Глава 15 Со мной по-прежнему he все в порядке

Шейла, двадцатидевятилетняя официантка, отчаянно боролась за то, чтобы контролировать своего критика. Но она оставалась убежденной в том, что низкая самооценка в гораздо большей степени относилась к ее глубинному чувству собственной никчемности, чем к ее критическому внутреннему голосу. Она описала это своему терапевту так:

Это чувство, что я плохая, негодная. Как будто недостойная… Как будто ничего не заслуживаю. Нападая на себя, я просто выражаю словами то чувство, которое уже есть. Даже если бы я задушила критика, уничтожила его, я уверена, что ненависть к себе осталась бы, прилипнув ко мне, как смоляное чучелко.

Шейла была права. Чувство «плохости», о котором она говорила, во многом происходило от матери-алкоголички, требовавшей, чтобы дочка о ней заботилась. Уже в трехлетием возрасте девочка знала, что ей «надо быть очень хорошей, а иначе будет взрыв». Быть хорошей значило говорить маме, что она красивая, причесывать ей волосы, выслушивать ее жалобы, а потом читать ей перед сном.

Если вместо ухода за матерью Шейла хотела играть, если сама хотела пожаловаться или получить поддержку, то мать сильно расстраивалась, называя ее эгоисткой, которая ни о ком не заботится. Хуже того, иногда Шейла сталкивалась с молчанием: когда ее мама была вежлива и даже добра, но не произносила ни слова. Чувство собственного несовершенства у Шейлы явилось суммой буквально тысяч таких болезненных взаимодействий. Многие эти события произошли еще до того, как она начала вполне понимать язык. На очень глубоком уровне осознания себя она усвоила, что с ней «не все в порядке». Она это знала так же, как то, что лимон кислый, а ночь темная.

Для людей, подобных Шейле, чувство собственной никчемности – глубоко укоренившаяся вера. И гиперактивный критик – только часть проблемы. За критиком скрыто целое хранилище обиды и вины. (Там есть также чувство злости, возмущение, желание отомстить, но в данном случае они менее актуальны.)

Чувство своей «плохости» может генерироваться разными способами. Приведем примеры:

1. Основной опекун часто отсутствует или не кормит. Ребенок чувствует эту нехватку или заброшенность и на каком-то уровне приходит к выводу, что он недостоин любви. Эмоциональная логика здесь такова: «Если бы она меня любила, то не бросила бы, а если она меня не любит, значит, меня невозможно любить».

2. Ребенок испытывает столько лишений и жестокого обращения, что по отношению к родителям чувствует ярость. Но потом приходит чувство вины. Эмоциональная логика такова: «Я должен любить родителей, так что если я их ненавижу, я плохой».

3. После развода ребенок теряет контакт с отсутствующим родителем. Эмоциональная логика такова: «Это я его оттолкнул, он ушел, потому что ненавидит меня, я плохой».

4. Ребенок является жертвой сексуального насилия. Эмоциональная логика такова: «Я занимаюсь тайными, плохими вещами, о которых никогда не должна говорить; ___________ хочет, чтобы я делала эти плохие вещи; наверное, я плохая».

5. Ребенок является жертвой особенно жестокого или произвольного наказания. Эмоциональная логика такова: «Должно быть, со мной что-то не так, раз они причиняют мне такую боль».

6. Ребенка жестоко критикуют за широкий спектр поведения или какие-то черты его внешности. «Папа всегда говорит, что я слишком толстая; наверное, я уродка». «Мама всегда говорит, что я ленивая, а ленивые люди – никчемные».

7. Ребенок вынужден поддерживать нарциссичного или депрессивного родителя. Все действия ребенка для удовлетворения собственных потребностей или независимого функционирования встречают крайнее отвержение. Ребенок усваивает: «Мои потребности плохие; мои чувства эгоистичные».

Наиболее значительный вклад в раннее чувство своей неправильности вносит переживание того, что человек так или иначе был брошен. Ребенок может получить такое послание множеством разных способов и после его получения ощутить крайне деструктивное влияние на восприятие самого себя. Брошенность, физическая или эмоциональная, переживается ребенком как угроза его жизни. Она ужасает. А раз такая ужасная вещь случается, что-то должно быть не так. Немногие дети способны понять, что они в этом не виноваты. Брошенность переживается как чудовищное наказание за невыразимое преступление.