улыбку.

– Итак, семьи у тебя нет? – спросил Джонс у Джейсона.

– Откуда вы это выведали? – огрызнулся тот.

Джонс пожал плечами, словно желая сказать: «Это все знают», но когда Джейсон покосился на меня, я понял: и он, и я знаем, что до него никому нет дела – и до его сиротства тоже.

– Померли мои родители. Или развелись. А, какая разница! – сказал Джейсон.

Джонс обдумал услышанное, кивнул и ответил:

– Что касается твоих нынешних переживаний – да, сочувствую, но для твоего будущего это и правда неважно.

Судя по всему, ответ старика разъярил Джейсона еще больше.

– Что значит эта ерунда?

– Ничего особенного, – деланно-невинным тоном ответил Джонс. – Я просто соглашаюсь с тобой, дружок. Каким бы ни было твое прошлое, выбор будущего – за тобой. Думал, что ты об этом и говоришь.

Джейсон умолк, а я едва не рассмеялся. Старик поймал его в ловушку, и парень это понял. Но, как и я когда-то в сходной ситуации, Джейсон сопротивлялся и не желал «выбираться на свет из темноты».

– Слушайте, отвяжитесь, а? Я, типа, безнадежный случай. Живу все хуже и хуже. Сами видите – качусь по наклонной плоскости. Ну и не мешайте мне катиться, лады? Валите своей дорогой.

Джонс покачал головой.

– Нет уж, извини, сынок, – твердо сказал он. – Не мешать не могу. И оставить тебя как есть, в таком состоянии – даже не проси.

– Че-го-о? – грозно и хамски спросил Джейсон, и я весь подобрался, – мне словно передалась его настороженность.

Джонс явно это заметил.

– Вообще-то ответ «что, простите, сэр?» был бы более подобающим, – с улыбкой пожурил он паренька, – но об этих тонкостях мы потолкуем потом. А сейчас сосредоточимся на другом. Ты сказал, что живешь все хуже и хуже и катишься по наклонной плоскости. Хотя, я думаю, что это было сказано для красного словца и чтобы я отстал, отвалил и убрался, но хочу донести до тебя следующее: увы, ты сказал правду.

– Какую правду? – насупился Джейсон.

– Твоя жизнь и впрямь все хуже. По многим показателям. Тебе все хуже физически, финансово, эмоционально.

– Да будет вам! Не верю! – фыркнул Джейсон.

– Да что ты говоришь? – с насмешливым недоверием спросил Джонс. – Значит, когда ты сказал эти слова, они правда, а когда я их повторил – они вдруг стали неправдой?

Джейсону было нечем крыть, и он смолчал. Я поразился, как терпелив Джонс с этим дерзким сорванцом. Мое терпение уже было на исходе. Но я знал, к чему клонит старик.

Джонс глубоко вдохнул.

– Юноша, скажи мне вот что. Согласен ли ты, что возможности и поощрение и поддержка исходят от окружающих?

Джейсон поразмыслил и ответил:

– Не возьму в толк, о чем вы.

Старик, тщательно подбирая слова, изложил свои соображения иначе:

– Согласен ли ты, что когда жизнь предоставляет нам возможности чего-то добиться, в том числе и финансового успеха, то все эти возможности возникают не сами по себе, а их дарят и предоставляют нам другие люди? И подбадривают, поощряют нас тоже люди – устно или письменно? Конечно, конкретные люди встречаются на нашем жизненном пути не просто так, а по определенным причинам. Но и люди в целом, как таковые, – они своего рода рог изобилия, из которого на нас сыплются блестящие возможности и воодушевление и поддержка. Правильно?

– Наверно, правильно… – промямлил Джейсон.

– Никаких «наверно», мы не в угадайку играем! – отрезал Джонс. – Ты согласен, что жизненные перспективы и поддержка исходят от людей? Да или нет?

– Да.

– Превосходно, – кивнул Джонс. – А теперь я хочу, чтобы ты построил логическую цепочку. Верно ли, что, раз твоя жизнь становится все хуже и хуже, то это потому, что ты впускаешь в нее все меньше возможностей, не хватаешься за шансы и принимаешь меньше поддержки, чем тебе нужно?

– Ну… да. Похоже на то.

– В таком случае, если ты точно знаешь, что и шансы улучшить жизнь, и поддержка исходят от людей, почему ты не получаешь их столько, сколько тебе нужно?

Джейсон озадаченно вытаращил глаза. Потом сказал:

– Не знаю. Это уж вы мне объясните.

– Хорошо, объясню, – легко согласился Джонс. – Ты не получаешь шансы на улучшение и не получаешь поддержку, которой могут поделиться окружающие, по очень-очень простой причине. С тобой никто не хочет водиться.

Тут я весь подобрался и изготовился метнуться между Джонсом и юнцом, чтобы заслонить старика от удара, – я был уверен, что оскорбленный Джейсон немедля кинется на Джонса. Но я ошибся. Парень сжал губы, потупился, потом все-таки посмотрел Джонсу в глаза и сказал:

– Ладно, предположим, я в это поверил.

А потом поразил меня, добавив то, что я меньше всего ожидал услышать.

– И что мне предпринять?

– Прежде чем я объясню, что тебе предпринять, тебе необходимо понять обратную модель, – сказал Джонс. – Как ты, наверно, и сам уже догадался, есть люди, которые непрерывно идут в гору. У них жизнь все улучшается и улучшается. Ты знаешь кого-нибудь такого?

Джейсон слушал очень внимательно. Я тоже.

– Знаешь ли ты человека, у которого все и во всех отношениях складывается хорошо? – продолжал Джонс. – Знаком ли ты с кем-то, которому удача улыбается постоянно, которому отличные шансы так и плывут в руки, который никогда не вешает носа и не отчаивается? Поверь, такие люди есть, их на свете предостаточно. Поэтому, раз шансы улучшить жизнь и поддержка исходят от других людей, и у кого-то из преуспевающих удачи явно с избытком, то почему так получается?

Джонс не стал ждать, пока мы ответим, а ответил сам.

– Так получается потому, что этот везунчик, подобный легендарному царю Мидасу, обращавшему в золото все, к чему прикоснется, – он, прежде всего, стал человеком, к которому все тянутся, с кем все наперебой хотят водиться! Преуспевающий и удачливый человек – интересная личность, занятный собеседник, веселый товарищ, источник радости для окружающих. Он как магнит. Поэтому он не только привлекает к себе сердца, но и притягивает шансы на удачу, а также и поощрение и поддержку других. Притягивает больше, чем ты. Ты все это лишь отталкиваешь.

Я снова приготовился защищать Джонса, потому что опять испугался, как бы Джейсон не кинулся на него. Но парень снова удивил меня.

– Я все понял, – смирно, хотя и угрюмо сказал он. – Но что я могу сделать? Как мне быть? Подскажите!

– Все просто, – с величайшей охотой объяснил Джонс. – Юноша, тебе необходимо тоже стать магнитом! Сделай так, чтобы люди к тебе потянулись! Это – главнейший, важнейший секрет успеха. Тот, к кому тянутся люди, владеет миром. Ему по силам добиться любой деловой встречи, даже с самой важной персоной. Почему? Потому что ему симпатизирует секретарша этой важной персоны! Такой человек добивается заказа, утверждения проекта, прибавки к жалованью, добивается, чтобы ему уделили больше времени, внимания, сил. Он получает сначала один шанс, потом другой, третий. И все потому, что люди к нему тянутся.

– Не хочу показаться тупым, но я не пойму: как мне стать таким человеком-магнитом? – спросил Джейсон. Глаза у него загорелись. – Я верю вам, правда верю, – хотя все еще не пойму, зачем вы сюда пришли. Но как мне это сделать? Как измениться? Как узнать, что изменить?

Джонс подался вперед, я тоже, чтобы не упустить ни слова. Я знал, что сейчас он откроет юноше ту же премудрость, которую когда-то открыл мне, и даст простое наставление, изменившее всю мою жизнь!

– Джейсон, – подчеркивая каждое слово, начал Джонс, – тебе надо ежедневно спрашивать себя: «Что во мне изменили бы окружающие, если бы могли?» Это чрезвычайно важная идея, сынок! Что бы в тебе изменили другие люди, Джейсон, если бы могли?

– Что бы во мне изменили другие? – переспросил юноша. Он напряженно наморщил лоб, потом спросил: – А если я получу ответ, а менять это в себе не захочу?

Джонс рассмеялся.

– В таком случае тебе надо будет помнить… впрочем, вопрос не о том! Послушай еще раз: «Что бы во мне изменили другие люди, если бы могли?» – Джонс посерьезнел. – Видишь ли, если ты вообще хочешь, чтобы люди тебе верили и тебя поддерживали, нужно им понравиться.

Поэтому проведи самому себе всестороннюю проверку, так сказать, полную инспекцию. Задавай себе вопросы обо всех своих сторонах. Например – что бы окружающие изменили в моей манере одеваться, если бы могли? Что бы они изменили в моей манере поведения? В манере говорить? И так далее, и тому подобное. Улавливаешь идею?

– Да, – кивнул Джейсон. – А насчет манеры говорить… почему вы сказали, что мне надо было спрашивать не «чего?», а «что, простите, сэр?» Чем это лучше?

– Видишь ли, – начал Джонс, – если ты недопонял, переспросить можно и «что?» и «что, простите, сэр?» По смыслу-то оба варианта верные. Но кое-какие отличия есть. Вот сравни сам, как звучит простое «нет» и «нет, сэр». Или «да, мэм» и просто «да». Улавливаешь?

– Да… сэр.

– Разница только в одном… и тут тебе надо принять решение. К твоему сведению, исследования показали, что большинству людей все равно, как ты ответишь. Но есть меньшинство, – и оно не такое уж маленькое, – допустим, 20?% – и эти люди считают, что обращение «сэр» или «мэм» звучит более уважительно. К чему я веду? Если ты хочешь, чтобы люди к тебе тянулись, тебе надо притягивать их на 100?%, включая и те 20?%, которые ценят вежливое обращение. И это лишь один пример, юноша. А вот тебе другой пример. Есть люди, которые ничего не имеют против, если в разговоре с ними ты время от времени употребишь бранное слово. Но есть такие, которые не выносят ругательств. Может, ты полагаешь, что в брани нет ничего худого, может, считаешь, что ругаться нехорошо, но, повторю, если ты намерен примагничивать людей на 100?%, изволь всегда вести себя соответственно высшим стандартам вежливости.

– Усек, – кивнул Джейсон с улыбкой. Затем встряхнул головой и сказал: – То есть я все понял, сэр.

– Конечно, – откликнулся старик. – Перед тобой, Джейсон, открывается светлое и прекрасное будущее, невероятное будущее. Когда-нибудь ты мысленно вернешься к «худшим временам» своей жизни и поймешь, что это были судьбоносные времена. Потому что даже они имеют свою ценность и, как ты выяснишь задним числом, они не навредили тебе, а помогли. Знай, Джейсон: ты рожден, чтобы изменить мир к лучшему. Ты понял, о чем я?

– Да, думаю, понял, сэр, – искренне ответил юноша. – И я… хочу сделать мир лучше.

– О, ты обязательно этого добьешься, – заверил его Джонс. – Весь вопрос в том, как именно ты изменишь мир. Но тут, мой юный друг, выбор за тобой. Что думаю я? – Джонс улыбнулся и подмигнул. – Я убежден, что ты совершишь великие дела! – Он пожал юноше руку. – А теперь я прощаюсь с тобой. – Он слегка отвернулся от меня и приоткрыл свой чемоданчик. – Но у меня, Джейсон, кое-что для тебя есть. – Он помолчал, потом спросил: – Ты читать приучен?

– Ну! А то, – ответил Джейсон. Потом спохватился и поправился: – Да, я умею читать и вообще читаю, сэр.

– Отлично, – улыбнулся Джонс и достал из чемоданчика три маленьких оранжевых книжечки в твердом переплете. Я вытянул шею, стараясь разглядеть обложки. Неужели те же самые книги, которые Джонс когда-то вручил мне? Да! Разве что немного пообтрепались. «Уинстон Черчилль», «Уилл Роджерс», «Джордж Вашингтон Карвер».

Когда несколько минут спустя я выбрался из-под пирса, меня обуревали как никогда сильные чувства. Я хотел было сказать пареньку, как ему повезло, что он встретил на своем пути Джонса. Хотел поведать, как изменится его жизнь, если он будет упорно трудиться и верить в себя. И, должен признать, я бы заплатил любую сумму за три потрепанных книжечки, – так мне хотелось, чтобы они лежали на столе у меня в кабинете. Но я сказал себе, что сейчас их место в руках, уме и сердце другого юноши, там они принесут больше пользы.

Что касается Джонса, когда я выпрямился и огляделся, он уже исчез. Я прислушался, не раздастся ли из-под пирса его голос, – вдруг старик вернулся, чтобы сказать Джейсону что-нибудь еще? Было тихо. Я обошел пирс – вдруг Джонс ждет меня там? Но и по другую сторону пирса старика не оказалось. Я с улыбкой покачал головой, потом засмеялся и пошел к машине. Наверно, через несколько дней или через неделю я снова увижусь с Джонсом, и снова как бы случайно. Он еще появится – и, разумеется, внезапно.

Лишь на следующее утро я узнал, что на сей раз мой друг покинул меня навсегда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.