Я не готов жениться

Автор: Ольга Соломатина

«Давай подождем еще год», – сказал он, и я задохнулась от боли, обиды и страха. И это после почти трех лет встреч и расставаний, моих перелетов в Брюссель и его в Питер, борща на бис для его мамы, тысяч повторений «я скучаю-скучаю-скучаю» и одного «теперь ты моя», утра, когда мы решили пожениться, пробки от шампанского, которая чуть не разбила плафон люстры, когда у папы дрогнула рука, длинных счетов за разговоры по телефону, планов о том, как я перееду, планов завести парочку младенцев, планов переехать в старости в Ниццу?! Чего нам еще ждать?

Я представила испуганный голос мамы, когда я скажу, что лечу обратно. Папу, который всего неделю назад впихивал в такси чемодан, с которым я уезжала навсегда. И что же – папе теперь тащить чемодан брошенной невесты снова?! Чувствовала я себя именно брошенной.

– Винсен!

Жених молчал. Раздраженно барабанил безымянным пальцем по подлокотнику дивана. Как ногтем по стеклу.

И тут я вспомнила, сколько документов собрала, чтобы получить визу невесты. Чтобы легче было признать диплом, я подала документы в университет и ждала ответа. И, конечно, уезжая навсегда, уволилась! Зачем? Чего нам ждать и что мне теперь делать?

Я набросилась на Винсена с вопросами, как с кулаками.

– Есть другой план, – не глядя мне в глаза, сказал он.

Дальше я слушала и не верила. Жених рассказывал, что его друг Поль совсем не против жениться. На мне. Не по-настоящему, понарошку. И тогда я смогу остаться в Брюсселе, учиться, мы посмотрим, как наши отношения будут развиваться, и все решим.

Я даже перестала плакать, я будто заморозилась.

Зачем это нужно Полю? Ну как, тогда он будет платить меньше налогов. А еще? Как не понимаю? Ему же одиноко одному!

Дальше – как в тумане. Вечером я стояла на пороге квартиры Поля. Он деловито показал все три комнаты с окнами в сад, будто я собираюсь снимать его квартиру. Извинился, что спальня одна, зато кровать большая. Потом мы пили вино в гостиной с высоченными потолками, под полками с сотнями книг. Квартиру и книги оставила Полю бабушка. Кроме нее, мальчика никто в семье не любил. Большая часть книг в библиотеке была на немецком – родном языке бабушки, который внук не знал, но не выбрасывать же?

Он заговорил об азиатских женах, которые все популярней в Бельгии вслед за Германией.

Я зачем-то стала читать вслух стихи на английском и французском, пересказала почти полностью мою диссертацию о поэзии трубадуров.

Было так тоскливо, что все время хотелось сбежать, и даже уже не к Винсену, а непонятно куда. Спасало только вино. Я чувствовала, Поль готов жениться на мне не только понарошку. В его глазах вспыхивали большие надежды.

Утром я проснулась в одежде на том же кресле под книгами на немецком. На столике среди бутылок и бокалов нашла ключ от квартиры Поля и листок бумаги, на котором он нарисовал красной помадой (моей помадой!) сердечко.

Я перевернула листок и тоже помадой написала на нем неприличное слово по-английски на букву «F». Я открывала книги и писала это слово на титульных страницах снова и снова, пока не закончилась помада. Но у меня было еще две и бордовый блеск для губ.

Стало чуть лучше.

Прошлась по квартире и обнаружила, что обе подушки в спальне набиты настоящим пухом. Еще там была пуховая перина. Толстенная. Я о таких только читала.

Вскоре все три комнаты, ванная и кухня были покрыты перьями, как снегом. Ветер из приоткрытого окна гонял пух по комнатам. И тогда я решила, что мне пора.

Такси доставило меня сразу в аэропорт. А уже после обеда я была в Париже. И сразу поехала в Сорбонну рассказывать, пока не прошел запал, о том, как моя диссертация обогатит французскую культуру.

Меня приняли, и это мгновенно решило проблему с визой.

А вот мальчики мне даже не позвонили.