Почему инвестиции в акции лучше, чем в золото или облигации

Золото – это бесплодный актив; облигации редко приносят большой доход инвесторам; а вот хорошо подобранные продуктивные активы, такие как обыкновенные акции или земля – логичны в плане перспектив на получение приличных доходов.

Это – главные мысли статьи, которая представлена ниже, отрывок (под заголовком Fortune) из ежегодного отчета Уоррена Баффетта Berkshire за 2011 год. Это также основные принципы, согласно которым Баффетт вел свою инвестиционную жизнь. Отрывок представляется нам идеальным вариантом завершить книгу о нашей экспедиции по жизни Баффетта длиной в сорок шесть лет – эту бизнес-биографию, которая разворачивалась на страницах журнала Fortune.

Необходимо также добавить, что Баффетт сделал, одновременно как инвестор и бизнесмен, за эти сорок шесть лет. В 1966 году он был владельцем не слишком известного хедж-фонда, Buffett Partnership, а также владельцем контрольного пакета акций и по факту исполнительным директором небольшой текстильной компании из Новой Англии, Berkshire Hathaway, с ежегодным доходом в $49 миллионов. К 2011 году Berkshire была седьмой компанией в списке Fortune 500 с доходом в $144 миллиарда. Скачок в доходах, который по большому счету никто не замечал – даже Баффетт был удивлен, узнав, что это различие отметили, – просто невероятен: больше никто за свою жизнь не смог вывести компанию из глубокой тени в топ 10 списка 500 самых богатых компаний.

Баффетт сказал, что это не имеет значения – доходы не так уж важны. Рыночная стоимость – этот показатель он уважает гораздо больше, и в 2011 году Berkshire стояла на 9-м месте в списке Fortune 500 со стоимостью $202 миллиарда. До этого самой головокружительно выросшей компанией была другая, построенная одним человеком за его жизнь, Apple покойного Стива Джобса, чья рыночная стоимость была на тот момент огромна – $569 миллиардов. Эти двое узнали друг друга несколько десятилетий назад, когда оба были членами совета директоров Гриннеллского колледжа. Они редко говорили друг с другом после этого, и Баффетт лишь вспомнил, что однажды, не так давно, Джобс позвонил ему, чтобы посоветоваться по поводу идей использования избыточной наличности Apple – а потом не сделал ничего из того, что предложил Баффетт.

Хедж-фонд Buffett Partnership исчез из жизни Баффетта уже давно, закрылся в конце 1969 года потому, что Баффетт не переваривал спекуляции, которые появились на рынке. Но те $100 миллионов, которые на тот момент компания вкладывала в инвестирование, были семенем, так сказать, для $86 миллиардов собственного капитала компании, которые Berkshire получила несколько месяцев назад, в июне. Крупные ставки Баффетта распределены по всей американской экономике: у Berkshire тогда было $15,6 миллиарда в Coca-Cola, $13,7 миллиарда в Wells Fargo, $13 миллиардов в IBM и $8,8 миллиарда в American Express.

В 2012 году финансовые подвиги Berkshire затмили две новости от Баффетта. Первая появилась немного раньше, в августе 2011 года, в газете New York Times. Там была напечатана публицистическая статья под названием «Перестаньте нянчиться с богачами». Баффетт сравнивал низкую налоговую ставку, которую платил он (17 %) со ставками двадцати других людей, работающих в его офисе (от 33 % до 41 %), и призывал к увеличению налогов для всех, кто зарабатывает более $1 миллиона. В год выборов 2012 года администрация Обамы одновременно приняла и расширила это предложение, поддержав «Правило Баффетта» – которое тут же вызвало серьезную полемику, обложить налогом каждого с доходом свыше $250 тысяч. Баффетт усмехнулся: «Всегда хотел, чтобы в честь меня называли налог».

Вторую новость Баффетт сообщил в пресс-релизе от 17 апреля. У него диагностировали рак простаты первой степени, однако он отметил (среди других уточнений), что рак не распространился на предстательную железу. Я пишу это уже в середине сентября, когда Баффетт только что закончил двухмесячный курс радиотерапии в больнице Омахи. Во время лечения он чувствовал усталость, которая обычно сопровождает терапию, и, соответственно, решил некоторое время поработать дома. Сейчас Баффетту восемьдесят два, и он абсолютно уверен, что переживет эту болезнь и проживет еще много лет, как большое количество мужчин, переживших это, и очень скоро снова, приплясывая, побежит на работу.

Кэрол Лумис

Инвестирование часто описывается как вложение денег сейчас в надежде, получить больше денег в будущем. В Berkshire Hathaway мы практикуем более требовательный подход, определяя инвестирование как передачу другим покупательской способности сейчас, оправданно ожидая получить больше покупательской способности – после того как будут уплачены налоги на номинальные доходы – в будущем. Короче говоря, инвестирование – это воздержание от потребления сейчас, чтобы иметь в будущем возможность потреблять больше в поздние сроки.

Из нашего определения вытекает довольно важное заключение: рискованность инвестиций не измеряется «бета» (Термин с Уолл-стрит, касающийся волатильности и часто используемый для измерения риска. – Прим. перев.), но скорее вероятностью – обоснованной вероятностью, – что эта инвестиция вызовет потерю покупательской способности у ее обладателя за предположительный период владения инвестицией. Активы могут сильно изменяться в цене и не быть рискованными, пока обоснованно приносят увеличенную покупательскую способность за период владения ими. И, как мы увидим, не изменяющийся в цене актив тоже может быть нагружен риском.

Инвестиционных возможностей очень много, и они различны. Есть три главные категории, однако очень важно понимать характеристики каждой. Так что давайте исследуем это поле деятельности.

Инвестиции, которые обозначаются данной валютой, включают фонды денежного рынка, облигации, ипотечные кредиты, банковские депозиты и другие инструменты. Большая часть этих инвестиций, основанных на валюте, считаются безопасными, хотя на самом деле являются самыми опасными активами. Их бета может быть нулевой, но риски здесь огромны.

«Довольно странно уже после завершения сделки говорить, что вас обокрали, только потому, что противоположная сторона оказалась умнее вас».

В прошлом веке эти инструменты разрушили покупательскую способность инвесторов во многих странах, даже несмотря на то, что владельцы продолжали получать своевременную выплату процентов и номинальной стоимости. Более того, этот отвратительный результат всегда будет повторяться. Правительства государств определяют высшую стоимость денег, и силы системы иногда будут вызывать необходимость прибегать к политике, провоцирующей инфляцию. Время от времени эта политика будет выходить из-под контроля.

Даже в США, где стремление к стабильности валюты довольно сильно, доллар упал в цене на 86 % с 1965 года, когда я принял на себя руководство Berkshire. Теперь нужно не менее $7, чтобы купить то, что можно было купить за $1 в то время. Соответственно, организации, которая не платит налоги, необходима была процентная ставка в 4,3 % ежегодно от инвестиций в облигации за этот период, просто чтобы поддерживать покупательскую способность. Менеджеры организации просто обманут сами себя, если будут считать, что какая-нибудь часть этого процента может считаться «доходом».

Для инвесторов, которые платили налоги, картина была гораздо хуже. Во время одного и того же 47-летнего периода постоянный документооборот Казначейства приносил 5,7 % ежегодно. Это звучит удовлетворительно. Но если индивидуальный инвестор платил бы налог на личные доходы на уровне в среднем в 25 %, эта прибыль в 5,7 % ничего бы не принесла в смысле реального дохода. Видимый подоходный налог этого инвестора лишил бы его 1,4 % заявленного дохода, а невидимая инфляция проглотила бы оставшиеся 4,3 %. Стоит отметить, что имплицитный инфляционный налог более чем в три раза превышал эксплицитный подоходный налог, которые наши инвесторы, вероятно, считали своей главной нагрузкой. In God We Trust («На Бога уповаем». – Прим. перев.) может быть напечатано на нашей валюте, но рука, запускающая печатный станок нашего правительства, абсолютно точно человеческая.

Высокие процентные ставки, конечно, могут компенсировать покупки с инфляционным риском, с которыми сталкиваются в инвестициях, основанных на валюте, – и на самом деле ставки в начале 1980-х прекрасно справлялись со своей работой. Современные ставки, однако, и близко не подходят к компенсации риска потери покупательской способности, которую предполагают инвесторы. Сейчас облигации нужно выпускать с предупреждающим знаком.

В современных условиях тем не менее я не люблю инвестиции, основанные на валюте. Даже несмотря на это, Berkshire имеет значительное их количество, в основном краткосрочного плана. В Berkshire необходимость избыточной ликвидности играет центральную роль, и мы ею никогда не будем пренебрегать, какими бы ни были неадекватными процентные ставки. Обеспечивая эту необходимость, мы в основном держим в активе казначейские векселя, и это единственная инвестиция, на которую можно рассчитывать в плане ликвидности в самых хаотичных экономических условиях. Наш рабочий уровень ликвидности – $20 миллиардов; $10 миллиардов – абсолютный минимум.

Кроме требований необходимости ликвидности и регулятивных органов мы будем покупать связанные с валютой ценные бумаги, только если они будут предполагать возможность приличных доходов – либо потому, что определенный кредит недооценен, как возможно при крахе некоторых рисковых облигаций, или из-за того, что ставки поднимаются до уровня, который предоставляет возможность реализации заметного объема прибыли на капитал на первоклассные облигации, когда ставки понижаются. Хотя мы пользовались обеими возможностями в прошлом – и можем сделать то же самое снова, – теперь на 180 градусов отвернулись от подобных перспектив. Сегодня комментарий, который когда-то произнес Шелби Каллом Девис, кажется уместным: «Облигации рекламируются как возможность безрискового дохода, но теперь продаются по цене, которая обеспечивает бездоходный риск».

Вторая крупная категория инвестиций включает в себя активы, которые никогда ничего не произведут и покупаются в надежде на то, что кто-то еще – кто также знает, что активы не будут приносить прибыль никогда – заплатит за них больше в будущем. Любимым вложением таких покупателей в XVII веке были тюльпаны.

Этот тип инвестирования требует увеличения количества покупателей, которые, в свою очередь, привлекаются в надежде, что количество желающих инвестировать будет расти и дальше. Владельцы вдохновляются не тем, что может произвести актив – этот показатель останется на нуле, – но скорее верой в то, что другие захотят приобрести его сильнее в будущем.

Самый главный актив этой категории – золото, ныне очень любимое всеми инвесторами, которые боятся других активов, особенно бумажных денег (стоимости которых, как мы уже упоминали, действительно стоит бояться). У золота, однако, есть два значительных недостатка – оно не особо используется и ничего не производит. На самом деле, у золота есть некоторое промышленное и декоративное применение, но спрос на эти покупки одновременно ограничен и не способен создать новое производство. Тем временем если вы владеете несколькими граммами золота всю жизнь, то в итоге будете владеть всего лишь несколькими граммами золота.

Покупателей золота мотивирует ожидание, что количество тех, кто боится других активов, будет расти. За последнее десятилетие это предположение оказалось верным. Кроме этого, увеличивающаяся цена сама по себе генерировала дополнительный энтузиазм, привлекая покупателей, которые видят увеличение цены, как утверждение инвестиционного предложения. Когда «самые популярные» инвесторы примкнут к любой из сторон, они создают собственную правду – на какое-то время.

За последние пятнадцать лет одновременно интернет-акции и недвижимость продемонстрировали невероятное повышение цены, которое могло быть создано комбинацией изначально веского предложения и хорошо разрекламированными увеличивающимися ценами. Армия изначально скептически настроенных инвесторов поддалась «доказательству», обеспеченному рынком и пулом покупателей, который на то время значительно вырос, чтобы поддерживать это движение. Но пузыри, которые разрастаются до больших размеров, неизбежно лопаются. И потом старая пословица еще раз подтверждает: «То, что мудрый человек делает вначале, дурак делает в конце».

Сегодня мировой запас золота около 170 000 метрических тонн. Если все это золото сплавить вместе, сформируется куб примерно в 21 метр с каждой стороны. (Представить можно, что он удобно войдет в бейсбольное поле.) При цене в $1,750 тысячи за унцию (примерно 28 граммов) – цена золота на момент, когда я это пишу, – цена всего куба составит около $9,6 триллиона. Назовем этот куб активом А.

Теперь давайте создадим актив В, который будет стоить столько же. Для этого мы могли бы купить всю пахотную землю в США (400 миллионов акров с прибылью в $200 миллиардов ежегодно), плюс 16 компаний Exxon Mobils (самая доходная компания в мире, с ежегодным доходом более $40 миллионов). После этих покупок у нас останется примерно еще $1 триллион в качестве денег на карманные расходы (не стоить чувствовать стеснения в средствах после такого количества покупок). А теперь представьте себе инвестора с $9,6 триллиона – что он выберет, актив А или актив Б?

Кроме неточной оценки, учитывая существующее количество и текущую цену, выработка добавляет около $160 миллиардов. Покупатели – будут ли это ювелиры, или промышленные покупатели, испуганные люди, или спекулянты – должны постоянно поглощать этот дополнительный доход, просто чтобы поддерживать равновесие по текущим ценам.

Через сто лет 400 миллионов акров фермерских земель произведут невероятное количество кукурузы, пшеницы, хлопка и других культур – и будут продолжать производить ценности, какой бы стоимостью ни обладала валюта. Exxon Mobil, вероятно, принесет триллионы долларов в дивидендах своим владельцами и также будет накапливать активы в еще большем количестве триллионов долларов (и, помните, у вас таких Exxon шестнадцать штук). 170 000 тонн золота будут неизменными в размере и ничего не произведут. Вы можете холить и лелеять этот куб, но он вам ничем не ответит.

Конечно, если люди через сто лет будут бояться перемен в экономике, скорее всего, они все еще будут гнаться за золотом. Я уверен, однако, что $9,6 триллиона по нынешней цене актива А за сто лет увеличатся по ставке, гораздо меньшей, чем актив Б.

Первые две категории обладают максимальной популярностью во время приступов паники: ужас перед экономическим крахом притягивает отдельных инвесторов к активам, основанным на валюте, в частности, облигациям (долговым обязательствам США), а страх обвала валюты порождает переход к таким стерильным активам, как золото. Мы слышали, что «наличность – король», в конце 2008 года, когда наличность нужно было скорее использовать, а не держать. Точно так же считалось, что «наличность – мусор», в начале 1980-х, когда инвестиции, фиксированные на долларе, были на самом выгодном уровне за всю историю. В этих случаях инвесторы, которым была необходима поддерживающая их мнение толпа, немало заплатили за этот комфорт.

Моим личным предпочтением – вы знали, скажу об этом – стала третья категория: инвестиции в продуктивные активы, будет ли это бизнес, фермы или недвижимость. В идеале эти активы должны иметь способность при высокой инфляции обеспечивать доход, который будет обладать такой же покупательской способностью, требуя минимальных новых инвестиций капитала. Фермы, недвижимость и многие бизнесы, такие как Coca-Cola, IBM и наш собственный See’s Candy, проходят по этим двойным требованиям. Некоторые другие компании – подумайте о регулируемых коммунальных компаниях, например, – не проходят, потому что инфляция требует большого вложения капитала в них. Чтобы больше зарабатывать, их владельцы должны больше инвестировать. Даже несмотря на это, подобные инвестиции будут лучше, чем непродуктивные или основанные на валюте.

«Самая глупая и бессмысленная причина в мире для покупки акций – это исходить из того, что она повышается».

Будет ли валюта через сто лет обеспечиваться золотом, ракушками, зубами акул или куском бумаги (как сейчас), люди захотят поменять пару минут их ежедневного труда на банку Coca-Cola или карамели от See’s. В будущем население США будет использовать больше товаров, потреблять больше еды и требовать больше пространства для жилья, чем сейчас. Люди будут всегда менять то, что они производят, на то, что производят другие.

Бизнес в нашей стране будет продолжать эффективно обеспечивать товары и сервисы, которых жаждут граждане. Если говорить метафорически, эти коммерческие «коровы» будут жить веками и давать даже большее количество «молока». Их ценность будет определена не по среднему курсу обмена, а скорее по способности производить молоко. То, что получат владельцы коров от продажи молока, будет накапливаться, так же как это было в XX веке, когда промышленный индекс Доу – Джонса подскочил с 66 до 11 497 (учитывая выплату долгов и дивидендов).

Цель Berkshire – увеличивать долю владения первоклассными компаниями. Изначально мы стремимся к тому, чтобы купить компании раз и навсегда, – но также не исключаем покупку частей, держа в активах измеримое количество акций, имеющих спрос на рынке. Я считаю, что за любой продолжительный период времени эта категория инвестирования окажется крупнейшим победителем среди трех, которые мы рассмотрели. Что более важно, она будет всегда самой безопасной.

27 февраля 2012 года

Отрывок из письма Баффетта акционерам – ежегодного отчета Berkshire Hathaway за 2011 год