Шоу Билла и Уоррена

Билл Гейтс и Уоррен Баффетт прочитали лекцию, если можно так сказать, на сцене Вашингтонского университета. Но по большей части они отвечали на вопросы. Для введения, я просто перепечатаю (с небольшими изменениями) прекрасно написанные Брентом Шлендером строки, с которых Fortune начал рассказ об этом историческом событии.

Кэрол Лумис

Очередь из студентов протянулась через весь холл и из дверей здания «Husky Union» Вашингтонского университета в Сиэтле, в один из мягких майских дней, в пятницу. По изобилию выглаженных брюк и рубашек (и отсутствию пирсинга на носах) можно было предположить, что это была не очередь за билетами на концерт Phish. Аккуратно причесанные молодые люди занимали первые места в аудитории, как ни странно, ради лекции – однако очень особенной лекции. Студентам и нескольким счастливчикам-гостям предстояло прослушать редкий публичный диалог между двумя самыми богатыми бизнесменами в Солнечной системе: Биллом Гейтсом и Уорреном Баффеттом.

Друзья-миллиардеры задумали это событие в связи с визитом Баффетта Гейтсу на выходные после ежегодной встречи на высшем уровне исполнительных директоров Microsoft. Суперинвестор и мастер кибертехнологий пригласили поучаствовать во встрече около 350 студентов бизнес-школ и пригласили телекомпанию Public Broadcasting System и журнал Fortune задокументировать это событие.

Пока студенты кружили в холле, Гейтс и Баффетт вели оживленную беседу вместе со своими женами и небольшой группой друзей, куда входили, среди прочих, Катарина Грэм, бывший исполнительный директор корпорации Washington Post, а также отец и сестра Билла. Компания отведала свежих фруктов в импровизированной гримерной, пока визажист пудрил нос Биллу и подстригал непослушные брови Баффетта, к большому удовольствию Сьюзи Баффетт. В какой-то момент Оракул из Омахи рассмешил своих друзей насмешливой имитацией знака Ричарда Никсона «Виктория – значит победа».

По мере того как приближалось время выступления, оба оратора шутливо позировали для фотографий и обменивались колкостями, как старые университетские друзья. Другие гости опасались, что титаны будут слишком многословны и не успеют вернуться в дом Гейтсов вовремя, чтобы еще поиграть в бридж. Казалось, что это просто веселое семейное собрание – хотя, стоит отдать должное, очень могущественной семьи.

На гостя в той гримерной, вероятно, самое неизгладимое впечатление произвела бы теплая дружба между самыми известными миллиардерами Америки, несмотря на разницу в возрасте. (На секундочку, по официальным данным, на тот момент чистая стоимость активов 42-летнего Гейтса колебалась где-то на отметке в $48 миллиардов по сравнению с $36 миллиардами Баффетта. Баффетт, который всего несколькими годами ранее был заметно богаче, чем Гейтс, все-таки был на двадцать пять лет его старше.) Присутствие Баффетта, казалось, успокаивало Гейтса, который вел себя довольно расслабленно и общительно, несмотря на юридические столкновения Microsoft с представителями федерального правительства и стрессом после переговоров с несколькими десятками выдающихся исполнительных директоров в последние дни. Хотя Билл наконец-то стал выглядеть на свой возраст – в уголках его глаз появились морщинки, и он уже не был таким худым, как раньше – Баффетт и Грэм все еще заботились о нем, как о чудо-ребенке. Он, в свою очередь, обращался к ним с теплым оттенком почтения, что сильно контрастировало с его обычной репутацией ярого спорщика.

Наконец, они вышли на сцену, задержавшись ненадолго за кулисами из-за вводного слова декана факультета бизнеса Вашингтонского университета, Билла Брэдфорда. К сожалению, замечания декана, который в основном восхвалял Microsoft за то, что компания брала на работу студентов Вашингтонского университета, не попали в тему. Необыкновенно веселый и философский разговор, последовавший далее, скорее напоминал напутствие местного работодателя и его товарища. Посмотрите сами.

Брент Шлендер

Что вы получите, если заставите друга-миллиардера выступать перед 350 студентами? $84 миллиарда вдохновения. На встрече ни с чем не сравнимых умов (и капиталов, которые невозможно потратить) Баффетт и Гейтс говорили о принятии риска, мотивации работников, столкновении с ошибками и благотворительности. Результат сильно попахивал мудростью.

20 июля 1998 года

Под редакцией Брента Шлендера

1. Как мы это сделали

Уоррен и Билл объясняют, как они стали богаче, чем сам Бог

БАФФЕТТ: Я думал, что нужно начать, объявив, что у нас с Биллом есть небольшой спор по поводу того, кто завоюет больше аплодисментов. Я предложил заложить на этот спор свой дом. Мы сошлись на небольшой сумме, но, очевидно, это не такая уж и небольшая сумма для Билла, потому что, как раз перед тем, как мы вышли сюда, он дал мне поносить свою майку с логотипом футбольной команды Nebraska Cornhuskers, а потом сам надел свою пурпурную майку Вашингтонского университета.

Нас попросили начать с рассказа о том, как мы смогли всего добиться, а потом перейти к вопросам. Что касается меня – то здесь все просто. Дело не в моем IQ, я уверен, вы будете рады это услышать. Гораздо важнее для меня – рациональность. Я всегда рассматриваю IQ и талант как показатели мощности двигателя, но мощность на выходе – эффективность, с которой работает двигатель, – зависит от рациональности. Многие люди обладают двигателями в четыреста лошадиных сил, но выходная мощность у них получается только около ста. Гораздо лучше иметь двигатель в двести лошадей и использовать его мощность по максимуму.

Итак, почему же умные люди делают вещи, которые не дают им полностью использовать имеющуюся мощность? Это из-за привычек, характера, темперамента и рационального поведения. Не вставайте у себя на пути. Как я сказал, у каждого из присутствующих есть абсолютно точно способность сделать то же, что сделал я, и даже больше. Некоторые это сделают, некоторые – нет. Те, кому не удастся – поймите, это произойдет из-за того, что вы сами будете себе мешать, а не потому, что вам не позволяет окружение.

Итак, у меня для вас есть одно предложение: выберите одного человека, которым вы больше всего восхищаетесь, и запишите почему. Себя называть нельзя. Потом запишите человека, которого, откровенно, вы больше всего терпеть не можете, и запишите качества, которые вам в нем не нравятся. Качества человека, которым восхищаетесь, – это те черты, которые, после небольшой тренировки, можно выработать у себя и, если тренироваться постоянно, сформировать из них привычку.

Цепь привычек слишком легка, чтобы ее заметить, – до тех пор, пока не станет слишком тяжелой, чтобы ее сломать. В моем возрасте я уже не могу изменить ни одну свою привычку. Я застрял. Но у вас через двадцать лет будут те привычки, которые решите сформировать уже сегодня. Итак, я предлагаю взглянуть на поведение, которым восхищаетесь в других, и сделать это собственными привычками, а потом посмотреть на то, что вы действительно найдете достойным порицания, и решите, что этих вещей не будете делать. Если это удастся, то всю мощность своего двигателя вы будете использовать по полной.

ГЕЙТС: Я думаю, Уоррен абсолютно прав по поводу привычек. Мне очень повезло, что я был довольно молод, когда получил доступ к компьютерам, которые тогда были дорогими и могли осуществлять только очень ограниченные операции, но все равно были великолепны. С моими друзьями мы много разговаривали об этом и решили с помощью волшебной чиповой технологии сделать то, что каждый сможет использовать. Мы не видели никаких ограничений в потенциале компьютеров и действительно думали, что написание программного обеспечения является виртуозным процессом. Итак, я нанял своих друзей, которые писали программное обеспечение, чтобы посмотреть, какой инструмент для информационного века может увеличить силу мозга вместо увеличения только силы мышц.

«Энергичность, с которой Баффетт делает что-нибудь для Berkshire, не соответствует его семидесяти годам».

Преследуя эту цель с завидной сосредоточенностью, а также благодаря тому, что мы занимались этим в зародышевом состоянии компьютерной индустрии, нам удалось построить компанию, которая играла центральную роль в деле, оказавшемся крупной революцией. И теперь, к счастью, эта революция только начинает набирать обороты. Двадцать три года назад мы основали компанию. Но, без сомнения, если мы возьмем привычки, которые сформировали, и будем их придерживаться, следующие двадцать три года дадут еще больше потенциала и, может быть, даже выведут нас гораздо ближе к изначальному видению – «компьютер на каждом столе, в каждом доме».

Мне интересно, а как вы определяете успех?

БАФФЕТТ: Я точно могу дать определение счастью, потому что действительно счастлив. Я занимаюсь тем, что мне нравится, каждый божий день. Я общаюсь с людьми, которые мне нравятся, и не должен ассоциировать себя с теми, от кого меня тошнит.

Приплясывая, я бегу на работу и, когда попадаю туда, думаю, что мне не приходится особо напрягаться. Это невероятно весело. Единственное, что мне не нравится в работе – а это происходит каждые три-четыре года, – что иногда мне приходится кого-то увольнять.

Говорят, что успех – это получить то, чего хочешь, а счастье – это хотеть то, что получаешь. Я не знаю, что можно применить в этом случае, но знаю, что ничем другим не стал бы заниматься. Я бы посоветовал вам, когда будете устраиваться на работу, работать на организацию и людей, которыми восхищаетесь, потому, что это будет вас зажигать. Всегда переживаю по поводу людей, которые говорят: «Я собираюсь заниматься этим десять лет; но на самом деле мне не так уж это нравится. А потом я буду делать вот что…» Это все равно что откладывать секс на старость. Не слишком хорошая идея.

Я отказывался от бизнес-сделок, которые в противном случае были бы прекрасными сделками только потому, что мне не нравились люди, с которыми пришлось бы работать. Я не видел смысла притворяться. Связываться с людьми, от которых тебя тошнит, – это все равно что жениться по расчету. Это, наверное, плохая идея при любых обстоятельствах, но абсолютно бредовая идея, если вы уже богаты, не так ли?

ГЕЙТС: Я согласен, самое главное – наслаждаться тем, что делаешь каждый день. Для меня это работать с умными людьми, над решением новых проблем. Каждый раз мы думаем: «Нам немного повезло»; мы довольно осторожны, чтобы не слишком акцентировать на этом внимание, потому, что планка всегда поднимается. Мы всегда получаем обратную связь от клиентов, которые говорят, что машины слишком сложны или они недостаточно умны. Конкуренция, технологические прорывы и исследования делают компьютерную индустрию, и в особенности индустрию программного обеспечения, самой многообещающей областью, и я думаю, что у меня лучшая работа в этом бизнесе.

БАФФЕТТ: Тебе не кажется, что Dairy Queen гораздо важнее этого? Berkshire Hathaway купила международную компанию Dairy Queen прошлой осенью за $585 миллионов.

ГЕЙТС: Ты можешь справиться с Dairy Queen, Уоррен. Я обязательно куплю целую коробку батончиков Dilly.

БАФФЕТТ: Мы поднимем цену, когда ты придешь.

Организовывать новую компанию очень рискованно. Как определить, какое время лучше всего подходит, чтобы основать компанию?

ГЕЙТС: Когда я начал заниматься Microsoft, был так воодушевлен, что не считал это слишком рискованным делом. Я действительно мог бы обанкротиться, но у меня был набор навыков, с которыми легко бы устроился на работу. И родители все еще были готовы вернуть меня обратно в Гарвард, закончить учебу, если бы я того захотел.

БАФФЕТТ: Ты всегда можешь работать на меня, Билл.

ГЕЙТС: Действительно страшным для меня был момент, когда я начал брать на работу друзей и они ожидали зарплату. Потом у нас были клиенты, которые обанкротились, – клиенты, которые, как я рассчитывал, не подкачают. Итак, скоро я придумал невероятно консервативный подход – иметь достаточно денег в банке, чтобы платить зарплату сотрудникам в течение года, даже если мы не получим никаких денег за работу. Я практически точно следовал этому все время. У нас сейчас примерно $10 миллиардов на счету, что даже много на следующий год.

В любом случае, если собираешься основать компанию, надо понимать, – на это уйдет столько энергии, что лучше вообще отбросить ощущение риска. А еще я думаю, что не обязательно организовывать свое дело в самом начале карьеры. Многое можно сказать по поводу первоначальной работы на компанию, чтобы научиться вести свои дела. В нашем случае мы с Полом Алленом боялись, что кто-то может опередить нас. Оказалось, что мы, вероятно, могли бы подождать еще годик, потому что все шло гораздо медленнее вначале, но казалось, что быть первыми – это невероятно важно.

Как вы обеспечиваете то, что люди вас поддерживают?

ГЕЙТС: Сначала неизбежно сталкиваешься со скептицизмом. Если ты молод, очень тяжело отважиться на оплату аренды. Раньше нельзя было взять напрокат машину, если тебе не исполнилось двадцать пять лет, так что приходилось ловить такси, чтобы поехать на встречу с клиентами. Когда люди просили меня пойти и обсудить дела с ними в баре, ну… я не мог просто зайти в бар.

Это смешно, потому что люди сначала скептично относятся, говорят: «О, да этот ребенок еще ничего не знает». Но когда ты показываешь, что у тебя действительно есть хороший продукт и все-таки что-то ты знаешь, они обычно заинтересовываются. Так, по крайней мере, в этой стране молодость была огромным активом для нас, как только мы перешли определенные границы.

2. Мир – это наша золотая жила

Почему Уоррен уверен, что все в Китае захотят пить колу

Как в качестве бизнесмена вы выводите свои компании на международный уровень?

БАФФЕТТ: В Berkshire Hathaway мы не выводим бизнес на международный уровень напрямую. Два наших крупнейших вложения – это компании Coca-Cola и Gillette. 80 % прибыли Coca-Cola приходит из-за границы, а у Gillette оттуда приходит две трети прибыли. Итак, они участвуют в мировом улучшении жизненных стандартов, и мы выходим на глобальный уровень, поддерживая их финансово. Я сам могу сидеть в Омахе, а за меня по всем миру будет летать Дуг Айвестер, исполнительный директор Coca-Cola.

ГЕЙТС: Наш бизнес на самом деле международный. Стандарт персонального компьютера – это международный стандарт. Что нужно от электронной таблицы в Корее или Египте, то же самое нужно и в США. Нам необходимо делать некоторую адаптацию на местные языки, и это приятная часть бизнеса – разбирать двунаправленные языки и огромные алфавиты китайского, японского и корейского языков.

На самом деле доля нашего рынка гораздо выше за пределами США, чем внутри, потому что относительно сложно основать местные дочерние предприятия и понимать местные условия, местные законы дистрибуции и культуру. Так как большинство наших конкурентов из США и у них плохо получается вести международный бизнес, мы даже больше стремимся к другим странам.

Большая часть нашего роста придет из-за границы США. Суть в том, что это по большому счету рынок заменяемых товаров. Однако это не значит, что клиенты из США не хотят получать лучшее программное обеспечение, которое может видеть, слышать и учиться. Но за пределами США все еще присутствует феномен медленной начальной стадии роста.

Что побудило вас вместе поехать в Китай в 1995 году и как это путешествие повлияло на принятые с тех пор международные бизнес-решения?

ГЕЙТС: Мы поехали в Китай по нескольким причинам. Частично – чтобы отдохнуть и повеселиться. Мы нашли там несколько McDonald’s, так что не чувствовали себя далеко от дома. Было очень увлекательно приехать и увидеть, какие изменения происходят в стране, увидеть разные регионы и встретиться с несколькими лидерами.

Китай – это рынок, в который Microsoft уже инвестировал какое-то время. С тех пор мы стали вкладываться в него еще сильнее. Как процент от наших продаж, он невелик – гораздо меньше 1 % – и даже, несмотря на то что будет удваиваться каждый год на протяжении следующих пяти лет, на самом деле только заглядывая не менее чем на десять лет вперед, можно сказать, что усилия, которые мы в него вкладываем, стоят того.

Хотя около трех миллионов компьютеров продаются каждый год в Китае, люди не платят за программное обеспечение. Однако в какой-то момент начнут платить. И так как они все равно украдут программы, мы хотим, чтобы украли наши. Они станут зависимыми, и тогда мы придумаем, как монетизировать это в следующее десятилетие.

БАФФЕТТ: Моя семья была в восторге, что я поехал. Я никогда не путешествовал дальше отдаленных уголков Небраски. Я отлично провел время и также убедился в своих ощущениях, что здесь в будущем будет отлично продаваться Coca-Cola. Я говорил всем в Китае, что она действует как афродизиак.

3. Инноваторы – это мы

Уоррен размышляет над Интернетом и жвачкой

Вы оба – инноваторы в своих индустриях. Мне очень интересно, а как вы определяете инновации?

БАФФЕТТ: Я не слишком-то занимаюсь инновациями в своей работе. На самом деле у меня только две функции: одна – это ассигновать капитал, чем я наслаждаюсь. И вторая – это помогать 15–20 ведущим менеджерам поддерживать энтузиазм в людях заниматься тем, чем они занимаются, когда у них нет финансовой необходимости для этого. По крайней мере три четверти менеджеров, работающих на нас, богаты за пределами любой возможной финансовой необходимости. Таким образом, моя работа – помогать сотрудникам, поддерживать достаточный интерес, чтобы они были готовы вылезать из постели в шесть утра и работать со всем энтузиазмом, как они делали это, когда были бедными и только начинали карьеру. Если я это делаю, то они работают над инновациями.

ГЕЙТС: Бизнес в сфере технологий переживает много взлетов и падений. Вероятно, причина, по которой это такой веселый бизнес, в том, что ни одной компании не удастся почивать на своих лаврах. IBM доминировала на рынке, была крупнее, чем любая компания когда-либо будет в сфере технологий, однако они пропустили несколько поворотов на пути. И из-за этого я просыпаюсь по утрам с мыслью: «Хммм… давай попробуем сделать так, чтобы сегодня мы уж точно не пропустили ни одного поворота. Давай посмотрим, что происходит в области распознавания речи или искусственного интеллекта. Давай-ка убедимся, что нанимаем тех людей, кто сможет сложить все вместе, убедимся, что нас ничто не застанет врасплох».

«Не стоит считать, что только маленькие инвесторы слишком много внимания обращают на зеркало заднего вида».

Хотя иногда и застает. Например, когда появился Интернет, у нас в приоритетах он был на пятом или шестом месте. Конечно, когда мне о нем рассказали, не то чтобы я не понимал, о чем идет речь. Я сказал: «Да, это есть в списке моих приоритетов, так что все в порядке». Но потом наступил момент, когда мы поняли, что развитие Интернета происходит быстрее и является гораздо более глубоким феноменом, чем мы отразили в нашей стратегии. Так, в качестве лидера я должен был создать чувство кризиса, и мы потратили пару месяцев, раскидываясь идеями и e-mail, но продолжали отступать. В конце концов, нам удалось собрать новую стратегию, и мы решили: «Вот что мы собираемся сделать; вот как решили оценить себя изнутри; и вот что мир должен думать о том, что мы будем делать».

Подобного рода кризис будет возникать каждые три-четыре года. Нужно очень внимательно слушать умных людей в компании. Поэтому в такую компанию, как наша, необходимо привлекать множество людей, мыслящих по-разному, в ней необходимо позволять возражения, нам необходимо распознавать правильные идеи и вкладывать в них действительно много энергии.

Какие страны и компании лучше всего подготовлены, чтобы получить выгоду от информационного века, производящего революцию в обществе?

БАФФЕТТ: Когда задумываешься над этим, понимаешь, что пятнадцать лет назад у этой страны был почти что комплекс неполноценности относительно своей способности конкурировать на мировой арене.

ГЕЙТС: Все говорили о том, как японцы захватили рынок потребительской электроники, что компьютерная индустрия будет следующей, их система тяжелого труда каким-то образом превосходила нашу и что надо полностью переосмыслить то, чем мы занимаемся. Теперь, если вы посмотрите на изменения в персональных компьютерах или в бизнесе в общем, или на то, как мы ассигновываем капитал, США вышли на очень прочную позицию. Итак, первым получателем выгод из всех этих информационных технологий стали США.

В таких местах, как Сингапур, Гонконг и Скандинавские страны, люди адаптируют технологии примерно на том же уровне, как и мы. Существует еще несколько стран, которые по сравнению с уровнем их дохода идут за технологиями даже с большей скоростью, чем мы, потому что очень сильно верят в образование. В Корее и во многих частях Китая мы видим невероятное использование персональных компьютеров даже при уровне жизни с очень низким доходом, потому что люди там решили, что это инструмент, который поможет их детям идти вперед.

Весь мир получит огромные преимущества. Произойдут крупные изменения – уровень дохода больше не будет определяться страной, где человек вырос, он будет определяться уровнем образования. Сегодня степень профессора в Индии и близко не стоит со степенью профессора в США. Когда мы сможем сделать, чтобы Интернет позволял сервисам и информации передаваться так же эффективно, как передаются товары через систему доставки, получим существенно более открытый рынок конкуренции за того же инженера из Индии, как и за инженера из США. Это принесет пользу всем, потому что мы получим больше выгоды из этих ресурсов. Так, развитые страны получат первыми преимущества от этого. Но в долгосрочной перспективе люди в развивающихся странах, которым повезет получить хорошее образование, должны получить определенно большую выгоду.

БАФФЕТТ: Я не уловил сначала, но это оказывает огромное влияние на все. Технологическая революция изменит мир кардинальным образом, и очень быстро. Иронично, однако, что наш подход к происходящему абсолютно противоположен подходу Билла. Я ищу бизнес, где могу предсказать, как он будет выглядеть через десять, пятнадцать или двадцать лет. Это означает, что я ищу компании, которые будут выглядеть более-менее так же, как выглядят сейчас, за исключением того, что вырастут и больше будут заниматься международным бизнесом.

Так что я фокусируюсь на отсутствии изменений. Рассматривая появление Интернета, например, я пытаюсь понять, как индустрия или компания могут пострадать или измениться из-за него, и я избегаю этого. Это не значит, что, по моему мнению, из этого изменения нельзя получить хорошую выгоду, я просто не думаю, что именно смогу заработать на этом.

Возьмем жевательную резинку Wrigley’s Spearmint. Я не думаю, что Интернет сильно изменит то, какую люди будут жевать жвачку. Билл, вероятно, думает, что изменит. Я не думаю, что Интернет как-то изменит тот факт, что кола будет любимым напитком, и ее употребление на душу населения будет только расти во всем мире; не думаю, что Интернет изменит, будут ли бриться люди и как они будут это делать. Итак, мы ищем предсказуемость, а в том, чем занимается Билл, вы предсказуемости не найдете. Как член современного общества, я восхищаюсь тем, что он делает, но как инвестор предпочитаю смотреть в другую сторону.

ГЕЙТС: В этой области я полностью согласен с Уорреном. Я думаю, что финансовый коэффициент акций технологических компаний должен быть заметно ниже, чем коэффициент акций таких компаний, как Cola и Gillette, потому что мы являемся объектами кардинальных изменений. Я прекрасно знаю, что в следующие десять лет, если Microsoft останется лидером, нам придется пережить по крайней мере три кризиса.

4. Увидимся в суде!

Билл и Уоррен говорят о том, как общаться с представителями правительства.

Какова подобающая роль антитрастового закона в американском бизнесе?

БАФФЕТТ: Мы принимали участие в одном антитрастовом деле с газетой Buffalo Evening News в 1977 году. И хотите верьте, хотите нет, в ситуации с Salomon в 1991 году, вдобавок к проблемам с Федеральным резервным банком в Нью-Йорке, Комиссией по ценным бумагам, Казначейством США и прокурором США Южного округа Нью-Йорка на нас подало в суд еще и антитрастовое отделение Департамента юстиции. Я не знаю, что произошло с Бюро по делам индейцев. Только они к нам не цеплялись по какой-то причине. Это было только два случая в моей истории, и ни в одном из них я не считал, что мы сделали что-то не так. Могу добавить, что решения суда против нас ни разу не было вынесено.

Я не специалист по антитрастовой политике. Я встретил Билла восемь лет назад, и он превосходный учитель. Он потратил всего шесть или семь месяцев на объяснение мне концепции компании Microsoft. Я – самый настоящий чайник в вопросах технологий, и он прекрасно мне все объяснил. Когда мне все стало понятно, я купил сотню акций, чтобы следить за компанией. Это показывает две вещи: первая – что IQ у меня где-то на уровне 50, а второе – я даже не думал, что у него есть какая-то монополия.

ГЕЙТС: Ключевая роль антимонопольного регулирования – защищать потребителей, убедиться, что создаются новые продукты и эти продукты обладают инновационными характеристиками.

Можно посмотреть на разные секторы экономики и спросить себя: «Где это активнее всего происходит?» Не важно, по каким критериям мы будем считать, – без сомнения, один сектор будет выделяться однозначно, и это – индустрия персональных компьютеров. Я не говорю, что компьютерная индустрия единственная, потому что не стоит забывать, что до появления персональных компьютеров структура рынка была абсолютно другой. Люди застревали на одном месте. Как только вы купили компьютер у Digital, или IBM, или Hewlett-Packard, или у кого-то еще, программное обеспечение, которое вы создавали, работало только на этом компьютере.

Видение Microsoft заключалось в том, что все эти компьютеры должны работать одинаково. Ведь если вы хотите установить много хороших программ, у вас должно быть много клиентов – миллионы и миллионы. Необходимо снизить цену, сделать так, чтобы не нужно было тестировать программы на всех компьютерах. Цель индустрии персональных компьютеров была в том, чтобы компании соревновались в изобретении самого портативного, или самого быстрого, или самого дешевого. Это было отличным предложением для покупателей и послужило отправной точкой большого рынка программной продукции.

Цена вычислительной техники с определенной скоростью снижалась, но с момента появления персональных компьютеров стала падать просто невероятными темпами. Разнообразие и качество программного обеспечения также увеличивалось с феноменальной скоростью. Сегодня мы определенно на пике этого процесса. Образуется все больше новых компаний – разработчиков программного обеспечения, формируется все больше рабочих мест, увеличивается уровень инвестирования, все больше компаний становятся публичными акционерными обществами. Рынок, очевидно, продвинулся вперед, даже сравнивая с тем, что было три года назад. Итак, потребители в очень выгодной позиции.

Особенность рынка персональных компьютеров в том, что вместо того, чтобы просить разработчиков программного обеспечения повторять работу других компаний, мы берем все типичные черты всех этих приложений и вкладываем все характеристики в Windows. Например, для соединения с Интернетом, вместо того чтобы заставлять людей самих писать программу, мы уже вводим ее в систему. Это была революция – вошли в жизнь графический интерфейс пользователя, поддержка жесткого диска, теперь поддержка Интернета, включая браузер.

Я думаю, что антитрастовые законы отлично написаны. Возможно, некоторые могут поспорить, что их можно сделать менее жесткими – но это чисто научный интерес. Когда я начинаю вести бизнес в какой-то отрасли, очень тщательно просматриваю документы со своими юристами, чтобы убедиться, что мы находимся как можно дальше от всего, к чему можно было бы придраться. Так что для меня несколько удивительно оказываться по эту сторону дискуссии об антитрастовом законе. Спасибо, Господи, за судоустройство, в котором проверяются факты и можно проследить, работала ли конкуренция надлежащим образом, чтобы это было выгодно для потребителей. У нас нет и тени сомнений, что как раз это и подтвердится.

Тем временем наша компания станет предметом большого количества споров, потому что иск в суд – это очень серьезное дело. Дело в том, что правительство берет на себя эту задачу и произносит много благочестивых речей, но мы должны стараться сделать все, чтобы это не отвлекло нас от главной цели нашего бизнеса.

5. Какова реальная стоимость компании?

Уоррен объясняет, почему акции Berkshire стоят больше, чем Lexus

Мистер Баффетт, мне сказали, что у вас есть определенная политика против дробления акций, и интересно, можете ли вы прокомментировать историю дробления акций Microsoft?

БАФФЕТТ: Я никогда не прихожу в ресторан со словами: «Мне нужно, чтобы мое одно пальто взяли две гардеробщицы», – мне и без этого неплохо. Но у меня нет претензий к компаниям, которые выпускают новые акции, и я не думаю, что Microsoft пострадал от этого.

Я думаю, эта политика нам подходит. Нет ничего в моем религиозном воспитании, что не позволяло бы дробить акции. Я вхожу в совет директоров трех компаний, две из которых за последние пару лет делили акции. Я всего лишь считаю, что, не делая это в Berkshire, мы привлекаем группу инвесторов, ориентированную на долгий срок. Действительно, я стараюсь привлекать акционеров, которые очень похожи на меня, рассматривают те же временные рамки и ожидания. Мы не говорим о квартальных прибылях, у нас нет отдела по работе с инвесторами, мы не проводим телеконференции с аналитиками Уолл-стрит потому, что нам не нужны люди, сосредоточенные на том, что случится в следующем квартале или даже в следующем году. Мы хотим, чтобы к нам присоединялись инвесторы потому, что хотят оставаться с нами до самой смерти.

«Героические утверждения творят чудеса, однако в общем итоге».

Если бы я вдруг собрался дробить свои акции, изменился бы состав акционеров? Нет, но для меня это многое изменило бы. И помните, что все места акционеров заняты, как и эта аудитория. Если я скажу то, что обидит всех вас, вы уйдете, а другая группа студентов придет, стану ли я богаче или беднее? Ну, это зависит от того, что собой представляют они и что представляете вы. Я думаю, что у нас уже очень неплохая группа акционеров, которых устраивает эта политика, и думаю, она только закрепляет наши отношения.

ГЕЙТС: Уоррен сделал нечто невероятное, дал понять людям, что это – другие акции, и не стоит рассматривать Berkshire Hathaway как типичную компанию. Устанавливать такую необычную цену за акцию, вероятно, хорошая идея, пока газеты все не испортят. Много проблем вызвала у него, знаете, ширина колонок в таблицах с акциями.

Мистер Баффетт, как вы можете ответить на утверждение, что традиционные методы оценки компаний устарели для современного рынка?

БАФФЕТТ: Я думаю, сейчас трудно найти компании, которые пройдут нашу проверку на низкую оценку их рынком, но не считаю, что методы самой оценки изменились. Просто иногда, например, как в середине 70-х, почти каждая ценная бумага, какую ни возьми, была сильно недооценена. Я когда-то управлял инвестиционным партнерством в течение примерно тринадцати лет, закрыл его в 1969 году, потому что просто ничего не мог найти. Я не потерял способность оценивать компании; просто не осталось компаний, которые были бы достаточно дешевыми, и я не хотел ввязываться в короткие продажи на понижение.

Но считаю, нет никакой магии в оценке любого финансового актива. Финансовый актив означает, по определению, что ты выкладываешь деньги сейчас, чтобы потом вернуть их в будущем. Если бы каждый финансовый актив оценивался соответственно, они все бы продавались по цене, равной той наличности, которая будет получена от них до самого Судного дня, за вычетом текущей процентной ставки. Не было бы никакого вознаграждения за риск потому, что вы бы точно знали, какие купоны на эту «облигацию» были напечатаны начиная с этого дня и до бесконечности. Этот метод оценки и должен использоваться, покупаете вы в 1974 году или в 1998 году. Если я не могу этого рассчитать, я не покупаю. Я лучше подожду.

Будете ли вы сейчас искать более высокий коэффициент цены на прибыль, чем был в 1969 году?

БАФФЕТТ: На этот коэффициент будет влиять процентная ставка. На разницу между нынешним временем и 1969-м или любым другим годом, в плане оценки актива, не будет влиять больше ничего. А теперь, если посмотреть на биржу в общем, можно заметить, что сейчас рентабельность капитала гораздо выше, чем это было в 1969 году, или в 1974 году, или в любое другое время в истории. Так что, если вы хотите сказать, что собираетесь оценивать рынок в общем, вопрос становится: «Вы надеетесь на существующую прибыль на капитал в 20 % для американского бизнеса в целом и считаете, что это реалистичная цифра, которой можно придерживаться в будущем, до бесконечности?» Я бы сказал, что это откровенно опрометчивое предположение и в нем нет никакого коэффициента безопасности. И существующий рынок сбрасывает многое из этого со счетов, так что я сейчас довольно осторожен.

Вы чувствуете, что технологии сделали бизнес эффективным настолько, что за них можно и больше платить?

ГЕЙТС: Определенно возникает одноразовое увеличение производительности, как только вы начинаете использовать технологии, в особенности американские компании используют их лучше, чем конкуренты за пределами США. Вы получаете способность оперативнее общаться или выйти на международный уровень в бизнесе, в котором раньше это было сделать сложно.

Если посмотреть на реально крупных получателей дохода, которые генерируют эту 20 %-ную прибыль на собственный капитал – и делают это на мировом рынке – такие компании, как Coca-Cola, Microsoft, Boeing или General Electric, – я знаю, всем им помогли технологии в той или иной степени. Но не этим объясняется, почему через десять лет они будут получать такую же прибыль на капитал. Почти определенно можно сказать, что есть что-то эфемерное в существующих условиях на рынке.

БАФФЕТТ: Я уверен, что технологии сделали компании более эффективными, и если бы даже я думал наоборот, все равно этого не сказал бы, ведь Билл сидит тут, рядом со мной. Но вопрос, над которым можно поразмышлять, состоит в следующем: давайте предположим, что я нашел способ клонировать Джека Уэлча и сделал 499 его клонов. Джек продолжает управлять General Electric, а его клоны управляют остальными компаниями списка Fortune 500. Можно ли предположить, что у компаний Fortune 500 через пять лет будет выше показатель дохода на собственный капитал?

Я думаю, что ответить на этот вопрос непросто. Потому что если выпустить пятьсот Джеков на рынок, они будут вести дела конкурентным способом, из-за которого в американском бизнесе могут получиться и меньшие доходы, чем если бы у нас была кучка увальней и один Джек соревновался с ними. Если существует большое разнообразие в качестве менеджмента, это сильно увеличивает шансы на то, что сравнительно большое количество человек получат великолепный доход.

Так что я бы сказал, что многие вещи в бизнесе, включая технологии, на самом деле обладают тем же эффектом. Представьте, что вы пошли на парад и стали в толпе наблюдать за оркестром, марширующим по улице. Вы поднимаетесь на цыпочки. Еще через тридцать секунд все остальные тоже поднимаются на цыпочки, для ваших ног это будет сущий кошмар, хотя в итоге видеть лучше вы не будете.

Капитализм обычно нейтрализует сам себя, точно таким же образом в плане улучшений. Это чудесно, потому что качество бизнеса и жизни улучшается, конечно. Но самое сложное – это стоять на цыпочках так, чтобы этого никто не заметил.

Недавняя волна слияний была несколько сумбурной. Не могли бы вы прокомментировать, какую ценность создадут эти слияния для акционеров?

БАФФЕТТ: На самом деле мы вдвоем хотели бы сделать небольшое заявление…

[смех]

Это не прекратится. Слияния будут мотивированы тщательным рассмотрением компаний. На самом деле существует определенный синергетический эффект в большом количестве слияний. Но будет этот эффект или нет, слияния все равно будут происходить.

Исполнительный директор компании не может быть тряпкой. Ему не будет чужд животный дух. И это становится заразным.

Я был директором девятнадцати различных акционерных обществ на протяжении своей жизни и могу сказать, что встречи выливаются в приобретение и слияние гораздо чаще, когда конкуренты определенной компании тоже делают нечто подобное. Пока наша экономика работает так, как сейчас, думаю, она работает очень неплохо, мы еще не раз увидим такое. В общем-то, оживленный рынок обычно порождает большое количество слияний, потому что валюта каждого более полезна в данных условиях. Через несколько недель Berkshire Hathaway согласилась заплатить $23,5 миллиарда акциями, чтобы купить General Re, третью по величине компанию в мире в сфере перестрахования.

ГЕЙТС: Я думаю, что хорошо обладать здоровым скептицизмом. Но General Motors была создана благодаря реструктуризации автомобильной индустрии – от компаний, которые производили определенные детали, до компаний, которые делали всю работу. И те, кто это пропустил, были просто уничтожены.

Мы купили много небольших компаний, для нас это было жизненно важно. Эти компании сами по себе не выжили бы на рынке, но их способности в комбинации с нашими позволили создать лучший набор продуктов, чем если бы это происходило по отдельности.

Я думаю, в банковской индустрии на данный момент банкам средних размеров лучше будет поучаствовать во всем ныне происходящем. Столько банков в нашей стране и не нужно, так что некоторые просто закроются. Но происходит и много глупых слияний.

В конце концов, становятся ли акционеры богаче после слияния компаний?

БАФФЕТТ: В большинстве сделок лучше быть целью, нежели приобретателем. Приобретатель платит за то, что ему приходится тащить в свою пещеру тушу побежденного животного.

Однако я подозрительно отношусь к людям, которые покупают компании каждую неделю. Если рассматривать выдающиеся компании – скажем, Microsoft, или Intel, или WalMart, – их рост по большей части был внутренним. Очень часто, если какая-то компания приобретает слишком много других, им кажется, что они используют лишь «игрушечные деньги», однако определенные аспекты этой игры могут выйти боком.

Кроме того, я бы хотел, чтобы компании, подвергшиеся слиянию, продолжали управляться по старой схеме, вместо того чтобы по уши зарыться в бухгалтерию и выдвигать крупные реструктуризационные изменения. Я становлюсь недоверчивым, если происходит слишком много действий. Мне нравится наблюдать естественный рост.

6. Какая чушь!

Уоррен и Билл рассматривают свои ошибки, своих бизнес-партнеров и преемственность менеджеров

Какое самое лучшее бизнес-решение вы приняли?

БАФФЕТТ: По сути, в принципе начать этим заниматься. Лучшая характеристика инвестиционного бизнеса в том, что вам не приходится заключать много сделок, чтобы преуспеть. На самом деле, если бы, когда вы выпускались из бизнес-школы, вам давали бланк с двадцатью строчками, то каждый раз, принимая хорошее инвестиционное решение, заполняли бы одну из строчек, – большего вам и не дано. Это все. За всю жизнь вы примете только двадцать хороших инвестиционных решений. И вы могли бы стать очень богатым, между прочим. Здесь и не нужно искать пятьдесят хороших идей.

«Невозможно хорошо разбираться в инвестировании до тех пор, пока вы не научитесь мыслить независимо».

Надеюсь, то решение, которое я принял вчера, было хорошим. Но они всегда были просты и очевидны для меня. Суть в том, что вы распознаете отличную сделку, когда увидите ее. Они такие дешевые. Когда я выпустился из Колумбийского университета, штудировал справочники Муди страницу за страницей – справочники индустриальных компаний, транспортных компаний, финансовых компаний, – я просто искал. И нашел акции по цене одноразового заработка. Это была Genessee Valley Gas, крохотная коммунальная компания на севере штата Нью-Йорк, которая продавалась по цене одного заработка. По поводу нее не было никаких брокерских докладов, никакой информации, однако необходимо было лишь перевернуть страницу. Сделка отлично сработала, и я на самом деле пролистал эту книгу второй раз. Билл в то время читал энциклопедию World Book. С тех пор он не считает ее бизнесом.

ГЕЙТС: Мы сегодня за завтраком разговаривали о том, какое из решений Уоррена было самым худшим. Подобное сложно найти, потому что его показатели просто невероятны. Но решили, что, по некоторым меркам, покупка той компании, в честь которой названа его нынешняя – Berkshire Hathaway, – была, вероятно, его худшим решением.

БАФФЕТТ: Это правда. Мы влезли в ужасный бизнес потому, что компания дешево продавалась. Я называю этот подход к инвестированию «окурок». Вы находите окурок, он размяк, сморщился, но в нем осталась еще одна затяжка, и он достался вам бесплатно. Такой и была Berkshire, когда мы купили ее – она продавалась по стоимости ниже оборотного капитала, – но это была ужасная, ужасная ошибка.

Я принял кучу плохих решений, которые стоили нам миллиарды долларов. Они скорее были ошибками упущения, чем ошибками допущения. Однако я не переживаю по поводу того, что не купил Microsoft, потому что не понимаю этот бизнес. И бизнес Intel я тоже не понимаю. Но есть сферы, в которых я прекрасно разбираюсь, – например, Fannie Mae была одной из компаний моей сферы компетентности. Я принял решение купить ее, но просто почему-то этого не сделал. Мы заработали бы миллиарды долларов. Но не заработали. Традиционный бухучет не учитывает этого, но, поверьте, убытки мы понесли колоссальные.

ГЕЙТС: Должен признаться, что для меня лучшим принятым бизнес-решением оказался правильный выбор сотрудников. Решение основать бизнес вместе с Полом Алленом, вероятно, одно из первых в списке, второе – что я нанял своего друга Стива Балмера, который с тех пор является моим основным бизнес-партнером. Очень важно иметь рядом человека, которому полностью доверяешь, который предан делу, разделяет твое видение, всегда тебя проверяет, и у которого, однако, немного отличный от твоего набор навыков. Когда я советуюсь с ним по поводу некоторых идей, знаю, что он скажет: «Эй, подожди-ка, а ты думал об этом? А вот об этом?» Общение с человеком, который обладает такого рода интеллектом, не только делает бизнес интереснее, но на самом деле ведет к большому успеху.

БАФФЕТТ: У меня тоже есть такой партнер – Чарли Мангер, – и вот уже долгие годы он делает для меня именно то, о чем говорит Билл. Однако с мнением Чарли стоит аккуратнее обходиться, потому что он всегда говорит, что мои идеи – чепуха. Если он говорит, что это глупость несусветная, чаще всего так и есть, но если просто говорит, что я говорю глупость, я принимаю это как голос в мою пользу.

Кажется, что успех ваших компаний определяется вашими лидерскими способностями. Что произойдет, когда вас не станет?

БАФФЕТТ: Это предположение неверно. Я буду продолжать свою работу примерно еще лет пять после того, как умру, и даже подарил директорам спиритическую доску, чтобы они оставались со мной на связи. Но если спиритическая доска не сработает, в компании все равно есть прекрасные менеджеры, которые могут делать то же, что делаю я. Люди не перестанут пить колу, если я умру сегодня вечером, не перестанут бриться, есть конфеты See’s или батончики Dilly Bars, ничего подобного. Наши компании выпускают великолепные продукты, ими управляют выдающиеся менеджеры, и руководству Berkshire необходим лишь человек, который сможет ассигновывать капитал и следить, чтобы в компании работали правильные менеджеры. Мы нашли людей, которые будут этим заниматься, и совет директоров Berkshire знает, кто это.

На самом деле я уже отослал одно письмо, в котором говорится, что следует делать в случае моей кончины, и есть еще одно, адресата которого вы в свое время узнаете. Начинается оно со слов «Вчера я умер», а далее следуют указания по поводу дальнейших планов компании.

ГЕЙТС: Мое отношение очень похоже на отношение Уоррена. Я хочу продолжать заниматься тем же, чем и сейчас, еще долгое время. Думаю, лет через десять или около того, даже если я все еще буду полностью заниматься Microsoft, потому что это – мое дело, выберу кого-нибудь еще в качестве исполнительного директора.

БАФФЕТТ: Я вижу несколько рук в аудитории.

ГЕЙТС: Пройдет немало времени с этого момента, но наши топ-менеджеры всегда сидят и говорят о преемственности вообще, потому что мы стараемся давать людям возможность двигаться вперед. Мы не хотели бы создавать ощущение стагнации в компании, чтобы сотрудники не чувствовали, что надо уйти в другой бизнес, решать более значимые проблемы. Наш рост здесь очень помогает. Мы создаем серьезные рабочие места для людей. Выбор следующего директора – я об этом очень много думаю, но еще есть, вероятно, хотя бы пять лет, прежде чем мне придется принять какое-то более конкретное решение. Если произойдет что-то непредвиденное, что ж, есть и запасной план.

7. Я займусь благотворительностью, когда буду готов

Билл и Уоррен объясняют, почему собираются пожертвовать 99 % своего богатства

Как самые успешные бизнесмены в мире, какую роль вы отводите себе во внесении вклада в общество? И как вы используете свое влияние, чтобы и другие сделали свой вклад?

БАФФЕТТ: У нас похожая философия на этот счет. Я могу сказать за себя, что 99 с лишним процентов состояния верну обществу, просто потому, что общество невероятно хорошо со мной обращалось.

Мне везет. Я не умею быстро бегать, но имею такие способности в определенном смысле, что в капиталистической экономике достигаю неплохих успехов. Я не создан для футбола, не создан для игры на скрипке. Я занимаюсь тем, что очень хорошо оплачивается в этом обществе. Как говорит Билл, если бы я родился раньше, стал бы обедом для какого-нибудь животного.

Я не верю в право по рождению. Честно говоря, я не считаю, что квотербеком футбольной команды Небраски в следующем году должен быть старший сын квотербека команды Небраски двадцать два года назад. Так же как не думаю, что наша олимпийская команда в 2000 году должна состоять из детей спортсменов, которые участвовали в Олимпиаде в соответствующих видах спорта в 1976 году.

Мы верим в меритократию, когда дело касается спорта и подобных вещей. Так почему бы не ввести меритократию в отношении продуктивных способностей? Позвольте ресурсам направляться к тем, кто использует их лучше всего, и тогда, я считаю, они должны будут вернуть их обратно обществу, когда справятся со своей задачей.

ГЕЙТС: Это отличная философия, не говоря уже о том, что передать по наследству большое количество денег может быть плохо для тех, кто их получит.

БАФФЕТТ: Лучше не выносить это на голосование.

Используете ли вы свое влияние успешных бизнесменов на других, даже тех, кто не так успешен, чтобы убедить их заниматься благотворительностью?

БАФФЕТТ: Давайте я предложу другой способ рассуждений на эту тему. Давайте предположим, что за сутки до того, как вы родились, появился джинн и сказал: «Ты кажешься мне победителем. Я сильно в тебя верю и позволю тебе устанавливать правила общества, в котором ты родишься. Ты можешь устанавливать экономические и социальные правила, и те правила, которые ты установишь, будут применяться во время твоей жизни и во время жизни твоих детей».

И вы говорите: «Что ж, это прекрасно, а в чем загвоздка?»

А джинн отвечает: «Загвоздка вот в чем. Ты не знаешь, родишься ли ты богатым или бедным, белым или черным, женщиной или мужчиной, здоровым или инвалидом, умным или отсталым». Итак, все, что вы знаете, – это что получите один шанс из 5,8 миллиона. Вы будете участвовать в том, что я называю «яичниковая лотерея». Это – самое важное, что случится в жизни, но вы это никак не контролируете. Этот момент определит не только оценки в школе – он определит все, что произойдет с вами в будущем.

А теперь скажите, какие правила вы хотите установить? Я не собираюсь подсказывать ответы, и никто вам не подскажет; нужно самому придумать. Но ответы повлияют на то, что вы напишете в своем завещании, на вещи подобного рода. Вы захотите создать систему, которая производит больше продуктов и услуг. На планете живет большое количество людей, и вы захотите, чтобы они жили довольно хорошо, чтобы дети жили лучше, чем вы, и чтобы ваши внуки жили лучше, чем ваши дети. Вы захотите создать систему, в которой Билл Гейтс, Энди Грув и Джек Уэлш будут работать гораздо, гораздо больше после того, как им уже не нужно будет работать. Вы захотите, чтобы самые одаренные люди работали более двенадцати часов в день. Итак, вы, должно быть, захотите создать систему, которая будет стимулировать выпуск продукции и услуг.

Вы также захотите создать систему, которая заботится о тех, кому не повезло. Если в этой системе будет производиться достаточно продуктов и услуг, то вы сможете о них позаботиться. Вы захотите сделать так, чтобы люди не беспокоились о том, что будут болеть в старости, и не боялись идти поздно вечером домой. Вы захотите создать систему, в которой люди будут свободны от страха до определенной степени.

Так что вы попытаетесь устроить все, исходя из предположения, что у вас есть товары и услуги для решения подобных проблем. Вы захотите создать равенство возможностей – короче говоря, хорошую систему государственных школ, – чтобы чувствовать, что каждый талантливый ребенок получит необходимые условия для развития. И система налогов будет сформирована, основываясь на этом. А что делать с деньгами, которые вы зарабатываете, – это еще один вопрос для размышления. Вообще, все придумывают разные системы. Я предлагаю вам поиграть в эту игру.

Как вы рассматриваете себя с точки зрения лидеров в аспектах жизнедеятельности человеческого опыта, отличных от бизнеса?

ГЕЙТС: Если хорошо разбираешься в чем-то, нужно быть осторожным – не стоит полагать, что умеешь делать все, порой это вещи, которые вообще не обязательно уметь. Я каждый день прихожу на работу, где мы с отличной командой бьемся над вопросом, как сделать отличное программное обеспечение, стараемся получить обратную связь от клиентов, проводим исследования. И это – типичная работа для меня, я достиг успеха в этом, но люди почему-то ожидают, что я разбираюсь во всех вопросах, что далеко не так.

Я действительно думаю, что некоторые способы нашего управления компанией – например, методы рекрутинга и создание ниши на рынке, использование фондовых опционов – будут хорошими уроками для других бизнесов. Я всегда стараюсь быть осторожным и не предполагать, что мы нашли решение всем проблемам.

БАФФЕТТ: Можно многому научиться, изучив Microsoft и Билла. И больше всего вы узнаете, изучая то, как год за годом он делает свою работу. Но если бы он посвятил 5 % или 10 % тому, чем он сейчас занимается, а остальное внимание стал уделять другим вещам – общество бы сильно обеднело, по моему мнению.

«Если вы все такие умные, то почему я тогда такой богатый?»

Билл прав относительно некоторых вещей – например, реформы финансирования избирательных кампаний: может, и стоит занять какую-то позицию. Но все же не стоит говорить, что весь мир должен следовать твоей позиции. Я не доверяю людям, которые хорошо справились с одним делом – это может быть также хороший спортсмен или деятель искусства, которые потом начинают думать, что имеют право диктовать всему миру, как вести себя в том или ином случае. Считать, что мы дадим лучший совет по любому вопросу только потому, что заработали много денег, это просто безумие.

Заметка редактора: ответив на последний вопрос, два миллиардера раскланялись и спешно покинули сцену, хотя зрители определенно послушали бы их еще пару часов. Но нет: их еще ждал бридж.