Не «мемориал», но инструментарий
Не «мемориал», но инструментарий
Не раздобыть надежной славы,
покуда кровь не пролилась.
Булат Окуджава
16 октября 2005 года у меня и еще четырех человек случился новый день рождения (уж не знаю, какой по счету). Мы занимались съемкой точек «Культурной навигации» (что это такое, вы узнаете из книги) примерно в четырехстах километрах севернее Питера. Позади только что осталась деревня Верхние Мандроги — маленькая столица русской кухни, построенная на берегу реки Свирь одним из наших «братьев по разуму» — Сергеем Эдидовичем Гутцайтом.
Было воскресенье, вторая половина дня. И все было в порядке — исправный Land Cruiser, выспавшийся водитель, асфальтированная дорога. В тот год у нас было модно спать в багажнике, раскинув спальник по диагонали. Я сладко дремал, как вдруг джип решил, что он — самолет, и полетел…
Он летел, вращаясь в воздухе, и периодически бился то крышей, то колесами о землю.
Еще толком не проснувшись, я сгруппировался в позе зародыша и крутился внутри багажника, как в центрифуге. Последний удар был самым страшным, и у меня мелькнула мысль, что скорее всего из экипажа в живых остался я один. Я вылез из багажника. Машина дымилась, начали открываться двери, по одному из машины вываливались люди. К нашему общему изумлению все оказались живы и на первый взгляд почти здоровы. Стойки кабины не сложились, потому что крышу прикрывал большой сплошной багажник. Лобовое стекло было выбито, колеса разбортовались. Как ни странно, продолжала играть музыка.
Боковым взглядом я отметил, что Оксана Никоненко, самая первая сотрудница нашей компании, с которой мы трудимся уже 16 лет, после нескольких шагов легла на землю. «Травма позвоночника», — подумал я. В багажнике нашлась пара бутылок настоек, час назад купленных в Мандрогах. Чтобы снять у группы психологический шок, я залил в рот каждому по стакану. Конечно, мы сразу позвонили в Москву, и оперативная спасательная группа уже мчалась в аэропорт. Конечно, были подняты на уши питерские врачи, друзья Василия Мозжухина, хирурга и нашего бессменного кинорежиссера. Конечно, из Москвы уже дозванивались до районного центра Подпорожье, откуда за нами должна была выехать «скорая помощь».
В таких ситуациях важно, чтобы группа сохраняла бодрость духа, самообладание и могла здраво отнестись ко всему происходящему. И глядя на лежащую на земле Никоненко, у которой, как мы тогда и думали, травма оказалась самой серьезной, я сделал следующее (эта история звучит в значительной части моих лекций и интервью, и Никоненко уже перестала сердиться, когда я ее рассказываю). Я расстегнул ей джинсы и сказал:
— Никоненко, смотри, я здесь буду сейчас мастурбировать. Если ты кончишь, это значит, что сигнал дошел до мозга. А как он может дойти до мозга мимо позвоночника? Следовательно, если это произойдет — твой позвоночник целый.
Забавная картина: человек, десять минут назад сломавший позвоночник, лежит и ржет.
Через полчаса приехала «скорая помощь», и мы потряслись по ухабистой дороге в районную больницу Подпорожья. На ресепшн сидел центнер веса женского рода, который, не скрывая презрения, спросил документы. Меня слегка качало, я еще не знал, что у меня расплющены сосуды в шее, в копчике и середине спины, а несколько сломанных ребер и поврежденная рука — это были уже мелочи, которые не в счет. Я крепко сжал руку этой женщины и спросил:
— Ты клятву Гиппократа давала? А ну давай, быстро оказывай людям медицинскую помощь, а то мне придется тебя задушить.
Дальше все было, как обычно. Персонал больницы поделился на две части: тех, кто пытался нам помочь, и тех, кто пытался с нами воевать. Через три часа пришел реанимобиль из Питера.
Несколькими днями позже, пытаясь уснуть на специально выпиленном для меня куске фанеры, занимавшем половину двуспальной кровати, я размышлял о том, что дорога может кончиться внезапно, и об опыте компании «Руян» и бренда «Экспедиция», накопленном за все предыдущие годы. И я подумал, что мне нужно писать хотя бы потому, что приходится много лежать (на работу я тогда ездил редко), к тому же это неплохой инструмент личной психотерапии.
Я писал около двух месяцев и как-то раз обмолвился о моих трудах Сергею Ивановичу Макшанову. Он отреагировал так:
— Александр Павлович, если вы пишете инструментарий, то, слава Богу, продолжайте. А если вы пишете «мемориал» — бросьте немедленно.
Я перечитал все написанное, пришел к выводу, что к «мемориалу» это все-таки ближе, и немедленно бросил. А когда несколько лет спустя мы работали над книгой, то сделали все, чтобы она стала инструментарием, обращенным в будущее.
И, заканчивая вводную часть, приведу один пример из нашей практики, который мог бы быть хэппи-эндом фильма про сломанный позвоночник.
Незадолго до аварии я упросил Оксану Никоненко взять на себя ответственность за первый и на тот момент единственный магазин «Экспедиция» в торгово развлекательном центре. Он находился в московском «Рамсторе» на Шереметьевской. До этого у Оксаны был успешный опыт управления магазином-факторией при ресторане «Экспедиция», но там успех скорее был связан с веселой подвыпившей премиальной публикой, склонной к взаимным подаркам.
Оборот одного магазина в рамках компании был микроскопически мал. Но когда все сотрудники узнали о характере травмы (а Никоненко по жизни всеобщая любимица), случилась на первый взгляд сверхъестественная штука. Мерчандайзинг, подбор и мотивация продавцов, ассортимент и логистика — в общем, все, из чего складывается успех розничной точки, подняли до небес коллективным трудом и энергией. Я в это время тоже еще болел.
Звонит Никоненко и спрашивает: «Саша, у меня на трубке продавец из „Рамстора“. Там мужик-покупатель случайно разбил керосиновую лампу. Продавец спрашивает, что делать». «Пусть скажет мужику: „К счастью!“» — отвечаю.
Через день покупатель вернулся и купил корпоративных подарков на пару тысяч долларов. В общем, за два месяца выручка магазина выросла на порядок.
Результаты в «Рамсторе» нас шокировали. И дали нам моральное право запустить лавину магазинов «Экспедиция», открывающихся по франчайзингу в торговых центрах. И Никоненко, и я выздоровели, а магазинов через год было уже около семидесяти.